Жена ювелира

Было бесполезно обманывать себя, будто дело, ставшее известным его самому злейшему врагу, не представляет собой ничего серьезного. Эдуард вспомнил себя пылким молодым человеком, поступавшим крайне неблагоразумно, когда речь шла о его желаниях. «Ну что ж, тогда я женюсь на тебе», – ответил он Элинор. В то время он еще не был королем, а просто графом Марчем, с перспективой стать королем. Тогда он испытывал такое настойчивое влечение к Элинор Батлер, что необдуманно пообещал жениться и к тому же еще, как дурак, дал брачный обет перед епископом Стиллингтоном. Здесь, конечно, приложила руку ее семья. Но когда позже, уже будучи всевластным монархом, он отказался признать этот брак, они проявили достаточно благоразумия, чтобы молчать об этом деле. Был ребенок, который умер, а Элинор скрылась в женском монастыре, что было очень любезно с ее стороны. Услышав о ее смерти через несколько лет после женитьбы на Елизавете, он перестал думать о первом браке, поскольку с ним было покончено.

И вот – на тебе! – он снова всплыл, а поскольку это непосредственно касалось Елизаветы, Эдуард поспешил к ней и рассказал о том, что наговорил ему Георг. Он еще никогда не видел Елизавету такой испуганной. Она почувствовала, что трон качается под ней. Ее достоинство, ее власть и будущее ее детей были в опасности. Ему редко доводилось видеть ее такой взволнованной.

– Это ложь! – воскликнула она.

– Это правда, – ответил Эдуард.

– Как ты мог быть таким глупцом, чтобы обещать ей жениться… пройти через церемонию бракосочетания? Ты, должно быть, сошел с ума!

Злые искорки появились в глазах короля.

– Не больше, чем когда я поступил подобным же образом с тобой.

– Этот брак не может быть законным.

– По закону он является таковым.

– И это значит…

Как ни встревожен он был, но не мог устоять, чтобы не задеть ее. В какой-то степени он расплачивался таким образом за всю ее холодность к нему.

– Это значит, – сказал он, – что трудно будет доказать, что ты и я женаты, и в этом случае люди скажут, что ты больше не королева.

Ее глаза казались черными на перекошенном от страха лице, она сжимала и разжимала кулаки.

– Это ложь! – Вдруг она повернулась к нему и обвила его своими руками. – Эдуард, наши дети! Маленькие Эдуард и Ричард. Этого не может быть!

Нет, конечно, этого не должно случиться. Он был слишком стар, чтобы иметь еще детей от новой жены. У него уже и так было слишком много незаконнорожденных сыновей, он не хотел, чтобы Эдуард и Ричард попали в их число. Придется бороться. Элинор мертва, и пусть ее история умрет вместе с ней.

– Георг должен умереть… немедленно, – сказала Елизавета. Она снова стала холодной и невозмутимой. А поскольку Эдуард молчал, она воскликнула: – Неужели ты и теперь оставишь его в живых, чтобы он разрушил будущее наших детей?

– Он узник. И пока он узник, он не принесет никакого вреда.

– Но узники убегают.

– Он не убежит.

– Ты что, забыл, что он в Тауэре по обвинению в измене? Почему?.. Ну почему?!

– Потому что нелегко убить своего собственного брата.

– Убить! Убить!.. Ты говоришь так, словно тебя самого просят опустить топор на его голову.

– Кто бы ни держал топор, он опустит его по моему приказу.

– Эдуард, ты глуп! – Она снова потеряла над собой контроль, так велик был ее страх. – Хорошо, ты спутался с той женщиной. Но как ты мог оказаться таким уступчивым?

Он повернулся к ней, его глаза сверкали:

– Вы должны это знать, мадам. Она применяла те же трюки, что и вы, и, как и в вашем случае, они подействовали.

Она отпрянула от него, но быстро овладела собой.

– Эдуард, я умоляю тебя, подумай о наших детях. Георг должен умереть, и Стиллингтон вместе с ним, или пусть ему отрежут язык и руки, чтобы он не смог ни сказать, ни написать об этом.

– Ты слишком честолюбива, – холодно сказал Эдуард. – Будь осторожна. Было бы хорошо, если бы ты не забывала о том, что именно я буду решать, что делать, а чего нет.

