Страница 6 из 21
Проснулась Кристина от того, что автобус подбросило на какой-то кочке, и, резко вывалившись из полубреда-полусна, поняла, что они, оказывается, уже некоторое время ехали. А раз ехали, значит, кто-то сидит за рулем. Кто-то, от кого можно потребовать – скорее всего, тщетно, но все же! – чтобы ее выпустили. Кто-то, на кого можно накричать и излить свою злость.
Кристина выбралась из глубины мягкого черного кресла с твердым намерением устроить скандал. Практического толку, конечно, не будет, но хоть морально ей полегчает. Но, не успев сделать и шага, она остановилась, потому что не узнала место, в котором оказалась. Вокруг царила густая темнота, но при этом каким-то непостижимым образом Кристина могла в ней видеть. Вот только видела она не роскошный интерьер автобуса Джордана, а огромный высокий купол – будто в планетарии, знания о котором у Кристины оставались чисто теоретическими; разумеется, в Верходновске планетария не было. Купол состоял из сотен кусков черного, будто тонированного стекла – этакий огромный витраж или мозаика. Вместо звезд в куполе горели отражения. Сотни отражений Кристины.
Девушка повернулась, оглядывая невероятную картину, и едва не упала, потеряв равновесие; от множества движущихся вокруг отражений голова мгновенно шла кругом. Кристина предприняла еще одну попытку сделать шаг – надо же найти выход из этого странного места, чем бы оно ни было! – и с трудом устояла на ногах. Расставив руки в стороны для равновесия, она сделала еще один шаг и снова с трудом справилась с приступом головокружения.
«Да что это такое? – рассердилась Кристина на себя. – Это же просто оптическая иллюзия! Верх на месте, низ на месте, значит, я прекрасно могу идти!»
В подкрепление своих мыслей она опустила взгляд под ноги, чтобы лучше ощутить этот низ. Она будет все время смотреть в пол, тогда идти станет легче.
Это оказалось ошибкой – пола под ногами не было. Точнее, он был, но тоже представлял собой все ту же стеклянно-зеркальную мозаику, дробившую Кристину на сотни отражений. Он качался, кружился и грозил уйти из-под ног.
От исчезнувшего ощущения верха и низа накатила дурнота. Даже не пытаясь бороться за следующий шаг, Кристина опустилась на стеклянную поверхность и подтянула к себе колени; лучше так, чем рухнуть всем телом, потеряв равновесие.
В сидячем положении мир вокруг почти перестал качаться, и Кристина попробовала осторожно оглядеться. Где она? Такое просторное помещение не может быть ни в одном из автобусов или трейлеров. Она что, под цирковым куполом? Но это совсем не похоже на шатер!
И тут Кристина заметила еще одну странность этого места. Стоило лишь ненадолго задержать взгляд на одном из отражений, и она понимала, что это вовсе не ее отражение. Точнее – ее, но не отражение. Каждый фрагмент мозаики будто показывал свой отрывок из прошлого Кристины. В каждом из них Кристина видела свое лицо, но в разные моменты своей жизни.
Взгляд почти против воли заскользил по отражениям, хотя внутренний голос настойчиво предостерегал от этого экскурса в прошлое. Но Кристина уже не могла остановиться. Ее окружали сотни мгновений ее жизни, и она смотрела на них, отчаянно ища хотя бы одно, за которое ей сейчас не было бы стыдно или из-за которого она не испытывала бы сожаления. Но нет, сотни фрагментов показывали Кристине ее саму в разные моменты, объединенные одним общим фактором: ей везде было плохо. Вот в этом она недовольна неудачным макияжем. В том – оценкой за контрольную. Тут раздражена резиновой яичницей на завтрак. Вон там поодаль злится на Кирюшу, и не потому, что он что-то сделал, а просто потому, что он есть. Здесь, сбоку, она заткнула уши, чтобы не слышать скандала родителей за стеной. Левее – расстроена мерзким комментарием под своим постом в соцсети. Сзади – злыми словами двух Ольг…
Кристина сжала голову руками, пытаясь спрятаться от обрушившейся на нее лавины воспоминаний. Неужели такой была вся ее жизнь? Такой была она сама? Вот к этому хочет вернуться?
