Страница 2 из 13
Москву вроде видела и не видела – так, обзорно. А театры, Третьяковскую галерею? И зачем их повели в Мавзолей? Зачем потеряли кучу времени в этой гробнице? Будь ее воля – ни в жизнь бы туда не пошла, покойников она навидалась.
А про Ленинград и говорить нечего – там вообще сказка. Вера и фильмы смотрела, и фотографии видела. Северная Венеция… Вот есть же на свете везучие люди – москвичи, ленинградцы, те, кто там родился. А Вера родилась в вонючем Энске.
Но даже тогда, на экскурсии, пятиклассница Вера Кошелева точно знала – из Энска она уедет. Окончит школу – и тю-тю, поминай как звали. Только бы поскорее! И даже мама ее не остановит. Только бы время летело побыстрее! Вот проснуться бы утром и – все, школа окончена! Выпускные сданы, форма на антресолях, билет в кармане, прощай, Энск. «А ты, мамуль, не реви – мы скоро увидимся! Не, мам, не здесь, и не надейся! В Москве, мам, в Москве! Мы, мам, будем столичные жители! Это я тебе обещаю, и ты меня знаешь! Только немножечко обожди… Ладно, мамуль?»
Немножечко… Ох, Верка! Какая же ты смешная! Смешная и глупая. Немножечко! Как обычно бывает, жизнь внесла свои коррективы.
– Мам, – проговорила Вера жалобным голосом, – скажи честно, ты от меня не отстанешь?
Галина Ивановна ответила честно:
– Не отстану, дочк. И не надейся.
Понятно. Значит, надо начинать действовать. Сколько могла – тянула, но теперь все, край, больше этого Вере не вынести. И так дел и проблем столько, что порой хочется выть. Но у мамы своя правда, и упрямство, и настырность, и настойчивость, и все через край, в полном объеме. Не отстанет.
С одной стороны, проблема пустяковая, не о чем говорить. Особенно в сравнении с остальными. Вот только времени совсем нет. Значит, поедет не Вера, а ее помощница и верный друг, которой она полностью доверяла. Ее Танюха. Татьяна была человеком надежным, проверенным временем, а главное – деньгами. Партнером она не была, съев пуд соли, от предложенного Верой партнерства отказалась навеки.
Она числилась коммерческим директором на постоянной зарплате, но зарплата была такой, что, еще сто раз предложи ей долю в бизнесе, наверняка бы отказалась.
Зачем ей бессонные ночи, нервные срывы и прочее?
Но, пусть Татьяна не имела доли в бизнесе, переживала она едва ли меньше хозяйки. Во-первых, таким верная Таня была человеком. А во-вторых, они с Верой дружили. К тому же Татьяна, как и Вера, была одинока, ни мужа, ни детей. Так сложилось. И Татьяна считала, что, встретив Веру, вытянула самую счастливую карту. Все у нее было: и хорошая квартира, и прекрасная машина, и тряпки из приличных магазинов, и путешествия – что еще надо одинокой женщине сорока восьми лет?
И любовники у Татьяны случались, вот только от серьезных романов она, как и Вера, бежала. Так нахлебалась, что вспоминать неохота. Привязанностей и обязательств Татьяна боялась, и здесь они с Верой совпали.
Татьяна занималась в компании, по сути, всем – и бухгалтерией, и принятием на работу, и увольнениями. И разрешением конфликтных ситуаций в коллективе. И поощрениями в виде коротких поездок всей «хиврой», как говорила Вера, и подарками к праздникам. И сопли вытирала брошенным девицам, и одалживала деньги. Веру боялись, а Татьяну нет. Хоть и делала строгое лицо, но все знали: Танечка – человек!
Вера напоминала себе, что есть тончайшая грань между дружбой и службой. Общаться – да, а вот дружить взахлеб, доверяя друг другу сердечные тайны, не стоит. Держалась несколько лет, а потом прорвало, так получилось. Выпила и рассказала. А наутро испугалась – что наделала? Теперь все псу под хвост, сядет тихая Таня на шею. Неделю прятала от Татьяны глаза, а потом та пришла к ней и тихо сказала:
– Вер, жалеешь?
– О чем? – глухо спросила Вера, делая вид, что не поняла. – О чем, Тань, жалею?
– Не думай об этом, Веруша, – продолжила Татьяна, – не переживай. Я столько всего повидала. Жизнь научила ценить, что имею, а это главное. Ты мне, Вер, как сестра. Но работа есть работа. Отодвинешь меня – не обижусь. Пойму. Ты столько лет все это строила, столько вложила! Нет, Веруша. Подвоха не жди. Все остается как было: ты – хозяйка, я – наемный работник. Не справлюсь – уволишь. Все остается по-прежнему. Вер, ты меня поняла?
– Не очень понимаю, о чем ты, – кашлянув от волнения, ответила Вера. – Иди, Тань. Дел навалом. И не забудь про завтрашние переговоры.
Было неловко. Ах, как было неловко! Вот что ей, дуре, вошло в голову? Что Таня будет ее шантажировать? Что попросит поднять зарплату? Что расскажет сотрудникам то, чем с ней поделилась Вера? Чушь, ерунда! Стыдно плохо думать о людях! Стыдно, Вера Павловна! А уж тем более про Танюшку! В общем, все оставалось как прежде: вместе ходили в театры, ездили по миру, шлялись по магазинам, и лучшей спутницы, чем Татьяна, было не найти. Уж какой Вера была одиночкой, уж как уставала от людей, уж как сторонилась привязанностей, а от Татьяны не уставала никогда.
