"Больная. Любовный роман"

– Я не могу, ма… – простонал Сергей. – А вдруг у нее кто-то уже есть?

– Но она же тебе нравится, верно?

Он только тяжко вздохнул.

– Не беспокойся. Мы с ней лежим в одном отделении, иногда общаемся между собой. Девочка она замкнутая, но очень добрая и доверчивая. Жаль ее, конечно, но тебе не стоит так бояться. Простого общения еще никто не отменял. Девочку эту почему-то никто не навещает, но я надеюсь, что все-таки родственники про нее когда-нибудь вспомнят.

1

Обычная психбольница стала моим вторым домом. Личные и не очень приятные обстоятельства заставили меня уехать сюда и поселиться здесь. К тому же я серьезно больна и нуждаюсь в лечении. Мама моя не могла навещать меня не только из-за преклонного возраста, но и из-за сахарного диабета, который в последние годы окончательно ее подкосил. Со старшей сестрой мы давно не общаемся, у нее и так дел выше крыши. Однако я не чувствовала себя одинокой. Наоборот, я была счастлива, что смогу отдохнуть после всех пережитых неприятностей.

…Прошла неделя. Все свое свободное время я проводила в палате среди таких же больных. Мне пришлось пройти необходимые процедуры и сдать все анализы, прежде чем мне назначили лечение.

– Анисимова! Мельникова! Епифанова! На флюорографию! – высоким голосом произнесла Наталья Владимировна, маленького роста женщина. Она работала медсестрой в нашем отделении и водила больных по другим корпусам. Разные медицинские процедуры проходили в разных отделениях. Флюорография находилась в одном месте, а лечащий врач, занимающийся выписками пациентов – в главном корпусе.

В тот момент я находилась на первом этаже. Новеньких оставляли в четырнадцатом отделении, среди тяжелобольных, и, если больной оказывался не настолько тяжелым, его поднимали на второй этаж, к более спокойным. Там даже санитарок не было – подобные пациенты в присмотре не нуждались.

Нам выдали теплые длинные халаты – шел проливной дождь, было прохладно. Нас собрали в небольшую кучку, и Наталья Владимировна, дамочка с кудряшками и в очках, повела нас в первое-третье отделение, которое находилось при въезде в больницу. Огромное трехэтажное здание из красного кирпича. Большая его часть пряталась за густой листвой. Рядышком расположилась так называемая парковка – обычное место, где оставляли свои машины работники и посетители.

В этой же части больницы все поросло травой, кустарниками и деревьями. Среди густой растительности пряталось здание, где просушивали матрасы и подушки – больные, бывало, писали под себя, из-за чего на большинстве матрасов пришивали специальную клеенку.

Все дорожки в этом месте были заасфальтированы. Каждое будничное утро, медсестра по рабочим вопросам, что отводила большую часть пациентов на работы, брала больных из отделения, и они, прихватив метла, убирали упавшие с деревьев листья. И так было изо дня в день. Люди, что лежали в психбольнице, обязаны были работать – убирать отделение, если потребуется, помогать в столовой, ходить на работы в другой конец больницы, поливать цветы или чистить дорожки. Если не выполнял предписанные врачом обязанности, считалось, что ты еще болен – здоровый человек лениться не будет.

Я шла вместе со всеми, стараясь не отставать. Мне все еще было ужасно плохо – прошло слишком мало времени после нашего с мамой прощания. Мой мобильный оставили у старшей медсестры на втором этаже, и позвонить я смогу очень нескоро.

Мы поднялись на третий этаж. Возле кабинета с табличкой “Флюорография” стояло пара человек из других отделений. С ними была медсестра, прижимающая к груди папку с карточками. Она выглядела очень молодо, на плечах лежали кудрявые темно-каштановые волосы, и медсестричка все время подшучивала над пациентами, которые отвечали ей тем же. Несмотря на столь тяжелую работу, у здешних работников всегда сохранялось отличное чувство юмора. Похныкать не получится.