Купол начал сжиматься и опускаться, отражения прошлого приближались, обступали со всех сторон. Стремились задушить.
Кристина зажмурилась, желая укрыться от собственной жизни, которая грозила ее уничтожить. Но даже сквозь закрытые глаза она видела, как купол продолжает стремительно сжиматься, превращаясь в кокон из сотен уменьшающихся отражений, который ее вот-вот окутает.
Вырвавшийся крик страха и отчаяния остался совершенно беззвучным. Кристина снова закричала – и снова не услышала ни звука.
В пронзительной тишине, полной ее немых криков, и в густой темноте, полной отражений ее прошлого, витражный купол лопнул, словно мыльный пузырь, и Кристина вдруг поняла, что смотрит прямо в круглые мозаичные очки, а в них, в каждом кусочке стекла, по-прежнему заключены осколки ее жизни. Они затягивали ее в себя, но вместо того, чтобы порадоваться возвращению в прежнюю жизнь, Кристина преисполнилась невыразимого ужаса. Она снова закричала – и снова не услышала ни звука.
А затем все пропало.
Графиня направилась было к дверям белого трейлера Сола, но замешкалась; а имеет ли она право и дальше жить в директорском трейлере, не будучи директором? Обернувшись, Графиня стала искать глазами автобус, где жила раньше вместе с воздушными гимнастками, наткнулась взглядом на Ковбоя, стоявшего неподалеку и наблюдавшего за ней с легкой насмешкой в глазах, раздраженно вздохнула, скрестила руки на груди и с вызовом бросила:
– Ну, давай рассказывай! Как, по-твоему, мы можем найти «Обскурион»? И предупреждаю, если ты потребуешь в обмен мое прощение или еще что-то…
– Прощение? А чем я тебя обидел?
– Чем?! Я слышала, как ты просил их не выпускать меня обратно!
– Кого – их? – сдержанно полюбопытствовал Ковбой.
– Я не помню, – неохотно призналась Графиня. – Я вообще мало что помню, меня будто накачали сильнейшим успокоительным, и в голове все путается. Но! – воскликнула она, предвосхищая аргумент Ковбоя. – Но твои слова я помню прекрасно! Ты хотел, чтобы я там осталась! Они отказывались, но ты настаивал! Кто они вообще такие?
– Не имеет значения, – покачал головой Ковбой. – Главное, что ты вернулась и сейчас здесь.
– Но явно не благодаря тебе. Ты хотел запереть меня там навсегда, где бы это там ни было! Чем же я тебя настолько обидела, что ты так сильно возжелал от меня избавиться?
– Я вовсе не хотел от тебя избавиться. Мне просто было нужно на некоторое время… мм… вывести тебя из игры. А ты услышала только пару фраз, и без контекста они и впрямь звучат не лучшим образом.
– Ах, так это я виновата! Если бы я услышала все, то, видимо, оценила бы, почему ты так хотел, чтобы меня там заперли!
– Я вовсе не… – начал было Ковбой, но не договорил.
Графиня его перебила:
– Довольно! Хватит объяснений, тем более таких беспомощных!
– Я еще даже и не начал объяснять, ты пока не дала мне такой возможности, – с легкой улыбкой возразил Ковбой. – Но то, что ты считаешь справедливым обвинять меня, хотя имеешь на руках лишь крохи информации, – это обидно. Особенно потому, что я вовсе не пытался от тебя избавиться, так что в этом моя совесть чиста.
– Не могу даже выразить словами, как я рада, что твоя совесть чиста. И как удивлена, что она вообще у тебя есть, – процедила Графиня. – А теперь – про «Обскурион».
– Нет, подожди. Сначала определись, что ты хочешь, – получить объяснение или продолжать на меня злиться.
– Какая тебе вообще разница, злюсь я или нет?! – воскликнула Графиня. – Какое тебе дело до моих чувств?
– Да потому что ты мне нравишься! – не выдержал Ковбой. – И не делай удивленные глаза, будто это для тебя новость! Ты и раньше это понимала! Просто ты зачем-то тянула отношения с этой своей бесхребетной амебой и притворялась, что ничего не замечаешь!
– Что бы я ни понимала про твои чувства ко мне, это больше не имеет никакого значения, – тихо ответила Графиня. – Не после того, когда я узнала, кто ты на самом деле.