Страница 17 из 18
Кирилл считал меня плохой женой, не той женщиной, которую он полюбил. Что же, надеюсь, он даст мне развод спокойно и быстро. После сегодняшней ночи у него просто нет права что-то требовать! Пусть гуляет, трахается, живет ярко и вольно, только не рядом со мной. Потому что нас больше нет. Возможно, нас давно уже нет…
Я вышла из ванной и слабо улыбнулась. Сын сидел в одеяле и во все глаза смотрел мультфильмы. Конечно, когда такое было! Одиннадцать часов, а он не просто не в кровати, а еще и перед телевизором!
– Сынок, – я села рядом, – поедем к бабушке с дедушкой?
– Когда? – спросил, не отводя взгляда от Ниндзяго.
– Сейчас.
Паша повернулся, хлопнул длинными ресницами и нахмурился:
– А спать?
– Там ляжем.
– А папа где?
Я замялась, взгляд отвела. Нам с сыном предстоял долгий и сложный разговор, но не сейчас. Я сама не готова к нему.
– Папы нет пока. Вот и мы скучать не будем. И Мию возьмем.
Я уверена на тысячу процентов, что если Кирилл вернется, то не отпустит. Физически уйти не позволит, а морально все жилы вытянет. Он ведь себя даже виноватым особо не считал! Моя вина. А если вина моя, то куда я собралась?!
Мне главное уехать, выбраться, дальше легче будет. Там, на воле, я дышать смогу. Здесь больше невозможно, воспоминания душили. За это Кира я тоже ненавидела. Он забрал у меня все светлое, что мы здесь испытали. Очернил и в похоти извалял. В унижении и насилии. Я не могла назвать это изнасилованием, но согласия не давала. Я не хотела. Как можно желать мужчину, когда знаешь, что он изменял тебя?! Потом в глаза смотрел и о любви говорил. Мне стыдно, что я испытала удовольствие под ним, даже в такой унизительной ситуации.
Я достала три чемодана и утрамбовала их по максимуму. Остальное запихнула в пакеты. Кошку в переноску. Багажник еле закрылся. Кресло я переставил вперед, а сзади вещи и Мия. Не знаю, когда смогу снова приехать сюда. Я теперь боюсь нашего дома. И мужа боюсь. Я за Киром как за каменной стеной была. А теперь не понимала, чего еще можно ожидать от этого человека. Медведя. Опасного и сильного, но для меня доброго и ласкового. Теперь он хищник во всех смысла. А я его добыча. Кир так думает. Он ошибается. Я не жертва. И никогда ей не была. А еще я никогда не любила сглатывать и это не проглочу!
– Мамочка, привет, прости, что поздно, – говорила шепотом, потому что Паша уснул практически сразу.
– Случилось что-то? С Павлушей? Или с Кириллом? Дочь, ну не молчи.
– Мы с Пашей к вам едем. Приготовь нам постель. Дома все расскажу.
– Ты пугаешь меня, Маша…
Я саму себя пугала. У меня перестало болеть. Глаза сухие. Душа не рвалась, отдаляясь от места, которое так давно стало мне домом. Кажется, я вообще перестала что-то чувствовать. Только когда на сына смотрела, внутри импульс бил, росток пробивался через горький тлен. Если душа женщины умирала, то повинен в этом только любимый ею мужчина. Но в моем сердце двое мужчин: мой маленький сын оживит мои чувства. После его рождения я точно знала, что меня всегда будет любить мужчина.
Мои родители были москвичами в седьмом поколении и квартиру на Садово-Спасской унаследовали от деда по отцу, который получил ее еще от Брежнева. Место у них было много, нам с сыном есть, где голову преклонить. Я не собиралась оставаться у них насовсем, рушить размеренный распорядок людей, привыкших к покою и тишине. Одно на выходных с внуком поиграть, а вот жить – это другое. Я не хотела быть обузой. Немного в себя приду и сразу квартиру сниму. Честно, я пока даже не представляла, как мы с Субботиным будем решать финансовый вопрос. Но я точно знала, что он не примет мое решение легко. Это значит, что сложно будет именно мне.
– Машенька! – мама испуганно притянула меня к себе, когда папа, не проронив и звука, забрал у меня Пашу. – Что случилось, девочка моя?
– Мам, сделаешь чаю. Пить хочу.
Пока она колдовала на кухне, я думала, что рассказать. Нужно быть аккуратной. Папа и так Кира не жаловал, а если узнает… Если услышит все, то сильно расстроится. Ну и Субботину достанется, а мне в любом случае нужно будет поддерживать с ним человеческие отношения. Из-за Паши. Только из-за него.
– Я ушла от Кирилла, – объявила спокойно.
Мама ахнула и закрыла рукой рот. Удивлена.
– А что случилось-то?
– Он мне изменил. Я оказалась плохой женой. Не уделяла ему внимания. Нашлась та, что позаботились о нем.
