Страница 6 из 13
– Отведите, ее милейший человечек в камеру. Там клопы давно не вкушали молодой крови. Устроим им пир!
За спиной Катерины с грохотом хлопнула металлическая дверь. Она обернулась назад и заметила, как открылся дверной глазок, и чей-то глаз с интересом посмотрел на ее одинокую фигуру, которая, словно статуя стаяла у двери, боясь сделать свой первый шаг в ожидавшую ее неизвестность.
***
Катерина подошла к нарам. Сумрак камеры, размеренные шаги надзирателей за дверью угнетали ее.
«Как я могла так легко угодить в расставленные охранкой сети? Кто знал о моем выступлении и явке? Наверняка, об этом знали с десяток товарищей…. Кругом провокаторы. Кому верить? – крутилось у нее в голове. – Интересно, кто знает о моем аресте? Как сказал это жандарм, что сегодня они организуют аресты подпольщиков, а завтра они меня выпустят. Следовательно, подпольщики знают о проваленной явке и моем аресте. Однако поверят ли мои товарищи, что я предала их? Кого я знаю в этом городе? От силы человек пять или шесть…. А вдруг именно их и схватит охранка? Хорошо стала работать охранка, надо отдать ей должное».
– Кто такая мещанка? Проститутка? – раздалось из темного угла камеры. – У нас здесь принято здороваться!
– Нет, я не проститутка. Я политическая. Кто здесь старшая по камере? Мне нужно место.
Этот ответ вызвал в камере легкое замешательство. В камере сидели воровки, проститутки и бродяги.
– Здесь не вокзал и лишних мест нет. Падай, где хочешь.
Она прошла вдоль нар. Заметив свободное место, Катерина, присела. Сильный пинок буквально снес ее с места. Катя словно пушинка слетела с нар и упала на грязный пол.
– Пошла вон! – произнесла полная женщина с остатками макияжа на лице. – Вот что дорогуша, ломись из хаты. Нам такие соседи здесь не нужны
Она еще хотела что-то сказать, но в этот момент Катя впилась ей в волосы. Они обе повалились на пол и стали кататься по полу, пытаясь впиться ногтями в лицо. Неожиданно открылась дверь камеры и в проеме показалась массивная фигура надзирателя.
– Прекратить! – громко скомандовал он.
Женщины поднялись с пола и, пылая гневом, стали напротив друг друга.
– Все хватит «собачится». Ты политическая иди сюда, здесь тебя никто не тронет.
Катя посмотрела на женщину и села рядом с ней.
– Можно я прилягу, у меня сильно болит голова.
– Ложись…
Она сидела на нарах, размышляя над тем, как она легко угодила в сети охранки. От этих мыслей у нее вдруг разболелась голова. Она легла на нары и закрыла глаза. Однако мысль о возможной провокации охранки не отпускала ее.
«Как-то все странно, провалы в Казани и Петербурге. Я почему-то грешила на Соколова, но он не знал о явках в Петербурге, следовательно, он не мог знать назвать их. А, если знал? А вдруг я ошибаюсь и Михаил Соколов честный большевик? Но кто меня мог предать здесь? Никифоров? Вавилов? Но, ни один из них не знал, куда я направлюсь. Следовательно – ни кто из них. Тогда кто?»
Шаги надзирателя стихли около двери ее камеры. Она взглянула на дверь и заметила, как за ней внимательно наблюдал чей-то внимательный глаз.
– Дайте мне воды! – крикнула Катерина.
– Не положено! – ответил глуховатый голос надзирателя. – Ты новенькая?
– Да, – ответила Катя.
– Выходи!
Ее перевели в соседнюю камеру-одиночку. Девушка обернулась и увидела глазок, в который кто-то наблюдал за ней. Глазок закрылся, и снова стало тихо. Катерине не спалось. Несмотря на физическую и эмоциональную усталость, сон не шел. Жандарм был прав, вскоре она почувствовала, что по ее руке кто-то ползет. Это был клоп. Она испугано вскочила на ноги и попыталась стряхнуть с себя насекомых, которые, как ей показалось, ползали по ее одежде. Всю ночь она не сомкнула глаз. Под утро, когда в камере стало светло, усталость сломила ее, и она заснула. Ее разбудил шум открываемой двери. В камеру вошел надзиратель и молча, поставил на пол металлическую тарелку с кашей, куском хлеба и кружку с водой.
