Страница 15 из 49
А.П. Я назову другие методы, но здесь очень много смысловых неточностей, скажем, врастание во власть, врастание в рабство, врастание в безумие… Здесь очень важна точность формулировок, потому что нас столько раз обманывали, у нас было такое количество иллюзий, что больше с этой приблизительностью жить невозможно. Вы говорите о необходимости копить силы. Но наши с вами силы, Светлана Петровна, не в накоплении дивизий, не в накоплении спецорганов, не в накоплении патриотических банков. Наши силы в накоплении общественных настроений, накоплении народного доверия, которое дало нам депутатские мандаты, губернаторские посты и которое дальше либо станет спасать нас от репрессий, либо поведет к высшей власти в России. Наша трагедия сегодня в том, что общественное сознание отворачивается от нас, люди перестают нам верить, у них возникает глубокое разочарование. И мы не копим компромиссами наши силы мы их бездумно тратим, транжирим, и они распадаются, исчезают… Повторяю, у нас нет ничего, кроме доброго имени и того кредита доверия, который нам с 91-го отдавали люди. Когда на президиуме НПСР, членом которого я состою, обсуждали проблему “вотума”, я почти единственный, только Илюхин меня поддержал сказал, обращаясь к Зюганову, к Рыжкову, ко всем коллегам и товарищам моим: “Понимаете ли вы издержки, которые придется понести в результате отзыва этого “вотума недоверия”? Позитивные моменты очевидны. Парламентский час на ТВ ради Бога! Парламентская газета слава тебе, Господи! Бюджет скорректируем. Остаемся в Думе. Все так. Но кто отдает себе отчет в издержках, которые последуют за таким, в который уже раз, компромиссным решением?” И Зюганов ответил: “Издержки неизбежны в любом реальном деле”. Понималось ли вами тогда, что главными издержками принятого решения быть может, прагматически правильного будут разрушение иррациональных пластов народного сознания и разрушение того, что называется “вера”, и чем оперируют политики и вожди очень высокого полета. Народ трижды изумлялся поразительно комплиментарному отношению “красной” Думы к Черномырдину, к бюджету, к банкирам. Например, мы шли во власть, мы отдавали свои голоса “красным” губернаторам. Те выиграли в 22 регионах и полностью исчезли как “красные губернаторы”, их не видно и не слышно ни в Совете Федерации, ни в Думе. Они погружены в прагматические заботы и вынуждены играть по правилам, которые пишут для них министерство финансов и Чубайс. Я не вижу в их поступках ничего, что отличало бы их от Лужкова и Росселя. Более того, все они в один голос говорят, что их идеал идеал хозяйственника, идеал крупномасштабного завхоза…
С.Г. Хорошо, я согласна, что “врастание во власть” термин неудачный, мне самой он не нравится. Тогда постепенное овладение властью, маленькой и большой, на местах и в центре… А вопросы веры нам? Я тоже ею очень дорожу. Но нужно объяснять нашим сторонникам логику наших поступков. Нельзя строить политику на ультиматумах и демаршах, постоянном желании угодить публике. Каждый раз нужно думать о самом главном - что будет с нашим Отечеством, проиграет или выиграет Россия от наших шагов. Предвидеть, прогнозировать нужно, проникать в замыслы антинациональных сил. Что же касается вопроса о “не-вотуме”, на президиуме КПРФ я единственная выступала против “вотума”, потому что он в нынешней обстановке не имеет смысла. Почему? Потому что Конституция, тут я рассуждаю как юрист, дает Думе возможность объявить недоверие правительству. И такое недоверие имело бы смысл при другом принципе формирования правительства. Потому что единственная фигура, которая согласовывается с депутатским корпусом, это премьер. Все остальные члены правительства назначаются лично президентом, независимо от расстановки политических сил в парламенте. У нас колониальный тип демократии, авторитарное, по сути, государство. Из этого и нужно исходить.
