Колизион. Купол изгнанных

Хлопнула дверца с пассажирской стороны, и к Фьору присоединился Дэнни.

– Идем знакомиться? – предложил шут, не сводя глаз с фигур.

– Кажется, они сами к нам идут, – заметил Фьор.

Действительно, увидев, что ретроавтомобиль остановился, незнакомцы направились к нему. Фаерщик с Дэнни пошли им навстречу.

– Хорошая новость – это явно не зомби! – бодро сообщил шут. – Смотри, как идут! Совершенно нормально, никаких волочащихся ног и вытянутых вперед рук.

Фьор кивнул, напряженно вглядываясь в незнакомцев; попытка Дэнни разрядить атмосферу шуткой не особо сработала. Что-то в этих двоих казалось ему неуловимо знакомым, но он пока не мог понять, что именно.

– Привет! – на пробу выкрикнул Дэнни. – Какими судьбами в этих краях?

Незнакомцы не ответили.

Фьор остановился и непроизвольно напряг кисти рук. Если дело будет плохо, на крайний случай у него всегда есть огонь.

– Ты это видишь? – вдруг прошептал Дэнни, тоже останавливаясь, и в его голосе явственно прозвучало потрясение.

– Что? – напрягся Фьор.

– Ты видишь, кто это?

– Нет, – покачал головой фаерщик.

Но тут незнакомцы вступили в полосу света от многочисленных круглых фар ретроавтомобиля, и Фьор наконец-то рассмотрел их лица.

И шумно выдохнул, увидев… себя.

Кристина не помнила, когда силы оставили ее и она опустилась на холодный асфальт. Она не представляла, как давно ушла из «Обскуриона» и сколько уже шла.

Все, что понимала Кристина, – это то, что она сидит на пустой дороге с почти невесомым Апи на руках, в полной темноте, ощущая где-то там вдалеке «Колизион», такой внезапно родной и желанный – и такой недосягаемый, и понимая, что это – конец. Она больше не может сделать ни шагу, и даже если бы ей грозили пистолетом, сил на то, чтобы подняться, у нее не осталось. Весь прежний опыт занятий плаванием, когда после изнурительных тренировок Кристине порой казалось, что она больше никогда не сможет пошевелить и пальцем, мерк по сравнению с сегодняшней запредельной усталостью. Это была усталость совершенно нового уровня.

Апи едва ощутимо пошевелился, и Кристина обреченно опустила голову. Она не сможет спасти обезьяныша. Она подвела его. Его – и всех циркачей «Колизиона», получивших такого незадачливого директора, который не только пропал, не пробыв официально в должности и суток, но еще и забрал с собой амулет-основатель. Так они с Апи и умрут – или исчезнут, будут удалены, – здесь, посреди дороги без начала и конца, в этой тихой, холодной, почти зимней ночи…

Что-то мокрое захолодило щеку. Кристина машинально подняла голову, ожидая увидеть дождь, но небо и не думало плакать. Плакала она.

Кристина всхлипнула и, одной рукой по-прежнему прижимая к себе невесомого Апи, другой вытерла лицо. Но одного движения оказалось недостаточно, потому что стоило лишь позволить себе заплакать, и слезы полились, словно вода сквозь прорванную плотину.

Кристина плакала, плакала и плакала до тех пор, пока темнота не размылась перед глазами, пока мир не исчез за мутной пеленой, а в голове не стало блаженно пусто – ни единой мысли, ни единой тревоги.

А потом по щеке прошлось что-то мокрое и шершавое. Не будь Кристина в таком оцепенении, она бы наверняка вскрикнула от страха, а так она лишь равнодушно повернулась – и уставилась прямо в огромные мерцающие янтарные глаза опасного хищника.

Миг – и перед ней стоял Те.

– Наконец-то, – проворчал он, но в обычно нечитаемых раскосых глазах Кристина заметила тщательно спрятанную улыбку. – Три дня уже вас жду.

– Три? – переспросила Кристина.

Прошло три дня? По ее внутренним ощущениям, она пробыла в «Обскурионе» не больше суток. И шла по ночной дороге, наверное, все же не вечность, а лишь несколько часов. Хотя… какая разница?