– Извольте кушать. Это прислал вам начальник тюрьмы, – произнес он и, развернувшись, вышел из камеры.
Катерина поднялась с нар и взяла тарелку в руки. Только теперь она поняла, как она проголодалось. Она с жадность съела кашу и с сожалением посмотрела на дно тарелки. По действующему предписанию, арестантов кормили гречневой кашей, которая была малокалорийной и через час-другой, арестант снова ощущал приступы голода. Весь день она ждала, когда ее выведут на допрос, но этого не произошло. Она терялась в догадках, с чем это было связано, то ли с угрозой жандармского чиновника, то ли с попыткой сломить волю, и склонить ее к сотрудничеству.
Неожиданно дверь открылась, и голос надзирателя вернул ее к действительности.
– Выходи! Что ты копаешься, словно курица!
Катерина быстро вскочила на ноги и чуть ли не бегом устремилась к двери.
***
Она шла по длинному узкому коридору, придерживая подол своего платья. Иногда ей казалось, что этому коридору не будет конца. За ее спиной, тяжело дыша, шел надзиратель. Тюрьма жила своей жизнью: в одной из камер кто-то громко смеялся, в другой наоборот, кто-то громко причитал.
– Стоять! Лицом к стене! – раздалось за спиной Катерины.
Она, молча, выполнила команду надзирателя. Он с шумом распахнул дверь и слегка подтолкнул ее в спину.
– Свидание краткосрочное, тридцать минут.
Она не сразу разглядела человека, который стоял спиной к свету. Мужчина был одет в военную форму, которая как влитая сидела на его спортивной фигуре.
– Катя! Это я, Евгений Варшавский….
– Женя? Как ты сюда попал? Откуда ты узнал о моем аресте?
Варшавский улыбнулся.
– Ты же сама говорила, что тебе нужно в Петроград. Вот стал тебя разыскивать. Узнал, через знакомых, что ты в «Крестах». Как ты здесь?
Она улыбнулась. Однако улыбка у нее получилась какой-то вымученной.
– Что у тебя с лицом? Тебя били?
– Нет. Просто, как может быть свободному человеку в этой каменной клетке. Ты не поверишь, но я не рассчитывала увидеть тебя здесь. Я думала, что меня ведут на допрос…. Как все неожиданно.
Разговор явно не клеился. Радость на лице Евгения Варшавского постепенно исчезла.
– Катя! Завтра я уезжаю на фронт. Я не знаю, что меня там ждет и поэтому я пришел к вам, чтобы предложить вам руку и сердце. Если вы согласны, то нас сегодня же обвенчают в тюремной церкви…. Что вы молчите?
– Не смешите меня, Евгений. Вы православный человек, а я атеистка, поэтому о винце не может быть и слова. Это первое. Во-вторых, вы дворянин, а я – мещанка. Мы разные во всем: в сословии и наконец, во взглядах. Вы за единую и неделимую Россию, за веру царя и отечество, а я за власть, рабочих и крестьян. Поэтому, мы как вода и огонь, каждый может существовать лишь отдельно друг от друга.
Катерина замолчала и посмотрела на посеревшее лицо Евгения.
– Вы не обижайтесь на меня, Евгений…. Да и проблем у вас со мной будет множество. Скоро меня осудят. Нужна ли вам такая жена, как я? Думаю, что вам гвардейскому офицеру наш брак вскоре станет в тяжесть, так что простите меня. Вы молоды, красивы….
Она не договорила. В какой-то миг ей стало жалко этого человека, стоявшего перед ней во всей красе гвардейской офицерской формы. Он что-то хотел ей сказать, но она закрыла его рот своей маленькой изящной ладонью.
– Катенька! Чем я могу помочь тебе? – спросил ее Евгений.
– Вы мне помочь? Да не смешите меня, Варшавский! Впрочем, запомните адрес: Невский, дом 2, второй этаж, квартира номер шесть. Передайте привет от меня Сергею Ивановичу.
– Привет? И все?
– Да, все…. Я вам буду благодарна за это. А сейчас, идите, не стоит здесь задерживаться.
Она повернулась и постучала в дверь, которая моментально открылась.
– Отведите меня в камеру, – обратилась она к надзирателю. – Простите меня, вот сейчас я посмотрела на вас и поняла, что упускаю свое счастье. Если честно, то мне кажется, что я вас любила, но это было в моей прошлой жизни. Прощайте, Евгений….