Страница 8 из 22
Среди палачей, вероятно, находились и добровольцы, не относившиеся к оперсоставу. Так, в казнях 1933-1934 гг. постоянно участвовал начальник кирпичного завода при Бийском изоляторе коммунист М.Ф. Трунов, в 1937 г. работавший в штате Бийского горотдела НКВД. Зафиксировано в те же годы участие в расстреле и ещё одного начальника Бийского кирзавода – Павлова[34]. Руководящие работники местных чекистских органов тем более постоянно практиковались в казнях: так, начальник экономического отделения Барнаульского оперсектора ОГПУ Г.А. Линке 2 ноября 1932 г. участвовал в расстреле группы из 13 осуждённых.
Не только суровые мужчины исполняли приговоры. Красноречивую информацию о полной эмансипации судейского сословия даёт следующий акт о расстреле от 15 октября 1935 г.: «Я, судья города Барнаула Веселовская, в присутствии п/прокурора Савельева и п/нач. тюрьмы Дементьева... привела в исполнение приговор от 28 июля 1935 о расстреле Фролова Ивана Кондратьевича». Старшая нарсудья г. Кемерова Т.К. Калашникова вместе с двумя чекистами и и.о. горпрокурора 28 мая 1935 г. участвовала в расстреле двух уголовников, а 12 августа 1935 г. – одного.
Участие в расстрелах «врагов народа» считалось партийными властями одним из наивысших проявлений политической лояльности. В марте 1925 г. при проверке партдокументов работника Кубанского окротдела ОГПУ Воронцова, работавшего в ЧК с 1919 г. и исключённого из РКП(б) по подозрению в хищении ценностей при обыске, партийная комиссия сделала следующий примечательный вывод: «Участвовал во многих расстрелах и женат на жене бывшего офицера, ныне убитого. Считать проверенным и вполне достойным службы в органах ВЧК-ГПУ»[35].
Технология
Способы расправ в гражданскую войну были разнообразны: главенствовал расстрел, но любили душить с помощью удавки (для бесшумности, или с целью экономии патронов, или из садистских соображений, чтобы наблюдать предсмертные судороги жертвы). Но также рубили шашками (особенно во время подавления крестьянских мятежей), топили, замораживали, сжигали, зарывали живыми в землю... Дикости гражданской войны во многом повторились позднее – в эпоху коллективизации и «Большого террора».
Чекисты, как правило, очень легко относились к пролитию крови, нередко не делая отличий между «своими» и «классово чуждыми». Партийные власти Астрахани, где красный террор в 1919 г. был исключительно масштабен, возмущались поведением сотрудников участковой транспортной ЧК, заявлявших: «Хватило бы рабочих, а патронов для них хватит». В июне 1920 г. красноярский чекист Д.Ф. Титов показывал о главе Енисейской губчека В.И. Вильдгрубе: «Простая речь настоящего, от молота, рабочего дисгармонировала с той непонятной жаждой крови, которую требовал он почти после каждого сделанного доклада... Чувствовалось в натуре Вильдгрубе нечто патологическое...». Секретарь Енисейского губбюро РКП(б) А. Дубровинская, делегированная в состав коллегии губчека, заявляла сибирским властям, что с первого заседания стало ясно, что для Вильдгрубе и его заместителя Д.М. Иванова «важна не сущность дела, не очищение губернии [от] действительной контрреволющии, а бесшабашное и бесчисленное количество лиц, подвергнувшихся высшей мере наказания. Иными словами, важно, чтобы как можно больше было расстреляно...»[36].
Имеющиеся документальные свидетельства говорят о крайне жестоких способах массовых расправ, практиковавшихся в губернских чека. Работавший в 1920 г. членом Полтавского губсовнархоза будущий дипломат-невозвращенец Г.З. Беседовский вспоминал свой разговор с председателем местной губчека Ивановым, который говорил, что его заместитель Заборенко «по требованию инструкции» всегда присутствует при расстрелах. Основным исполнителем являлся комендант Гуров – бывший матрос. По словам Иванова, комендант «... недавно юбилей справлял – три тысячи человек уже расстрелял. Говорит, что дойдёт до пяти тысяч и бросит. Но только уж и он сдавать стал. Приходится его напаивать каждый раз. Недавно с пьяных глаз хотел Заборенко застрелить. Еле вырвали. Каждую субботу вечером у нас тут во дворе настоящий ад. Осуждённых сажают в подвал... и оттуда водят через двор к погребу, где расстреливают. Крики, как на бойне. Заборенко хотел вставлять кляп в рот, чтобы не кричали, но я запретил. Это уж совсем получилось бы, как простое убийство...».
