Это я тебя убила

– Это правда? – Отец тоже обратился к нему.

К моей радости, Лин кивнул. Не было никакого «когда-нибудь».

– Я… – Папа сосредоточенно уставился на доску. Наконец конник – фигура, ходящая углом, – двинулась в атаку на моего императора. – Я подумаю над этим, это… занятно. Но если так, я многое делаю неправильно насчет вашего воспитания.

– Что? – сонно спросил Лин, хлопнув черными как уголь ресницами. Было ощущение, будто он вообще, пока папа бубнил, отвлекся, задремал. Это сердило: разве ему не важно, что мы на это вышли? Почему он не помогает мне?

Папа почти повторил слова Эвера:

– Если вы правда собираетесь в будущем что-то решать вместе, вам нужно побольше видеться. А все так поменялось без Валато… – Взгляд его потускнел. Я взяла своего легата и пустила в лобовую атаку на его копьеносца. – Ого, дочура… хороший ход.

– Я бы и рада больше видеться! – призналась я. Копьеносец завалился на бок.

– Я тоже, – встрепенулся Лин, но меня не оставляло ощущение, что он опять нас не слушал, опять проваливался в сон.

– Я… – повторил папа, подцепляя поверженную фигуру пальцами и убирая с доски. Он, в отличие от Лина, не спал, просто очень глубоко думал. – Понимаешь, Орфо, э-э, есть препятствия, которые меня беспокоят и с которыми надо бы что-то сделать.

Я сглотнула, снова покосилась на Лина в поисках поддержки. Тот, откинувшись в кресле, сидел с сомкнутыми веками и барабанил пальцами по подлокотникам. На тонком усталом лице его не читалось ни тени энтузиазма. Под глазами лежали глубокие тени. Таким изможденным я помнила его только в год войны – когда он раз за разом мог лишь гадать, заберет ли его с собой мама.

– Препятствие к… тому, чтобы я стала придворной волшебницей? – с запинкой пробормотала я, но папа сразу помотал головой.

– Нет, нет. – Голос зазвучал почти заискивающе, и продолжил он быстро, точно желая скорее проскочить самое неприятное: – К тому, чтобы вы снова общались… сейчас.

Я уставилась на него во все глаза, но Лин так и не реагировал. «Когда-нибудь, – издевательски пронеслось в моем мозгу. – Когда-нибудь». Неужели ему совсем все равно? Захотелось лягнуть его, да посильнее. Или шлепнуть по щеке.

– И какое же? – спросила я как можно ровнее, проследила за тем, как чужой легат вплотную приблизился к моему императору, и отвела его. В ход пошла императрица. Легат пал.

– Твоя сила, малыш, – вдруг раздалось рядом. Лин опередил отца, а вот позы так и не изменил. Сидел, стучал по подлокотникам, жмурился. Губы кривились в малознакомой желчной улыбке. – Отец боится, что прямо сейчас ты можешь случайно убить меня, потому что она все еще очень непредсказуема. Отец вообще боится теперь всего на свете, после того как…

С чего он вдруг проснулся? И с чего… начал злиться или вроде того?

– Лин, – оборвал папа. Его нависшее над доской лицо слегка побагровело, но глаза на брата он даже не перевел. – На что ты намекаешь, Лин? Не выдумывай!

Я молчала. Теперь я остолбенела и только хлопала ресницами. Они… они что?..

– Это чушь. – Брат все же открыл глаза, но смотрел он не на отца и не на меня, а куда-то между нами. Губы теперь тряслись. – Чушь, и очень похоже, что теперь ты вообще относишься с опаской ко всем в мире женщинам. Может, ты ругаешь в мыслях и Гестет? А как насчет нашей доблестной прабабки, которая…

– Да что ты несешь, сынок? – Отец ударил кулаком по столу. – Перестань, а ну!

Фигуры подскочили, но я сосредоточилась и удержала их в равновесии взглядом. Такие фокусы я уже потихоньку осваивала, они никому еще не причинили вреда. И отец, и брат синхронно замерли, наблюдая, как императоры, и императрицы, и конники, и пехотинцы левитируют. Как плавно опускаются на места и замирают.

– Все это правда? – У меня по-прежнему получалось говорить ровно. Не знаю почему, но я не вопила, не плакала, у меня и мысли не возникло кого-нибудь из этих двоих убить. Может, потому, что и я по-прежнему опасалась своего дара. И не могла ручаться за себя. Во мне кипела обида, но голос разума легонько дул на нее, напоминая: «Зато если вдруг папа окажется прав, ты очень пожалеешь». – Все еще правда?..

