Лирелии – цветы заката

– Ну, теперь понятно, в кого ты такой, – усмехнулся по-доброму Мариус. – Гены пальцем не размажешь.

Я рассмеялся, подумав, что мой друг, в общем-то, прав.

– Кстати, я извиняюсь за небольшой бардак здесь, – промолвил Мариус, обведя рукой гостиную. – Мы еще не успели с Эми разложить все ее вещи, которые она перевезла из родительского дома. Один ее гардероб чего стоит. Там одних платьев около сотни наберется, если не больше. А всяких туфель, вуалеток, сумочек и всего прочего – даже считать страшно! Косметика – то вообще отдельный разговор. И три чемодана величиной с княжество Элендиль. В такие моменты я думаю о том, что быть женщиной – чертовски нелегкая работа. А быть красивой женщиной – так вообще адский труд.

– И не говори, – согласился я, и мы расхохотались.

Раздался тихий хлопок, и около камина появился объемный сверток из бумаги.

– Это моя Эми прислала снимки и портреты в рамке, которые она захотела забрать в этот дом, – пояснил Мариус, подняв бумажный пакет.

Разорвав упаковку, он убедился в целостности стекла фоторамок и, смяв обертку, бросил ее в камин.

– Оставлю пока все снимки здесь, на столе, – промолвил он и положил невысокую стопку снимков в рамках на стол. – Это Эмилия вместе с подругами на весеннем фестивале, – сказал Мариус, кивнув на снимок, лежавший сверху стопки.

Я сначала бегло взглянул на большой портретный снимок и, не поверив своим глазам, посмотрел на него вновь. В этот момент я забыл, как дышать, и вообще обо всем на свете, словно земля ушла из-под ног. С портрета, обнимая двух подруг, среди которых была будущая супруга Мариуса, на меня смотрела с нежной улыбкой и горящим взором изумрудных глаз моя Ингерд.

Глава 8. Новое воплощение

Эрик

Придвинувшись ближе к столу, я схватил портрет обеими руками, все еще не веря в то, что вижу. Вновь и вновь разглядывал до сладостно-мучительной боли знакомые черты, что однажды и навсегда врезались в мою память и которые я бережно хранил все эти годы. Без сомнений, на этом снимке именно Ингерд! Те же длинные, слегка волнистые волосы цвета платины, большие зеленые глаза в обрамлении темных ресниц, нежная белая кожа, которой не коснулся загар, и даже крошечная кокетливая родинка чуть сбоку над верхней губой – все в ней до мелочей было точно так же, как и восемьсот лет назад. Ее шею украшало такое же знакомое мне ожерелье из белого золота и опалов. Разве может быть такое, чтобы все настолько совпало?

– Ингерд, – прошептал я, глядя на девушку на снимке как завороженный.

– Эй, Эрик, дружище, что происходит? – словно издалека донесся голос Мариуса.

Оторвав взгляд от фото, я посмотрел на друга, который в свою очередь обеспокоенно смотрел на меня.

– Эрик, ты в порядке? У тебя сейчас сердце грохочет, словно молот по наковальне.

– Скажи мне, кто эта девушка, – промолвил я, показав Ингерд на снимке.

– Это Герда, подруга Эмилии.

– Значит, Герда, – пробормотал я себе под нос. – Теперь ее зовут Герда.

– Так, я ничего не понял, Эрик! – воскликнул Мариус. Что сейчас происходит? Что значит: «Теперь ее зовут Герда?»

– Расскажи мне о ней, – попросил я друга.

– Давай для начала ты скажешь, почему так на нее отреагировал.

– Даже не знаю, как это объяснить, – признался я.

– Как есть, так и говори, – промолвил Мариус. – Мы с тобой уже сотни лет знакомы, я тебя никогда не подводил. Уж мне-то ты можешь доверять.

Воцарилась короткая пауза, пока я собирался с мыслями.

– Я уверен, что на этом снимке – моя жена.

Мариус изумленно уставился на меня.

– Насколько я помню, ты говорил, что твоя жена погибла вскоре после свадьбы.

– Да. И перед смертью она оставила пророчество, пообещав, что через сотни лет вновь вернется ко мне, когда наступит осень. Тогда, ничего не зная о тарианстве, она имела в виду перерождение своей души. Моя Ингерд была пророчицей, но считала свой дар слабым. Однако перед смертью, я уверен, она увидела свое перерождение на Эсфире.

