Бард

– Обними меня, о большой мальчик, - сказала она. - Обними вот так. И вот так. Ты бард, ты зеркало чести, ты будешь петь, и мои воины не будут нападать исподтишка, не будут травить колодцы, не будут резать детей в ночи. Они выйдут честно, станут прямо и умрут достойно. Разве ты не заслужил этим благодарность своего народа?

– Я запутался, - пробормотал Фома, чье растерянное «я» ныряло в неведомые прежде глубины. - Ты хочешь сказать… что это хорошо?

– Без благородства нет войны, - прошептала принцесса, и дыхание ее было огнем и льдом. - Может, победят твои люди, может, мои. Но больше не будет резни в ночи. Бард не принадлежит никому, он не принадлежит племени, он не принадлежит даже мне. Бард принадлежит истине.

– Тут что-то не так, - сопротивлялся Фома уцелевшими крохами здравого смысла, - я не… …Вода отражала звезды.

Шел отлив, и длинные белые косяки мелей протянулись меж островками. Спина водяного коня, выступающая из воды, отливала мокрым блеском. Руки и ноги казались Фоме непривычно длинными, он путался в них.

Лодка скользнула к берегу.

– Ты здесь, о бард? - негромко позвал голос. Фома помолчал с минуту, потом сказал:

– Да.

Две темные фигуры посторонились, давая ему уместиться на корме.

– Не прикасайтесь ко мне, уроды, - процедил Фома сквозь зубы.

– Мы и не прикасаемся к тебе, о бард, - ответил кэлпи негромко. - Ты сейчас запретен для нас. Весь остров запретен. Это место только для таких, как ты. Для бардов.

– Кто там был? - спросил Фома нерешительно.

Кэлпи переглянулись. Фома вытянул шею, вглядываясь в их лица в ожидании ответа, но кэлпи молчали. Шест ударился о воду, звезды плясали на воде, разбиваясь на мелкие осколки.

– Там, на острове, - сказал Фома, - я был взрослым. Я был большим. Она сделала меня большим. Что она со мной сделала?

Кэлпи молчали.

– Я хочу домой, - неуверенно сказал Фома. Он путался в своих руках и ногах, никак не мог уместиться на скамье - верните меня домой.

Кэлпи молчали.

– Ненавижу вас, жабы, - прошипел Фома.

Кэлпи молчали. Фома вытянул длинные руки и толкнул одного из них. Кэлпи, не удержавшись, кувыркнулся в воду.

– Вот так, - сказал Фома. Он выпрямился в шаткой лодке, перехватил шест у второго кэлпи и с размаху ударил его по спине. Кэлпи сложился пополам, мягкий, словно тряпичная кукла.

– В воду, - приказал Фома.

Кэлпи обернул к нему темное лицо с раскрытым ртом, но не издал ни звука.

– В воду, - повторил Фома и толкнул того концом шеста поддых.

Кэлпи с громким всплеском упал спиной вниз.

– Помни про водяного коня! - сказал Фома темноте. - Помни про водяного коня!

Он толкнул в дно шестом. Лодка развернулась носом к зареву на горизонте - дальним огням Территорий, ее домам, шахтам и наблюдательным вышкам. Плыть приходилось против течения, Фома налегал на шест, лодка то и дело норовила вывернуться из-под него: и как только эти чертовы педики ухитряются править такими неустойчивыми штуками?

– Я плыву домой, - пел Фома, не думая о том, что голос его скачет по воде, точно мяч, - плыву домой. Меня взяли в плен кэлпи, зеленые мерзкие кэлпи, но я сумел убежать. Первого я ударил рукой, второго ударил шестом! Они упали в воду, в черную воду, теперь их съест водяной конь! А я один стою в лодке, отталкиваюсь шестом от дна, сонные рыбы уходят прочь, зеленые жабы в страхе бегут от моего шеста. Я видел невиданные места, моя отвага чиста, и я плыву сквозь ночь…

Он поймал себя на том, что не может остановиться. Песня распирала его, как насильно удержанный в груди воздух. Зарево приближалось, и вместе с ним явственно повеяло запахами железа и дыма; это дом так пахнет? Небо светлело, вода перед носом у лодки собралась в складки.

Территория обозначила себя ржавыми фермами, встающими из воды, на перекладинах повисли зеленые пучки водорослей. Дорожки дальних огней бежали по воде, сходя на нет у его лодки, он поднял голову и увидел, что звезды, потерявшись в этом зареве, сделались маленькими и жалкими.

Сторожевая вышка росла из воды, обзорная площадка на бетонном столбе; чуть ниже - гладкая жестяная опояска. Говорили, что по ней проходит ток, который отключается лишь во время смены часовых. Площадка ощетинилась стволами пулеметов, а были еще (Фома слышал об этом) снайперы, ради тренировки убивающие рыб, прячущих в глубине свои темные спины.

А это значило, что он в безопасности!

Он выпрямился в лодке, расставив ноги, чтобы сохранить равновесие, поднес руки рупором ко рту и крикнул:

– Эй!

Эхо отпрыгнуло от поверхности воды и вернулось ему в руки. Следом за эхом в руки ему ударил сноп брызг. Выстрел был словно треск сухой ветки, он даже не сразу понял, что это выстрел.

– Стой, где стоишь! - отозвались сверху.

– Я свой! - крикнул Фома, и голос его сорвался. - Свой! Меня похитили кэлпи! Вчера! Нет, позавчера…

– Придумай что-нибудь более умное, - посоветовали сверху. Перед носом лодки поднялось сразу несколько крохотных фонтанчиков.

– Назад! - предостерегли сверху напряженным злым голосом.

– Меня зовут Фома, - закричал Фома. - Фома Белаква! Вы должны знать! Мой папа - инженер на станции очистки воды. Его зовут Георгий.

– Сколько тебе лет, парень? - крикнули сверху.

– Девять! - ответил Фома.

– Выдумай что-нибудь поумнее, дурень, - сказали сверху, и еще один фонтанчик взвился у ног Фомы. На сей раз пуля ударила в днище, и сквозь крохотную дырочку плеснула вода. - Ты выглядишь на все двадцать.

Фома растопырил пальцы и поднес к глазам свои большие руки.

– Решил отвлечь нас, так? - вторая дырочка появилась в днище рядом с первой, осколок дерева оцарапал Фоме щеку. Видно было, как вода плещется по дну лодки.

– Не надо! - крикнул Фома. - Пожалуйста!

Третья пуля легла меж двумя первыми - в днище образовалась здоровенная промоина.

– Я безоружен, - взмолился Фома.

– Ты-то? Да ладно!

Молчание повисло между сторожевой вышкой и лодкой. И вдруг Фома понял, что это молчание вот-вот прервется звуком выстрела и шлепком пули, мягко входящей в плоть.

– Не надо, - повторил он. - Пожалуйста, не надо! Я всего лишь маленький мальчик! Я говорю правду! Я…

– Молись, урод! Ты, выро…

Часовой охнул и смолк.