Страница 8 из 8
И вот восьмого февраля случилось неслыханное: носатая барышня у себя в комнате достала из тумбочки парабеллум и выстрелила в совершенно голого Пашинцева. Пуля попала в ляжку, но истекающему кровью Пашинцеву удалось схватиться за пистолет и в ходе потасовки самому застрелить свою несостоявшуюся убийцу. Затем он выполз в коридор, где оповестил о происшествии сбежавшихся на шум постояльцев и лишился чувств.
Весь пансион, трепеща от ужаса и любопытства, предвкушал грандиозный скандал — все-таки сотрудник посольства, хоть должности Пашинцева никто толком и не помнил. Ожидая своей очереди побеседовать с явившимися полицейскими, взбудораженные жильцы договорились в ближайшее время устроить тематический вечер с горящим пуншем и шарадами, всецело посвященный торжеству жизни и memento mori.
Разнообразию, внесенному в унылую жизнь пансиона, не были рады только убитая барышня — по причинам естественного порядка — и обитавший в угловой комнате на первом этаже Хозяин. По тогдашним документам он числился потомком относительно известного, но обедневшего дворянского рода — сентиментальные немцы такое любили — и работал в эмигрантском общественно-литературном издании, которое, кажется, существовало исключительно на деньги Начальства, использовавшего его как ширму для своей агентурной сети. Он еще не привык откликаться на новое имя и опасался, что полицейские это заметят, или поймут, что его документы — искусная подделка, или увидят уродливый шрам, обвивающий его шею. Вечное кашне, вызывавшее веселое недоумение у барышень — и у Леночки, и у второй, покойной, — натирало кожу, и шрам то и дело расходился, невзирая на ежевечерние орошения красноватой микстурой без этикетки. Этой микстуры ему было выдано десять флаконов, и она, к слову, уже заканчивалась.
Разумеется, загадочное покушение на Пашинцева не могло не вызвать в памяти сходный эпизод из его недавней жизни. «Да, „недавняя жизнь“ — это, наверное, самая точная характеристика прежнего состояния по отношению к нынешнему», — размышлял он, пробираясь сквозь толпу любопытных постояльцев к дверям, за которыми лежала убитая барышня. Зевак вскоре оттеснили, но он успел убедиться, что из номера не тянет тем землисто-прелым запахом, с которым умирали бесомраки. И у Пашинцева было самое обычное человеческое лицо, круглое и глупое, — никто не пульсировал у него под кожей и не выглядывал из глаз.
Но теперь он уже знал, что, помимо бесомраков, есть и другие, те, кого он может замечать только изредка, боковым зрением, или вовсе не способен увидеть. Его наставник, обманчиво юный на вид господин Канегисер, определил его способности к духовидению как средние, но добавил, что всё достигается упражнением и, к примеру, он сам за последние несколько лет научился видеть, хоть и нечетко, еще восемь категорий.
Непрошеный гость мог обитать как в барышне, так и в самом Пашинцеве — ведь у всякого покушения должна быть причина. Может, Начальство нарочно подселило свежеиспеченного второжителя именно в этот пансион, чтобы он самостоятельно вычислил чуждую тварь в человеческом скафандре, может, это было испытание, которое он не прошел, и теперь…
— Что теперь? — невесело улыбнулся своему темному отражению в зеркале Хозяин, заматывая кашне потуже. — Голову с плеч?..
Сразу после этого в дверь постучали и сообщили, что у пансиона его дожидается авто.
***
Устроившись на заднем сиденье глазастого «опеля» и заметив на пальце приехавшего за ним господина золотое кольцо-печатку, он удивился оказанной чести — обычно к нему приезжали носители серебра. И письмо, как было заведено, не прислали заранее, значит, точно что-то серьезное, кого же он не разглядел, барышню или все-таки Пашинцева?..
— Что? Не берите в голову, это что-то по политической линии. — Господин говорил с легким неопределенным акцентом. — Игры разведок нас не интересуют — и вас не должны.
Он выдохнул с облегчением. Господин поймал его взгляд в крохотном зеркальце заднего вида:
— Видите ли вы сны, господин второжитель?
