Страница 13 из 14
– И вам доброе утро! – ответил я и плюхнулся на свободный стул.
Ко мне тотчас же подлетела тарелка с горячими золотистыми блинами, политыми клубничным вареньем.
– Кушай, внучек! – сказала тарелка голосом бабы Дуни.
Не успел я запихать в рот первый блин, как с улицы кто-то громко постучал в ворота.
– Кого там принесло с утра пораньше? – недовольно проворчал прадед.
– Сиди, дед Миша, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Я схожу, посмотрю. Мыш, пригляди, чтобы они мои блины не сожрали, ладно?
– Хорошо, Немой! – кивнул Мыш. – Но учти, что жевать на ходу – вредно для здоровья.
– Ничего, – улыбнулся я, – моему здоровью хер навредишь! А ты почему один? Где супруга?
– С детьми, – ответил Мыш. – Она стесняется пока – не привыкла ещё.
– А чего нас стесняться? – удивился я и вышел за дверь.
На улице я с удовольствием втянул в себя свежий воздух. Он ещё не успел нагреться и сохранил остатки ночной прохлады.
Хорошо-то как, бля!
В ворота снова постучали.
Я спустился с крыльца и заметил, что земля вдоль забора еле заметно вспучилась. Или показалось? Я пригляделся – нет, не показалось! Земля, действительно, слегка шевелилась. Питомцы деда Миши исправно несли сторожевую службу.
Я подошёл к воротам и отодвинул тяжёлый засов.
За воротами стояли трое. Они выстроились друг за другом, словно занимали очередь.
Первым стоял крохотный мужичок с растрёпанными волосами и бородой соломенного цвета. Ростом он едва доходил мне до пояса.
Мужичок был замотан в холщовый мешок, из которого торчали голые волосатые ноги и тощие руки.
За лохматым карликом стоял, судя по виду, его двоюродный брат. Ростом не выше первого, но борода и волосы русые. К бороде прилипли высохшие берёзовые листья. Одеждой ему служил измочаленный банный веник.
Замыкал очередь коренастый детина, чем-то похожий на Василу. На его грубом, словно топором вырубленном лице простодушно моргали светло-голубые глаза.
Услышав скрип ворот, вся троица с надеждой уставилась на меня.
– Вам чего? – спросил я, на всякий случай загораживая телом проход.
– Мы к князю! – уверенным басом ответил первый мужичок. – На приём пришли, с жалобами. По обычаю.
Охереть!
– К какому князю? – офигевая, спросил я.
– К Немому! – вразнобой загалдели гости.
– Вы вместе, что ли? – не понял я.
– Нет, – снова пробасил первый мужичок. – Где это видано, чтобы домовой с банником вместе ходил?
– Домовой – это ты? – уточнил я.
– Да, – важно кивнул мужичок.
– А ты – банник? – спросил я одетого в веник.
– Банник. С Кузнечного конца.
– А ты?
Я посмотрел на голубоглазого детину.
– Я болотник. Из Лопухинки. Там за деревней клюквенное болотце, так я в нём живу. Клюква ещё не поспела, извини. Я вот грибочков принёс.
Детина вытащил из-за спины корзинку, полную грибов.
– Тут, понимаешь, какое дело… – начал он.
Но банник с домовым не дали ему договорить.
– Куда ты без очереди?!
– Так я с темноты стою, – начал оправдываться болотник, – всю ночь шёл.
– Мало ли, кто откуда шёл! – зашипел домовой. – Что там у тебя важного, в твоей Лопухинке? Вот у меня беда самая настоящая!
– А у меня?! – подхватил банник. – Совсем стыд потеряли!
– Но я же первый у ворот стоял, – упрямился болотник.
Бля!
Я отпихнул пяткой любопытного шейлуньского червяка, который решил посмотреть на гостей. Приоткрыл ворота пошире.
– Заходите, все трое! И за мной – в дом. Только с тропинки не сворачивать – сожрут!
Сытин, увидев гостей, удивлённо поднял брови.
– Это ещё кто?
– Жалобщики мы, – важно ответил домовой. – К князю с жалобами пришли.
– К Немому?
Сытин весело заржал.
– Всё, Немой! Началась твоя служба!
Домовой уставился на меня.
– Это ты князь?
– Ну, я.
– А почему сам ворота отпираешь? У тебя что, слуг нет?
Бля! Твоё-то какое дело?
Банник тоже глядел на меня с удивлением, но помалкивал.