– Орфо… – начал отец под внезапный злорадный смешок Лина. Я покачала головой.

– Просто скажи, правда или нет. Я же так стараюсь! И я никого, ничем еще…

– Я… – Отец был уже совсем красным. И вместо злости я чувствовала жалость, не только к себе, но и к нему. – Пойми, Орфо, все эти слухи, которыми оправдывала войну твоя мать, и все другие слухи о ней самой…

– Она даже не была волшебницей, – отрезала я. Фигуры перед глазами все же поплыли. Пришлось моргнуть.

– Но ее двоюродный дед, твой прадед, тот самый, который…

– Не упоминай! – Лин дернулся.

– Ей ничего от него не досталось. В смысле дара, он не наследуется, – напомнила я. – А еще Лин прав, была ведь прабабушка Эагра, которая как раз…

Папа только вздохнул, а при упоминании прабабушки скорбно сдвинул брови. Предостерегающе поднял ладонь, как бы осаживая: «Это другое».

– Да, Валато не досталось дара. Зато безумие достаться могло. С ним все сложнее.

– Тогда сойти с ума может и Лин! – здраво напомнила я.

– Или уже сошел! – Брат вдруг высунул язык, искривил плечи так, чтобы одно оказалось выше другого, и закатил глаза под лоб. Заерзал, заболтал ногами в воздухе. – Что, не видно? Я безумец, безумец, безумец!

Это было совсем не смешно, скорее омерзительно: будто моего обычно серьезного и спокойного брата подменил какой-то уродливый безмозглый зверек. Может, он просто нервничал из-за всех этих повышенных тонов, может, надеялся так нас отвлечь и помирить? Я не понимала. Отец явно тоже: он хрустнул кулаками, схватился за голову и отчаянно выпалил:

– Да что сегодня с вами… поросята!

Я могла сказать то же про них двоих. Но вместо этого я произнесла:

– Не думаю, что мамино поведение было связано с чем-то таким. А если ты боишься, что я наврежу Лину, так пусть за нами кто-то присматривает, когда мы вместе. Я же не против.

Это предложение опять что-то сделало с братом: он разом перестал кривляться и помрачнел. Его глаза сузились. Кажется, он никогда прежде так на меня не смотрел: будто на предателя? Он даже взвыл – тихо, не разжимая зубов.

– Кто, например? – прозвучало почти со злостью. – Какие-нибудь твои няньки?

Я спохватилась: все-таки он уже почти вырос. Наверное, ему неприятна была мысль о любом присмотре, но я слишком хотела вернуть брата себе, чтобы печься о таких вещах. Подумаешь, прислуга. В нашем замке все очень хорошие, добрые, и никто не станет лезть почем зря. Тем более… о чем он? Это ведь для его же безопасности! Как ни обидно звучали слова папы, совсем отрицать их я не могла. Путь прадедушки, путь прабабушки… оба были возможны.

– Да хотя бы кто-то из целеров, – примирительно предложила я. – Все равно вместе мы бываем не так много.

Меня устроил бы даже кир Илфокион с его цепкими глазами, рокочущим голосом и привычкой поливаться благовониями. А ведь я терпеть его не могла за то, что вечно посылал кого-то шпионить за мной и Эвером, надеясь нас на чем-нибудь поймать и сделать приятное отцу. Он хотя бы был бдительным, верным и храбрым. Все это он доказал, когда мама выбрала умереть и сбежала из замка. Лина, ничего не понимающего, она тогда потащила с собой, и кир Илфокион забрал его уже у скал, хотя ее остановить не сумел. Я не сомневалась: мы делим похожие кошмары о том страшном вечере. Мне ведь досталось от мамы тоже. Я почувствовала, чего она хочет, и попыталась задержать их с братом на главной лестнице, но меня сбросили со ступеней и опалили взглядом, полным такой ненависти, что, может, я лишилась чувств не от боли, а из-за него. Очнулась я, только когда мама была уже мертва, а кир Илфокион за руку вел Лина домой.

– Я не хочу! – отрезал Лин, которому, конечно, тоже доставалась излишняя целерская опека.

Но я не успокаивалась.

– А ты сам? – Я заглянула отцу в глаза. – Я и тебя с удовольствием бы видела почаще. Может, сделаем снова какие-то семейные…