Страница 8 из 14
Стоило только глаза прикрыть, и снова я видела лицо Карателя. Прямые широкие брови, нос с отчетливой горбинкой и крупными ноздрями, глаза, причудливо поменявшие цвет радужек с рыжевато-желтого до густо-карего, резких очертаний губ, что произнесли его имя.
«Роутэг», – прозвучало у меня в голове, но показалось – в тишине спальни, и я даже вздрогнула и схватилась за опять загрохотавшее, прямо как там на дороге, сердце. Почему он отпустил меня? Зачем показал свое лицо? Зачем прилетал к месту ночевки в лесу? И он ли это был? Ведь не могло же быть, чтобы за одни сутки я привлекла внимание сразу двух разных Карателей, учитывая, что за всю прежнюю жизнь мне ни одного из них вблизи ни разу видеть не случилось.
Пульс потихоньку угомонился, и я все-таки смогла уснуть. Но проснулась так же, как в лесу, – от жара и тягучего томления в теле и смуты в разуме. Не так уж и неправ, выходит, был Танхорн. Вышло, видимо, мое время быть одной. Мне нужен мужчина. Не только ради того, чтобы оградить меня от притязаний Саймона и облегчить жизнь, но и чтобы зов плоти успокаивать. Сев на кровати, я провела кончиками пальцев от губ вниз по подбородку, по шее и до груди и снова вздрогнула. Как же уже давно я не чувствовала чужих прикосновений, ласки. Зажимание Саймона тут не в счет, конечно. Тоскливо занудило за ребрами, накрыло жалостью к себе и таким беспросветным одиночеством, что легкие судорожно сжались, вышибая рваный вздох.
Если бы у нас с Джоном хотя бы был ребенок… Но его нет. Так и не случилось. А вот у Джона дитя, может быть, и есть. Устал ждать от меня? Больше не верил, что получится? Любил ли он меня еще? Что, если тогда он шел мне сказать о своем уходе? Или же мерзавец Саймон прав, и Джон готов был поступить со мной еще более жестоко и действительно привел бы ту женщину и их сына в мой скит? И что бы я сделала, если так? Выгнала бы всех? Вот зачем я терзаю себя сейчас мыслями о том, чего уже никогда не будет и правды не узнать? Ублюдок Саймон знал ведь прекрасно, что делал, когда говорил мне все это. Знал, как ранить сильнее, чем любым ножом, как зародить в душе сомнения, подозрения, которые будут грызть меня днями и ночами наедине с самой собой. Он умел мстить за отказ, ох, умел. А почему? Потому что я сама, дура такая, вывернулась перед ним, изливая горе и пытаясь залатать живым теплом пробитую насквозь потерей душу. Видела лишь внешнее, знакомые любимые черты и искала в них утешения.
– Хватит! – вскочив с постели, я пошла сразу в сени и, сломав тонкий ледок на ведре, умылась холоднючей водой, приговаривая, как учил в детстве отец: «Куда ночь, туда и печаль».
Одевшись в походное, сняла со стены лук, проверила целостность наконечников на стрелах и трех коротких копьях. Обсидиан позволяет создать необычайно острые и крепкие орудия, одна беда – чем острее, тем грань тоньше и более уязвима для прямого удара. Так что, дно колчана у меня выстлано густым мягким мехом изнутри, а каждое копье на сани укладывала, обернув в отдельный кусочек замши.
– Пошли добудем свежатинки! – позвала я собак, распахивая калитку в городьбе.
Они меня, только из дому вышла, услышали, а то и раньше, и прекрасно поняли, к чему идут приготовления. Молодежь ликующе лаяла и вертелась вокруг меня, не давая и шагу ступить, пока тоже азартно сверкающий темными глазами Воли не рявкнул на них строго. Но по-настоящему их заставил замолчать внезапный грохот. Так, словно где-то совсем неподалеку прозвучал тонкий, но истошно пронзительный свист, от которого захотелось зажать уши, а потом грозовой раскат. Я в изумлении задрала голову, шаря глазами по ясному сегодня небу. С чего бы это? Снежных гроз в такое время не бывает, да и только метель была. Ветра нет вообще, вон деревья не шелохнутся. Но вдруг заметила клуб странного темно-серого дыма, что поднимался над кронами на западе. Похоже, где-то в окрестностях Холодного ручья. Я прищурилась, силясь рассмотреть странный дым получше, но он мигом рассеялся и больше не появлялся. И гром со свистом не повторялись. Вот дела. Интересно, конечно, что это было, но сейчас не до того. Как бы этот гром нашу дичь не спугнул. Интерес зимой не накормит.