Член Кокчетавского укома РКП(б) Ф.В. Воронов в письме в ЦК партии описал ужаснувший его массовый расстрел в ночь на 7 марта 1921 г., произведённый по приказу председателя Омской губчека П.В. Гузакова в подвале внутренней тюрьмы. После того, как Гузаков осмотрел подвал губчека, туда стали одного за другим отводить заключённых, с которых предварительно снимали одежду. «Из подвала слышались выстрелы и стоны. На другой день была прогулка. Арестованные видели груду замёрзшей крови и мозгов. Все подробности расстрела моментально облетели всю тюрьму. Разве это не контрреволюция? Разве это не срыв Советской власти?»[37].
Для губернских и уездных чека выбирались здания с подвалами, позволявшими организовывать групповые расстрелы. Упоминавшийся выше В.И. Вильдгрубе шокировал руководителей губревкома откровенным сообщением о том, зачем чекистам требуется новое здание с подвалом. О том, как выглядели чекистские расстрельные подвалы в первые годы советской власти, яркое и достоверное описание оставил член Сибревкома В.Н. Соколов, в июне 1920 г. обследовавший работу Енисейской губчека, чьё руководство во главе с В.И. Вильдгрубе за несколько недель (с марта) расстреляло более 300 человек. В телеграмме, адресованной в Сиббюро ЦК РКП(б), он сообщал: «Расстреливали в подвалах на дворе. Говорят о пытках в этом подвале, но когда я его осматривал [он] оказался закрытым, и я подозреваю, что его подчистили. Кровь так и стоит огромными чёрными лужами, в землю не впитывается, только стены брызгают известью. Подлый запах... гора грязи и слизи, внизу какие-то испражнения. Трупы вывозят ночью пьяные мадьяры. Были случаи избиения перед смертью в подвале, наблюдаемые из окон сотрудниками чека. Отбираемые все запасы, ценности не сдаются, а остаются в распоряжении чека.
Арестовывают семьями по личным счётам, по доносам [секретных] или иных сотрудников. Говорят, были случаи расстрела раньше вынесенного приговора... В деле расстрелянного Кучеренко нет протокола допроса. Расстрелян юноша Кинчман по доносу ревнивой девицы, которая потом отравилась и созналась в предсмертной записке. (...) Расстреляно здесь всего за 3 мес[яца] больше 300 чел[овек]. (...) Думаю, что Вильдгрубе и Иванова восстановить в правах здесь нельзя. Они физиологически перерождаются в автоматов смерти и убийства. Отсюда извращённость всех других отправлений и неизбежное привнесение разнузданности во весь аппарат...».
В начале 1920-х в казнях участвовали нередко довольно большие группы чекистов во главе со своими начальниками. Дуревшие от спирта и крови расстрельщики не гнушались издеваться над обречёнными или даже уже мёртвыми людьми. Так, начальник оперпункта ОДТЧК станции Омск Ю.Я. Бубнов, присутствуя при расстреле пяти человек, 14 августа 1921 г. вместе с начальником Водного отдела Сибирской Окружной транспортной ЧК К.М. Лацем «допустил в пьяном виде хулиганские выходки, за что был арестован» – исполнители приговоров «издевались над трупами, стреляя в задние части тела». По этому делу Омская губчека проводила расследование, обвинив нескольких чекистов-расстельщиков в пьянстве при исполнении служебных обязанностей. Наказание было символическим: коллегией губчека Бубнов и Лац в начале ноября 1921 г. были освобождены из-под стражи по амнистии с зачётом предварительного заключения и изгнаны из органов ВЧК без права поступления (но впоследствии Бубнова вновь приняли в ОГПУ-НКВД на руководящую работу)[38].
34
ГАНО, ф. п-6, оп. 1, д. 611, л. 127-128; ф. 1027, оп. 8, д. 39, л. 72 об., д. 23, л. 59, 69, 146, 276, 280, 292, 604, 446, д. 31, л. 103; Степанов А.Ф. Расстрел по лимиту... С. 70; ЦХАФАК, ф. п-5762, оп. 1, д. 3, л. 15 об.
35
ГАНО, ф. 1027, оп. 8, д. 39, л. 80, 30, 67; ГАРФ, ф. 374, оп. 27, д. 488, л. 32.
36
Плеханов А.М. ВЧК-ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности... С. 131; Шишкин В.И. Енисейская губернская чека в 1920 году: дела и нравы // Гуманитарные науки в Сибири. №2. — Новосибирск, 1994, с. 50-51.
37
Беседовский Г.3. На путях к термидору. — М., 1997. С. 19; Плеханов А.М. ВЧК-ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности... С. 163.
38
Шишкин В.И. Енисейская губернская чека в 1920 году... С. 48-51; ЦДНИОО, ф. 1, оп. 2, д. 48, л. 60-61 об.; РГАНИ, ф. 6, оп. 1, д. 148, л. 109.