А потом воздух наполнился знакомым, но все еще экзотическим запахом паленых трав, и панцирь оцепенения лопнул и посыпался осколками, словно стекло, в которое ударил камень.

Снова полились слезы, но на этот раз не от обреченности, а от облегчения. Те здесь! Те здесь, а значит, они с Апи спасены!

Если поначалу Тине казалось, что это она принимает решения по поводу своей новообретенной жизни, это она задает вектор событиям вокруг себя и управляет происходящим, то теперь она все сильнее ощущала, что ее словно оттесняют в сторонку, туда, где она может только наблюдать за происходящим, но не участвовать в событиях. И ей это очень не нравилось. Почему вдруг она оказалась зрителем? Ее не должны задвигать на задний план хотя бы потому, что это она привела Кирилла. Более чем весомый вклад в общее дело!

Но факт оставался фактом: остальные хостильеры Тину по большей части словно и не замечали и не включали в общие обсуждения. Спасибо на том, что хотя бы не прогоняли. Но Тину такое положение вещей категорически не устраивало. Не для того она получила себе жизнь, чтобы оказаться в стороне, особенно когда началась игра, ставка в которой – в том числе и ее собственная свобода.

О, только представить, что она больше не будет связана с Кристиной! Никаких ограничений, никаких оков! Полностью принадлежать себе, только себе! И наконец получить в распоряжение доступ ко всем силам, а не к тем их жалким крохам, которые есть у нее в наличии сейчас из-за того, что ее ограничивает связь с иницием.

И это действительно может произойти, если Первый фамильяр поможет им стать свободными. Скорее бы!

Нетерпение терзало не одну Тину. Отвезя Первого фамильяра в довольно роскошные для Верходновска апартаменты неподалеку от скромного центра города, хостильеры тут же устроили нечто вроде военного совета и, перекрикивая друг друга, строили и отбрасывали планы, включавшие все, от мирных переговоров до захвата заложников и вооруженного нападения на цирки.

Громко споря и яростно отстаивая свои позиции, хостильеры одновременно старались выставить себя в выгодном свете перед Первым фамильяром; они будто боролись за теплые местечки в будущем мире, где именно он будет их правителем, и хотели прямо сейчас застолбить за собой позицию поближе к нему.

Тина наблюдала за происходящим со стороны и, подмечая, как хостильеры лебезят перед Первым фамильяром, хмыкала. Хостильеры любили противопоставлять себя не только фамильярам, но и людям, подчеркивая, насколько они лучше. Однако стоило только зайти речи о власти, и они повели себя ничуть не лучше людей, старавшихся всеми правдами и неправдами урвать себе кусок влияния, да побольше.

Первый фамильяр держался отстраненно. Он мало участвовал в разговорах, все больше слушал и наблюдал за происходящим свысока, со слегка насмешливым и чуточку утомленным видом. Тине казалось, что происходящее его скорее забавляло и что он не воспринимает его всерьез. То, что для хостильеров было вопросом их свободы и существования как такового, для него больше походило на легкое развлечение, на игру, в которую он согласился подыгрывать до тех пор, пока это вызывает у него интерес, но, как только ему наскучит, он ее бросит.

Возможно, такое впечатление у Тины складывалось из-за внешности Первого фамильяра. Каждый раз, глядя на него, в самый первый миг она видела Кирилла. И каждый раз на долю мгновения испытывала шок от его быстрых, четких жестов, активной мимики и живых эмоций в голосе. И хотя Тина прекрасно понимала, что это больше не ее «брат» с особенностями развития, яркий диссонанс между внешностью, с которой она уже привыкла ассоциировать определенное поведение, и новым поведением выбивал у нее почву из-под ног.

Время от времени Тина тоже ловила на себе взгляд Первого фамильяра – взгляд, полный неприязни, – и гадала, что же, черт побери, произошло такого, что один лишь ее внешний вид до сих пор заставляет Первого фамильяра кипеть от ненависти даже после стольких веков, проведенных за пределами жизни?

Когда наконец запал хостильеров угас и они выдохлись, но так и не пришли к идеальному плану действий, все взгляды обратились на Первого фамильяра.