— Не видел ни единого с тех самых пор, как… — Он коснулся кашне, уложенного на шее в несколько плотных витков. — Если верить вашим эскулапам, такое случается изредка, при должном везении, а мне и прежде везло как утопленнику.
— Но всё же вы так и не утонули. — Лицо посланника Начальства озарилось белозубой иностранной улыбкой. — И с чего бы вам не верить нашим врачам?
«Хотя бы с того, что врач обыкновенно пользует живых людей, а всем прочим занимаются в прозекторской», — мысленно парировал он, но, разумеется, промолчал.
***
Берлинская контора Начальства располагалась в очень скромном снаружи здании, между цветочным магазином и аптекой. Посланник с золотым кольцом франтоватой походкой прошел по длинному коридору, раскланялся со встречной барышней, которая несла куда-то чайный поднос, и остановился у ведущей вниз винтовой лестницы. Возле лестницы дежурил молодой охранник, он начал было, преградив им дорогу, говорить что-то по-немецки, но, увидев на протянутой к нему руке золото, умолк и отошел в сторону. Хозяин даже пожалел, что этот бестолковый на вид паренек не устроил в служебном рвении скандал и не отсрочил хотя бы на полчаса его сошествие в бездны под конторой. Прежде он никогда там не бывал, поскольку не обладал не то что золотой печаткой — ему пока вообще не полагалось кольца. В иерархии Начальства он являлся не более чем приготовишкой.
Бездны оказались бесконечной паутиной из точно таких же, как и наверху, коридоров с латунными настенными светильниками. Где-то торопливо стучали на пишущей машинке, а издалека слышался приглушенный вой — не то собачий, не то человеческий, — для успокоения нервов Хозяин решил, что собачий.
— Ваша своеобычная особенность может оказаться вашим счастливым билетом, — говорил идущий впереди господин. — Этого сноходца мы получили от польских коллег. Стоит установить с ним психическую связь, как он моментально цепляется и пробирается в сновидения. Двое коллег уже оказались в лечебнице для душевнобольных, а один, представьте, в тюрьме, он спросонья задушил свою почтенную супругу. Но мы не теряем надежды. Подобные монады могут быть крайне полезны, если поставить их на службу человечеству.
Они определенно приближались к источнику воя, и Хозяин больше не мог себя обманывать: вой был не собачий. За дверью, у которой они замедлили шаг, кто-то монотонно и безутешно плакал.
— Но я различаю всего три категории. И ни разу не преуспел в установлении психической связи, — заупрямился он. — В прошлый раз монада сбежала, и ее впоследствии несколько недель не удавалось выкурить из радиоприемника.
— Зато вы не видите снов. И, что не менее важно, у вас нет супруги, детей и домашних животных.
— Я не чувствую себя вправе…
Радушная улыбка погасла, и он вдруг разглядел, что глаза у господина светло-серые, почти прозрачные, как ломкий весенний лед.
— Вы что же, не хотите быть полезны? Вам дали щедрый аванс. — Господин как будто случайно коснулся собственного кадыка. — Его лучше оправдать.
***
Сноходца, видимо, совсем недавно достали из кошки. Это был рутинный метод транспортировки монад — необычно ведущий себя человек может привлечь лишнее внимание, но кому есть дело до глупого зверя, голосящего в клетке. Стоило приблизиться к забившейся в угол фигурке, как она проворно опустилась на четвереньки, зашипела и выгнула спину дугой. Потом, опомнившись, заклокотала что-то на певучем спиритическом эсперанто, которое он без особых успехов учил уже второй год. Неудивительно, что суеверные люди принимали его то за древнегреческий, то за древнеарамейский, то за особое бесовское наречие, на котором одни демоны просят других прибавить огня под адскими котлами. Язык, который из неведомых пределов принесли в этот мир монады, казался и странно, по какой-то многовековой памяти знакомым, и в то же время не похожим ни на один из человеческих.
— Ты плачешь, — сказал он чрезмерно отчетливо, как обычно говорят с иностранцами или слабоумными, и провел ладонью по своей щеке.
Конец ознакомительного фрагмента.