Страница 9 из 13
Она удивилась этой наивности и заговорила горячо и убедительно:
– Ну, конечно же, на сто процентов! Там все незнакомые, никто ничего друг про друга не знает! Там можно затеряться, раствориться. Там другие возможности, абсолютно другие! Там просто возможности! А здесь? – Она уперлась в него взглядом. – Что здесь? Шаг влево, шаг вправо – всё, тупик! И еще там музеи, выставки, театры! Аэропорты, вокзалы во все концы света! Там жизнь! Не то что здесь… – Вера устало откинулась на спинку стула.
– А что здесь? – спросил он.
– Здесь? Здесь болото. Болото, которое тебя обязательно засосет. Не сегодня, так завтра. Но точно засосет, поглотит. Проглотит. Ты не согласен?
Он не ответил. Просто пожал плечом. Понимай как знаешь.
Вспомнили школу, вернее напомнила Вера:
– А мы с тобой в одной школе учились, только ты на четыре года старше.
Он удивился и сказал, что ее не помнит. Вера расхохоталась:
– Еще бы! Я была малявкой, соплей. Девочка с косичками. А ты уже зажигал. Тебя все знали – как же, Герман Распопов! Король школы, куда там. Мальчишки тебя боялись, да и девчонки тоже. Гроза школы, гроза района, в общем… – Она осеклась. – Я как-то слышала, как ты с директрисой схватился. Помню, испугалась до жути – как ты с ней разговаривал! Ее же все боялись – и родители, и учителя, не говоря про детей. А тут ты ей всю правду-матку. Прям борец за справедливость. Она еще визжала: «Ты, Распопов, хулиган и хам!» Я думала, тебя в порошок сотрут, а нет, ничего не сделали. Только предупредили и поставили на вид. Ну а потом ты из школы исчез. И все говорили: «Так ему и надо!» А больше всех радовалась директриса. А потом о тебе забыли.
Они вышли из кафе, и Герман поймал такси, чтобы проводить Веру домой. Не просто посадил в машину и назвал адрес, а сел рядом, на заднее сиденье, и потом, несмотря на ее сопротивление, довел до подъезда.
Они не виделись три месяца. О том вечере в кафе напоминали только елочные игрушки, красивые, блестящие и самые дорогие – Герман не поскупился. Но в конце января осыпающуюся елочку выкинули и, переложив старой ватой, убрали в коробку игрушки, а саму коробку поставили на антресоль, и тот декабрьский вечер почти стерся из памяти, почти исчез, как исчезает и растворяется дым или проплывает облако, и остался только слабый вкус сладкого вперемешку с кислым, вкус мороженого и клюквенного варенья, и слабый свет фар от проезжающих машин за морозным стеклом, и разноцветное мигание светофора, и чувство защищенности, которого раньше у Веры не было, – с Германом было не страшно. Он мог защитить.
Герман Распопов, он же Гера Солдат, возник у дверей ее дома спустя три месяца, аккурат в ее день рождения, шестого марта, в начале весны, ранней весны того года. Ранней и на редкость теплой, с уже растаявшим снегом и почти чистыми тротуарами, с набухшими, готовыми лопнуть и вырваться на свободу спелыми почками, с робкими первоцветами, пробившимися сквозь влажную землю, с наглым и громким пением птиц, с повеселевшим народом и с предвкушением Женского дня – какой-никакой, а праздник, и отмечать его было принято, и печь пироги было принято, и дарить подарки. И на всех углах продавалась мимоза – обманные, надо сказать, цветы, сначала пушистые, как цыплята, но в доме они мгновенно усыхали, теряли свою пушистость и становились просто маленькими сморщенными, твердыми желтыми шариками. Вид пропадал, но слабый запах оставался – свежий, нежный, весенний.
В переднике и косынке, руки в тесте, нос присыпан мукой, на ногах стоптанные старые тапки, Вера замерла на пороге – перед ней стоял Герман Солдат, держа в руках две корзины. Одну полную разноцветных диковинных цветов: гиацинтов, тюльпанов, ландышей, – и вторую, наполненную доверху фруктами: ананасами, манго, огромными фиолетовыми сливами, круглобокой ярко-желтой шершавой дыней, здоровенными кистями черного и зеленого винограда, волосатыми киви, розовыми блестящими яблоками и огромными желтыми грушами. Невиданная роскошь и красота.
Ошарашенная и растерянная, Вера не знала, что сказать.
– С чего это вдруг? – наконец хрипло спросила она.
– А то нет повода? Чего прикидываешься?
– Я… не прикидываюсь. – Голос у Веры осел, как после ангины. – Я… А ты откуда узнал?