Мариус о чем-то задумался.

– Ты уверен, что Герда – это новое воплощение твоей жены, а не просто очень похожая на нее девушка? Истории неизвестны случаи, чтобы кто-то переродился с такой же внешностью, как и в прошлой жизни. Может, такое когда-то и было, но кто ж знает, когда душа после смерти проходит через забвение и, вновь родившись на свет, так сказать, «обнуляется».

Недолго подумав, я все же решился показать Мариусу то, что прятал ото всех, за исключением брата и Тора.

– Слетаем в мою усадьбу? – предложил я другу. – Я покажу тебе кое-что, и ты убедишься в том, что Герда и Ингерд – это одна и та же личность.

– Ладно, давай, – согласился Мариус. – Только Тора предупреди, что мы ненадолго улетим.

Крикнув Тору, что скоро вернусь, я обернулся соколом. Рядом послышалось раскатистое «кар-р-р» Мариуса. Влетев в открытое окно моей спальни, я вновь принял человеческую ипостась и дернул за шнур включатель, запускавший элементаль огня в лампе. Комната озарилась ярким светом. Напротив широкой кровати с балдахином на стене в рамке висел тот самый портрет моей жены, написанный мной сотни лет назад. Если присмотреться внимательней, то внизу можно было увидеть дату – октябрь тысяча пятьсот двадцатого года. Ошеломленный Мариус уставился на портрет, а увидев дату, и вовсе не находил слов от изумления.

– Это невероятно, Эрик!

– Я знаю.

– Это просто…

Сделав еще два шага к портрету, он несколько минут продолжал его разглядывать в абсолютной тишине, а затем повернулся ко мне.

– Это ожерелье с опалами…

– В прошлой жизни она получила его от меня в подарок в наше первое утро после свадьбы. Я подарил ожерелье, как только она проснулась. Оно было весьма приметным, потому что я привез его издалека. Наши мастера в то время не делали таких изящных вещей.

– Но ее нынешнее ожерелье, хоть и является полной копией твоего подарка, все же другое. Это ожерелье ей подарили родители в честь ее дебюта на балу три года назад. А заказывали они его в Северной империи в Аренхельде у именитого мастера. Эскиз рисовал ее дедушка, ярл Альрик Нортдайл. Я это запомнил, потому что гостил тогда в его поместье в Сноугарде и был свидетелем, как он вместе со Свенельдом выбирал драгоценные камни для ожерелья.

– Значит, Свенельд – старший брат моей супруги?

– Да. Есть еще младшие – близнецы Марнемир и Бригитта.

Это что же, я, получается, сам того не зная, делал на заказ украшения для своей жены? И ведь даже ни разу, ни капли не «екнуло». Опустившись в кресло, обхватил голову руками, пытаясь собраться с мыслями. А этих самых мыслей в голове была демонова туча.

– Я ведь столько раз пересекался со Свеном у тебя дома. Да и на Эсфире было дело не единожды, – размышлял я вслух.

– И Герда не раз бывала у меня в гостях на Земле вместе с братом, – сказал Мариус, облокотившись о спинку кресла. – И я точно помню, что когда она гостила у меня, то у тебя не получалось приехать. И даже в этот раз вы могли бы встретиться в участке жандармов, но тебе пришлось остаться с племянниками.

– Мы столько раз могли бы встретиться с ней, но этого не случилось. Все эти годы она была почти что рядом, а я даже не подозревал.

– Значит, так нужно было, – промолвил Мариус. – Так угодно судьбе. На все воля Богов и Демиургов. Кто мы, чтобы понимать ход их мыслей? Лучше радуйся, что это все-таки случилось.

– Сколько ей сейчас лет? Двадцать?

Мариус молча кивнул в ответ.

Именно двадцать лет назад она перестала мне сниться. Вот, значит, почему. Просто ее душа переродилась и уже не могла навещать меня во снах. А я сходил с ума, терзаясь тоской и не подозревал, что моя возлюбленная уже живет под небом Эсфира. Какое-то время мы молчали. Балаган в моей голове постепенно превращался в более-менее осмысленные вопросы, которых была целая бездна.

– Мариус, расскажи мне о ней. Ты ведь, получается, знаешь ее с самого детства. Я так понимаю, она живет в хорошей семье? Ее там любят? Она выросла в заботе? И да, кстати, она не замужем?