Король ушел от нее, вспомнив с облегчением, что его брат Ричард все еще во дворце. Он послал за ним и, когда удостоверился, что они одни, рассказал ему все, что случилось.

Ричард выглядел мрачным.

– Ты сказал, что Стиллингтон уже в тюрьме. А кто еще знает об этом, кроме Стиллингтона и Георга?

– В сущности, никто, иначе мы услышим что-нибудь в ближайшее время. Ричард, что мне делать с нашим братом?

Ричард закусил губу. Он подошел к окну и выглянул в него, хотя и не обращал внимания на лужайки и серые стены Колыбельной башни. Он думал о том, что Эдуард, крайне эгоистичный человек, воспринимает все это только как личную проблему. Ричарда поразило, что Эдуард не понимает, что она значит для него, Ричарда, – того, кому он всецело доверяет. Георг заключен в Тауэр по обвинению в измене, у Эдуарда нет законнорожденного сына, а что касается самого Эдуарда, то его тучность, одышка, повторяющиеся приступы лихорадки говорят только об одном: жить ему осталось недолго. Неужели он настолько слеп? Разве он не видит, какую блистательную перспективу он открывает для своего брата Ричарда? То, что говорит Эдуард, практически означает: «Ты, Ричард, через несколько лет, а может статься и месяцев, будешь законным королем Англии».

Носить корону, держать бразды правления в своих руках, посвятить душу и тело служению стране, которую любишь больше всего на свете, больше жены или ребенка и даже больше жизни!..

Ричард старался держать себя в руках. Он должен скрыть свои эмоции. Он должен слушать, что собирается сказать Эдуард. Он должен дать ему совет.

– А что, его никак нельзя убедить?

– Убедить? Георга? Это все равно что разговаривать с тигром. Если об этой истории пойдут слухи…

– О, – сказал Ричард, и его глаза сверкнули, – тогда люди не захотят, чтобы после тебя на троне оказался юный Эдуард.

– Это был не настоящий брак, – быстро сказал Эдуард. – Я дал какие-то обещания, но не было церковного обряда бракосочетания.

– Тем не менее такие обеты накладывают определенные обязательства.

Эдуард был в отчаянии.

– Дикон, что мне делать? Я вижу только один выход из этого. Ведь Георг заключен в Тауэр по обвинению в измене. А изменников предают смерти.

– И совершенно справедливо.

– Я провел много бессонных ночей из-за Георга. Разумнее было бы избавиться от вероломного брата. – Вдруг Эдуард резко обернулся. – Что это было?

– Всего лишь ветер пошевелил портьеры.

Эдуард продолжал смотреть через плечо: им обоим показалось, что дух отца присутствует в комнате, и ни один не смел смотреть другому в глаза, каждый боялся, что другой заметит его виноватый взгляд.

«Георг умрет, и я буду в безопасности, мои дети будут в безопасности», – думал Эдуард.

«Георг умрет – и для меня откроется путь к трону», – думал Ричард.

Ричард заговорил первым:

– Ты сказал королеве? Эдуард кивнул:

– Она дрожит за своих детей. Ричард скривил рот:

– Дрожит, говоришь?..

«Пресвятая Богородица! – подумал Ричард. – Даже теперь он ничего не понимает. Он думает, что я буду свято хранить его тайну. Он беззаботно владеет сверкающей короной, забыв, что нет ничего прекрасней ее и что власть – самый драгоценный дар на земле. Правда, есть еще честь. Но неужто портьеры шевелились?» – изумился Ричард и отчетливо представил себе благородное лицо отца. Как просто было бы сказать Эдуарду: «Убей Георга»! Ведь именно это хочет услышать от него Эдуард.

Никогда еще герцог Глостерский не испытывал таких противоречивых чувств. Никогда прежде он не любил брата так сильно и так сильно не презирал его за глупость. Никогда он не был так окрылен и в то же время так подавлен. Кроме того, его не покидало жуткое ощущение, будто отец находится в комнате и наблюдает за ними.

В его душе шла мучительная борьба, но честь все же победила честолюбие.

– Это было бы убийством, – медленно проговорил он. – Если ты убьешь Георга из страха, что он выступит против тебя, ты нарушишь данное отцу слово.