Та была сдержанна, ненавязчива и не болтлива. Впечатления держала при себе. Спросят – ответит. Не спросят – промолчит. Но самое главное – Татьяна была кристально честна. Вера не любила вспоминать, какие проверки прошла Татьяна. Противно. Противно, а необходимо – как доверять незнакомому человеку? В общем, идеальная спутница и идеальный работник. Вера ценила, что Татьяна не зарывалась – никогда не просила надбавок к зарплате, даже когда Вера платила копейки.
Утром решила окончательно: в Энск поедет Танюшка. Ей, Вере, это не под силу.
– Тань! – позвонила Вера. – Можешь зайти?
Татьяна появилась через минуту.
– Сядь, – устало кивнула Вера, – чаю выпьем? Тоже не хочешь? Ну да, и я отекаю… Ох, ничего удивительного – сколько мы за день выхлестываем кофе и чая? Слушай, Тань, – Вера запнулась, – дело дурацкое, плевое, а без тебя не справлюсь. Галюша достала.
С серьезным лицом Татьяна кивнула:
– Проси, чего душеньке угодно!
– Если бы душеньке! – усмехнулась Вера. – Так нет, не ей. Другой душеньке, нашей драгоценной Галине Ивановне! В общем, Тань, собственница сказочных хором Вера Павловна Кошелева дает генеральную доверенность Татьяне Владимировне Николаенко. С коей госпожа Николаенко отправляется в город Энск и занимается дай бог пару, не больше, недель продажей апартаментов. За ценой, понятное дело, не стоим, демпингуем и сбрасываем ее за минимум, за сколько возьмут. Только бы побыстрее.
– Вер, – жалобно проговорила Татьяна. – Ты забыла? Я ж в понедельник в больницу. Прости.
– Это ты, Тань, прости, – расстроилась Вера. – Господи, ну как я могла забыть, как? Даже в ежедневник не записала, была уверена, что не забуду. Ну да, в этот понедельник! Ой, Тань! Мне так стыдно…
Татьяна принялась ее успокаивать:
– Брось, Вер, а то я не понимаю! Последние две недели были такими, что ничего в голове не удержишь. А если через месяц? Ну или недели через три? Врачи говорят, что раньше не оклемаюсь.
– Не, Танюшка, не пойдет. Через какой месяц, через какие три недели? Ты что! Разве тебе будет под силу? Нет, дорогая, ты точно нет. Но Галюня взяла за горло. А ты ее знаешь. В общем, надо вопрос закрывать, не отвяжется. И слушать ничего не желает – езжай и продавай! Тань, я бы эти пятнадцать тысяч долларов ей просто отдала, без всякой продажи! Но Галя держит руку на пульсе – созванивается с бывшими соседками. Не скроешь и не соврешь. И знаешь, что она так активизировалась? Бывшая соседка ей сказала, будут отбирать квартиры, в которых никто не живет. Ну как тебе, а? И главное – не переубедить, ни в какую не переубедить. Соседка главный эксперт по недвижимости и главный законник. «Отберут у тебя, Галька, квартиру, как есть отберут. Ну тебе-то что, ты у нас теперь богачка, у тебя дочь олигарх!»
Вера с Татьяной рассмеялись.
– Я говорю: мам, а с чего? – продолжила, отсмеявшись, Вера. – Покажи мне закон, где это написано! Вот никаких аргументов, а жить не дает! Вдруг, говорит, отнимут? Увидят, что мы не живем, и тю-тю? Или кавказцы заселятся, а потом их не выгонишь. Или того хуже – цыгане! Табор заедет – и все, прощай квартира. Ну ты, Тань, поняла. И соседки звонят и добавляют, пенсионерки, делать-то нечего, вот и верещат: «Ой, Галька, уведут твою жилплощадь!» Ладно, Танюш, – обреченно сказала Вера, – видимо, это судьба. Судьба меня тянет туда, в этот Энск. Никак не дает его забыть. Что делать, сгоняю. Только не на машине, дороги сейчас адовы, пятьдесят километров отъедешь от столицы – и все, кошмар. С водителем тоже не хочу. Размещать его, разговаривать, посвящать во все. И еще не хочу, чтобы кто-то видел, в каком говне я росла. Я дура, да, Тань? Не отвечай, сама знаю. Вот знаешь, – Вера помолчала, – столько лет я в Москве, казалось бы, сама себя сделала. Как говорится, через тернии к звездам. Сколько прошла – не мне тебе рассказывать. Вместе в окопах. Люблю этот город, привыкла к нему. Знаю неплохо. А вот москвичкой себя все равно не чувствую, представляешь? Все знаю, все переулки исходила, все дворы облазила. В музеях часами торчала, образовывалась. Хотела нагнать и перегнать, наивно думала, что получится. Где вы, московские девочки, умненькие, модные, самодовольные, уверенные в себе? Где вы, высокомерные, образованные, и где я, Вера Кошелева из города Энска? Вот именно. Их-то я победила. А вот себя… А вот себя вряд ли. Так и осталась в душе Веркой из Энска. Так и осталась. Наглой от комплексов, а не от уверенности. И высокомерной от комплексов. Вот такие, Танюша, дела.