– Двинули! – приказала я собакам и побежала.
Гилли и подростки встали на след где-то часа через полтора поисков и еще часа два его распутывали, прежде чем мы таки нашли место ночной лежки кабаньей семьи. Большой такой, по моим прикидкам, вместе сбились три свиньи с поросятами этого года и штук десять подсвинков прошлогодних.
– Вот это свезло нам, похоже, ребятки, – пробормотала я, чуть запыхавшись уже. – Если и дальше удача с нами будет, то потянем парочку голов завалить, и сыты всю зиму будем. Не придется вам почти за белками бегать да мышковать.
Следов на стволах от клыков секачей не было, и это тоже радовало. Ну их, страшно, и без особой выгоды усилия. Секачи себе на уме, могут просто в лес ломануться, а могут и на защиту стада встать. И тогда или отступай, улепетывая со всех ног, или его первым бей. Пока будешь возиться с такой махиной, остальные далеко уйдут. А у секача, да еще и старого, мясо дрянь. Жесткое, вонючее, да и разделать такую тушу надорвешься.
Я отвязала Воли от санок, как только уже и сама стала чуять близость диких свиней. Благоухают они издали, ничего не скажешь. Прихватив два копья, я кивнула, и мы пошли. Собаки все, что тетивы, натянутые стали, крались со мной между деревьями на полусогнутых, заложив уши и прищурив цепко глаза до щелок. Ничего еще не подозревающее стадо рылось в снегу у корней деревьев, раскапывая грибы поздние, которые под снег ушли, желуди и прочую лесную снедь, глухо похрюкивали и иногда громко визжали, не поделив что-то. Я молча сделала знак рукой, веля псам остановиться и дать мне выбрать лучшую цель. Хороший такой подсвинок ростом мне почти до талии увлеченно ковырял рылом в трухлявом пне и громко чавкал метрах в десяти от нас. Идеально для первого броска. Вскинула копье к плечу, целясь, но неожиданно кабанчик резко поднял морду, повинуясь тревожному громкому хрюканью одной из взрослых свиней. Засекли нас, видно. Учуяли. У свиней нюх – не чета собачьему даже. Вроде и подходили мы против ветра, а все равно. Но нет, замерев словно каменные изваяния, все стадо уставилось в противоположную от нашей охотничей команды сторону. Никак конкуренты? Волки? Рысь? Или какие прохожие охотники сюда забрели? Если за стадом этим издалека шли, то вполне может быть.
Напрягая слух и зрение, я всматривалась туда же, куда и вся кабанья компания. И чуть не вскрикнула, уловив едва слышный стон, от муки в котором у меня вмиг вся спина взмокла, и зубы заломило. И потом и увидела того, кто его издавал. Некто окровавленный и покрытый копотью, лежал ничком в снегу и стонал. Боже! Там человек! И он ранен и, похоже, обожжен! А между нами целое стадо свиней, что с удовольствием разорвут его, как только сообразят, что сопротивления не будет. А не порвут, так затопчут, если мы пугнем их.
Я, не раздумывая, сорвалась с места, помчавшись между стволами, чтобы обойти стадо справа и тем самым направить его в сторону от раненого. Собаки явно недоумевали, но без звука кинулись за мной. А тем временем взрослая свинья, унюхав кровь, с довольным похрюкиванием двинулась в сторону человека.
– А ну прочь пошла! – заорала я, уже не скрываясь, и метнула в ее сторону копье.
Оно лишь царапнуло бок ей, но внезапность появления и то, что мой бросок собаки восприняли как сигнал к атаке и ломанулись вперед с громким лаем, сработало как надо. Стадо сорвалось с места и почти мгновенно исчезло в лесу, только треск стоял.
Я подбежала к раненому и упала перед ним на колени. Да, я не ошиблась: он действительно был обожжен. Причем весь, так, словно в огне искупался. Но как это возможно тут, посреди заснеженного леса? Господи, и что же мне делать? Разве после такого выживают? Почему он вообще еще жив? Я в ужасе шарила взглядом по почти обнаженному телу огромного мужчины, не понимая, что мне делать и как помочь. И тут мой панический взгляд наткнулся на обрывки черной ткани, что едва ли не вплавилась в его покрытую волдырями обугленную кожу. Я уставилась на остатки его обуви и плотное странное кольцо из неизвестного мне материала на шее. Это же Каратель!