– Ну ты наивная! Захотел и узнал, тоже мне – военная тайна!
«Какая уж тайна, смешно, – подумала Вера и разозлилась: – Я всегда выгляжу рядом с ним по-дурацки, вернее, он умеет поставить в дурацкое положение». Корзины пришлось принять и еще пригласить непрошеного гостя зайти на чашку кофе. Хорошо, что мама была на работе, иначе бы Вера не оправдалась.
Кофе Герман не пил, потому что «горько, кисло и потом пить хочется». Ну и вообще не приучен. А вот чай любил, мог спокойно выхлестать литр. Потом Вера поняла – привык в тюрьме.
Она прошла мимо зеркала и ужаснулась – ну и видок! Косынка дурацкая, нос в муке, халат столетний! Да уж, красавица. Да наплевать – она его в гости не приглашала и к его визиту не готовилась. А если он навсегда исчезнет, туда ему и дорога, плакать не будем. И приукрашивать себя не стала, еще чего. Только косынку стянула и нос оттерла – сойдет.
Сошло. Тем же вечером они пошли в ресторан – отмечать ее восемнадцатилетие, дата. Она согласилась, потому что чувствовала, что ему нельзя отказать – вряд ли Гера Солдат привык к отказам. А если по-честному… Совсем не хотелось отказываться.
В ресторан она нарядилась в платье с выпускного – так себе, скромное, и ткань барахло, и цвет никакой, а где найдешь другое? В общем, скромное бежевое платье с вышивкой по воротничку. И туфли свои единственные выходные, на каблуках надела. Неудобные, но с виду приличные. Перетерпит. И золотые сережки в уши вдела, скромные, маленькие, без камешка, но какие уж есть. И волосы распустила, знала, что волосы – ее украшение. Краситься не любила, но подкрасилась: ресницы, помада – все-таки ресторан.
В центральном ресторане «Каменный цветок» было шумно, громко и очень накурено. Сновали официанты, гремела музыка, на пятачке у сцены толкались танцующие. От дыма и шума Вера поморщилась: «Ничего себе, не такое уж удовольствие – этот ресторан! Долго не просидишь, ну и хорошо. Да и вообще сомнительное мероприятие – заявиться в людное место в компании Германа… И зачем я на это решилась?»
В общем зале не задержались, Герман решительно прошел сквозь шум, гам и суету, Вера едва за ним успевала, и они оказались в уютном, тихом зальчике, где был накрыт стол на двоих. Но главное – никого больше не было. Оказывается, бывает и так. «Для уважаемых гостей», как сказал, поклонившись, пожилой официант. Ну да, ее спутник – личность известная и уважаемая… Попробуй не окажи уважение Гере Солдату.
Еда была вкусной. Шампанское тоже. Скатерти белые, накрахмаленные. Фужеры хрустальные, приборы тяжелые. Музыка еле слышна. Официант молчалив. Вера смущена, а ее спутник, кажется, доволен:
– Вкусно тебе? Нравится? Хочешь потанцевать?
Вера хотела. Голова кружилась от шампанского.
Да, она хочет танцевать. Положить руки ему на плечи, закрыть глаза и медленно двигаться в такт музыке.
Так все и было. Когда они вышли, заиграла тихая, ненавязчивая музыка, Вера узнала ее – да, это «Шербургские зонтики». Она эту мелодию обожала.
Положив руки на плечи Герману, Вера закрыла глаза. Наверное, так и выглядит счастье?
Через полгода Вера переехала в замок с башнями на правах хозяйки. Перед этим они расписались в служебной комнатке загса очень по-будничному – наспех, без свидетелей, безо всяких там Мендельсонов, родственников, торжественных речей и поздравлений. Не было и свадебного платья, о каком мечтает каждая девушка: длинного, кружевного, расшитого бусинами. И никакой фаты тоже не было – какая фата. И банкетного зала в ресторане тоже не было, а был просто обед, тоже наспех и тоже обычный, рядовой, потому что у Германа были дела. Зато было обручальное кольцо и еще одно, с бриллиантом, подарок на свадьбу. А вечером у них были гости: Денис Щука, Мишка Собачник, Вася Чечен и Петя Голос. Короче, вся банда. И, разумеется, мама. Да, и свекровь – маленькая, худая женщина с потертым лицом и блеклыми, почти бесцветными глазами. Мама Валя. Не вредная, нет. Обычная, затурканная и забитая тетка. Таких вон целый город! Тихая и попивающая. Сына своего важного мама Валя побаивалась – во всяком случае, ничего у него не просила и в споры не вступала, не нагличала.