За первые два дня я умудрилась познакомиться и с пациентами, и с медработниками, что посменно дежурили на первом этаже. Я впервые увидела в отделении медбрата и санитара: обычно с нашими работали женщины. Не сказать, что они выглядели крепкими ребятами, вполне нормальные мужчины, не амбалы, как это принято в столь специфическом месте. Зато сдачу дать могли на “ура”.

Мы сели на лавочку рядом с дверью. Наталья Владимировна вошла внутрь, перед этим вежливо постучав в дверь. Когда ребята из других корпусов вышли и ушли вместе со своей задорной медсестрой, наступила наша очередь. Я была самой последней, и, когда все окончилось, нас повели обратно в отделение.

В дневное время на первом этаже было шумно: людей много, палат больше. В шестнадцатом отделении всегда царили тишина и спокойствие: тамошние обитатели либо читали книги, ибо им это разрешалось, либо смотрели телевизор, либо ходили друг к другу в гости и общались на свои личные темы.

Утром поднимали новеньких очень рано. Им выдавали баночки для анализов и отправляли в туалет. После этого их отводили в процедурную, где из вены брали кровь на СПИД. Затем приходила совершенно другая медсестра и брала кровь уже из пальца, на сахар. По понедельникам приходил гинеколог, а за ним – терапевт.

После завтрака, обеда и ужина больных выводили на прогулки.

После обеда проходил и сонный час: пациентам давали какое-то время на отдых, а затем выводили на улицу, во внутренний двор, огороженный забором. К нему никого не подпускали, как и в этот раз.

Я лежала в постели, свернувшись в клубок, и прислушивалась к крикам санитарок, собирающих больных на прогулку. Мне не хотелось никуда идти, но пошла вместе с остальными: именно сегодня решили вывести всех, чтобы проветрить помещение – кто-то опять накурил в туалете.

– Еще раз увижу, что курите в туалете, отправлю на первый этаж! – крикнула нам Валентина Алексеевна.

Перед двухэтажным зданием из красного кирпича располагался небольшой дворик, на котором располагались две крупные деревянные беседки, пару железных лавочек, небольшая скамейка и пеньки, на которые больные усаживались, считая птиц или думая о чем-то своем. Медсестры и санитарки устроились возле небольшого крыльца, присматривая за больными.

Дворик медленно заполнялся людьми. Начали приходить посетители.

После обеда я позвонила маме и поинтересовалась ее здоровьем. Разговор немало расстроил. Голос у нее осел, стал очень печальным. Меня это взяло за душу, и я едва сдержала слезы. Тоска не давала вдохнуть воздуха полной грудью. Я забрела в полупустую беседку, уселась на скамейку, вытянув ноги, и, поддавшись тяжелым мыслям, расплакалась. Мне было плевать, заметят ли мою истерику медсестры или нет.

Вытирая слезы, я осмотрелась.

Взрослые женщины курили сигареты и обсуждали личную жизнь. Молодые девушки сидели на полянке под солнечными лучами и вполголоса разговаривали о чем-то своем. Я засмотрелась на забор из железных прутьев, по ту сторону которого ходили люди с набитыми продуктами сумками и пакетами. Стоял приятный гул, дул прохладный летний ветерок. Врачи, женщины в годах, поспешно уходили домой, попутно прощаясь с больными.

Недалеко сидела пожилая светловолосая дама, прикрыв голову легким платком. Летняя погода доставляла ей неудовольствие. Она пребывала в одиночестве, ожидая кого-то. Женщина нервно размахивала красивым веером. Я замечала на себе ее взгляды, но виду не подавала.

Через мгновение появился мужчина – альбинос, худой, высокий… чересчур высокий. Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в беседку. Оказалось, что это сын той самой пожилой дамочки с веером. Незнакомец бросил на меня короткий взгляд и подошел к женщине – она радостно его обняла.

И как ей это удалось, он же такой высокий…

Я окинула мужчину грустным взглядом и вернулась к своим раздумьям. Пусть он и красивый, но наверняка уже женатый.

Но тут стала замечать, что альбинос поглядывает на меня и о чем-то шепчется со своей мамой. Та в ответ лишь пожимала плечами.