– Князь должен государственные вопросы решать! – поучал меня домовой. – А ворота открывают слуги. Они для того и нужны!
Охереть!
– Так, дядя! – невежливо перебил я домового. – Давай я без тебя разберусь, как мне жить. Что там у тебя за жалоба? Говори и проваливай! В смысле – иди заниматься важными делами. И другим не мешай.
– Вот видишь! – с торжеством сказал домовой болотнику. – Князь сразу разобрался, чьё дело важнее! Он хоть и молодой, но соображает! Подучиться ему, конечно, не мешает, но это дело наживное!
Болотник уныло втянул голову в широкие плечи.
– Ты посиди пока, – сказал я ему. – Блинов поешь. Сам же говорил – всю ночь шёл из Лопухинки. Проголодался?
Болотник кивнул и бочком примостился на свободный стул. Баба Дуня поставила перед ним тарелку с блинами, а Мыш пододвинул миску со сметаной.
Домовой с негодованием уставился на меня.
– А мы как же? Мы тоже гости! Это что же получается? Болотника-деревенщину князь за стол посадил, а порядочные городские жители так обойдутся?
Бля!
– Баба Дуня! – в отчаянии взвыл я.
– Я помогу! – сказала Глашка и убежала в кухню.
Умница моя!
– Так! – сказал я. – Сейчас все молча пожрём. А потом выскажете свои жалобы.
Потирая руки, я плюхнулся за стол. Моя тарелка была пуста. Мыш смущённо смотрел на меня.
– Не смог отбиться от проглотов? – ухмыльнулся я. – Надо было их копьём херачить. Хотя, они все такие крутые колдуны, что и копьё хрен поможет.
Сытин с Михеем заржали.
– И я колдунья? – спросила Глашка, внося сразу две тарелки с блинами.
Она явно набивалась на комплимент.
– Ты – самая крутая! – я приобнял её за плечи. – Просто шифруешься.
Глашка довольно улыбнулась, но блины поставила перед домовым и банником.
Домовой важно кивнул.
– Спасибо за уважение, князь!
И принялся с аппетитом чавкать.
– Прости, Немой! – виновато сказал Мыш. – Я всю ночь осваивал духовную практику Ипато Покуяки. А после неё такой аппетит, что…
От нашего хохота чуть потолок в столовой не рухнул.
– Мыш, – сказал я. – я очень рад за твою счастливую семейную жизнь. Для такого никаких блинов не жалко. Тем более что баба Дуня ещё напечёт. Правда, баб Дуня?
– Сейчас, внучек! – откликнулась с кухни баба Дуня. – Уже несу!
Вслед за этими словами в дверь влетели ещё две тарелки. Одна из них приземлилась перед болотником, вторая – передо мной. Я на лету ухватил с неё блин и запихал его в рот.
– Фкуфнятина!
Болотник робко посматривал на меня, не решаясь взять блин.
– Ты ешь, ешь! Не стесняйся! – подбодрил я его. – Мыш, так чем ты всю ночь занимался?
– Ипато Покуяки – это древняя мышиная практика принятия Лисы, – задумчиво объяснил Мыш.
Видно было, что он полностью сосредоточен на своих мыслях.
– Чего? – удивился Сытин. – Принятия кого?
– Лисы, – повторил Мыш. – Для мышей Лиса – это символ мучительной и беспощадной смерти.
Домовой продолжал жадно чавкать, ни на кого не обращая внимания. Банник ел аккуратно, насаживая кусочки блина на вилку. Болотник, глядя на банника, старался ему подражать.
– Вот оно как! – хмыкнул я, откусывая второй блин. – А для человека лиса – символ тёплой и пушистой шапки.
– Не перебивай, Немой! – нахмурился Сытин. – Дай Мышу договорить. Терпеть не могу, когда чего-то не знаю!
Домовой с возмущением уставился на Сытина, а потом на меня.
– Князь не должен позволять себя одёргивать какому-то боярину! Что это за порядки? В приличных домах такого просто не может быть!
Банник дёрнул домового за мешок и что-то зашептал ему на ухо.
Я запихал в рот третий блин и заткнулся. Пусть песдят на здоровье – мне больше еды достанется!
– Попытки спастись от Лисы делают мышиную жизнь бессмысленной, – продолжал Мыш. – Зачем искать нору, делать припасы или заводить детей, если всё равно придёт Лиса и всё сожрёт?