– Это он тебе так сказал?
Я резко замерла, услышав властный голос отца. Блин!
– Пап, это между нами. Не бери в голову…
– Я так и знал! – горько констатировал. – Знал, что не создан твой Кирилл для семьи. Взял девчонку из хорошей семьи, поматросил и надоело.
– Пап, все не так. У нас с Киром было много хорошего. Одно из этого «хорошего» спит сейчас в гостиной.
– А, – махнул рукой и ушел. – Мы с твоей мамой тридцать пять лет и ни разу…
– Да иди уже! – шикнула мама. Папа у нас легко заводился, и только мама могла его успокоить. – Маш, он что выгнал вас из дома?
Я грустно покачала головой.
– Сам ушел к ней?
– Нет, мам. Кирилл не знает, что мы уехали. Мы… Мы сильно поссорились, и я попросила его уйти. И сбежала. Мам, мы ненадолго. Я квартиру найду, и съедем с Пашей.
– Вот еще! – фыркнула она. – Вы останетесь у себя дома!
– Но мам…
– Ты, если хочешь, снимай квартиры, а мой внук будет жить в своем доме! А муж твой пусть катится колбаской! Плохая жена, видите ли! Пусть попробует найти лучше! С интересом посмотрю, – жестко иронизировала мама. – Жена – это не только постель. Жена – это душа мужчины. Пусть тогда ищет свою, раз не нашел еще.
– А я? – спросила тихо.
– Милая, – она накрыла мою руку своей, – ни одна женщина еще не пропала без мужика. А за тобой со школы портфели таскали. Одна не останешься. Захочешь, еще выйдешь замуж.
– Я не об этом, – покачала головой. – Как жить без сердца, мам?
– Иди, ложись, доча. Придет время, и ты все поймешь.
Мне постелили в моей старой спальне, которая сейчас исполняла функцию маминой отдушины со швейной машиной и корзинами с вязанием. Я решила лечь с сыном. Диван большой, поместимся. Мне хотелось жаться к теплому и родному человеку в этом непредсказуемом и жестоком мире.
Утром я проснулась с тяжелой головой. Следы жестокой правды отпечатались на моем лице припухлыми веками и горькими складками возле губ. На бедрах несколько синяков от пальцев мужа. Я развела ноги и осмотрела внутреннюю сторону: вчера я совсем не чувствовала своего тела, сегодня между ног саднило. Про ссадины на коленях и говорить нечего, на них даже смотреть больно.
– Мерзавец, – тихо прошептала и умылась холодной водой.
С утра я со страхом ждала звонка Кирилла. Но пока тишина. Значит, не вернулся. Переживает. Несмотря на все, что Кир сделал, я знала, что он сейчас ощущал всю глубину мерзости своего поступка. Он не был злым по сути. Не получал удовольствия от страданий других людей. Он никогда не причинял боль мне. Ни физически, ни морально. Вчера он отыгрался за все годы брака. Думаю, ему тоже тошно от себя. Но это пройдет. Субботин умел договариваться со своей совестью. Вряд ли он понимал, что его желание встряхнуть наш брак таким способом, этот самый брак убило окончательно. Ничего не осталось. Только Паша. Ради него я попытаюсь остаться с Субботиным в сносных отношениях. Если бы не сын… Видеть мужа не могу… Ненавижу…
Пока родители занимались Пашей, я пыталась уложить в голове фронт задач. Сыну придется менять сад. Наш слишком далеко. Попробую влезть куда-нибудь в сентябре. Тут осталась-то пара недель. У отца много знакомых в Министерстве образования, думаю, помогут. Вторым вопросом стоял развод. В понедельник в суд пойду. Это решение пришло сразу.
У меня спрашивали подруги, что буду делать, если узнаю, что муж реально мне изменил. Что мой Медведь спал с другой женщиной. Я не знала. Долго не могла определиться с ответом. А когда услышала от него… Когда представила их вместе… Как мой мужчина с наслаждением берет эту Марину, кончает бурно, рычит и стонет от оргазма. Когда говорил об этом с такой оглушающей наглостью, меня посмел обвинить, с барского плеча заявлял, что не будет разводиться, но нам что-то нужно менять… Тогда поняла, что с этим человеком мне не по пути. Видимо, шесть лет – наш предел, а потом неминуемое отчуждение. Быт и обыденность – самая сложная часть семейной жизни. Кир не смог вытянуть его и не разочароваться. Во мне, семье, доме. Возможно, даже в себе. Я верила ему, что он этого не искал. Вот такую легкую Марину, которая давала разрядку, не искал, но не стал сдерживать буйную натуру. Сначала Кирилл будет злиться и не желать отпускать меня, но потом поймет, что так ему только лучше. Я не жалела, что вышла за него замуж, мы были счастливы и любили, но все проходит. Теперь я это точно знала.