Фактически наше недоверие правительству привело бы к отставке одного Черномырдина, а все остальные продолжали бы занимать свои места. Но что бы мы получали? Я не строю иллюзий на счет Черномырдина. Но посмотрите на тех инородцев, которые стоят за ним! Знаю, какую карту планировали разыграть руками депутатов. Мы должны были убрать Черномырдина, а нам на утверждение предложили бы фигуру, скажем, Немцова или Чубайса они одного поля ягода. Тут уж никаких компромиссов и близко быть не может мы отклоняем, и тогда распускается Дума, а господин Чубайс оказывается единственным полновластным распорядителем всех финансов и кредитов России, ведь он министр финансов, к тому же бюджета нет! Финансы страшная власть. Плюсы нашего недоверия это, конечно, красивый поступок: пожертвовать собой, пожертвовать Думой, и какая-то часть наших сторонников, подпевая ТВ, была бы очень довольна нашим героизмом. Но, уверяю вас, как только эти люди увидели бы, что положение в России еще больше ухудшилось, что начало действовать указное право, что финансы полностью в бесчестных руках наши сторонники обоснованно бы укорили нас: “Надо же, вы отдали Россию в безраздельную власть этим чудовищам… Мы-то внизу находились, многого не понимали. Но вы, политики, вы не имели права на эмоции, вы должны были семь раз отмерить, прежде чем резать…” А отрицательные последствия у нашего вотума недоверия существовали очень серьезные. Прежде всего роспуск Думы. Хотим мы или не хотим, но сегодня она единственный легальный противовес тому инородному прозападному режиму, который существует в России. Вот, говорят: комфортно им в Думе, хорошо устроились. Да, кабинет у меня красивый. Но я приведу всего три примера, чтобы вы поняли, как даже в рамках этой пресловутой Конституции, за которую так легкомысленно голосовал народ и которая не дает нам почти никаких полномочий, мы защищаем высшие государственные интересы России.
Как вы думаете, почему до сих пор не вынесен вопрос о ратификации договора СНВ2? Потому что мы провели несколько парламентских слушаний и пришли к выводу, что его ратифицировать нельзя, что он практически снимает наш ядерный щит и наносит ущерб интересам России. Рохлин не случайно стал оппозиционером, в том числе и после этих слушаний. Хотя бы поэтому Запад был заинтересован в том, чтобы Дума перестала существовать. Второй вопрос закон о земле. Уже сегодня, с помощью того же Чубайса, щупальца иностранного капитала ухватили нашу промышленность. Увы, но это факт. Осталась земля, остались природные ресурсы. Мы принимаем закон о земле, где запрещаем свободную продажу сельхозугодий, земель, лесного фонда, тех земель, где находятся природные ресурсы, а они находятся везде. Мы преодолеваем вето президента на Земельный кодекс. Президент его не подписывает, потому что на него давит Запад, которому нужна свободная купля-продажа российской земли. Так скажите, пожалуйста, если завтра не станет Думы и в указном порядке будет разрешаться купля-продажа земли а фактически территории нашего государства, кто от этого выиграет? Ясно, что не российский крестьянин, а через подставных лиц - иностранный магнат. В мае с. г. мы проводили специальное пленарное заседание Госдумы по приватизации - выводы более чем очевидные, контрольные пакеты акций по крупнейшим базовым предприятиям России - в руках иностранцев. И сегодня мы нарабатываем законы, как противостоять этому. Власть предержащими все было хорошо рассчитано по демпинговому вопросу - создается прецедент в Саратове, где законодательным собранием легализуется свободная купля-продажа земли. Госдума к этому времени своими руками, через механизм недоверия правительству себя уничтожит, и президенту останется лишь Указом благословить саратовский опыт, т. е. распродажу нашей территории. Но ведь это путь к гражданской войне, потому что без оружия и силы землю назад не отберешь. А инородцы будут потирать руки, если из-за куска собственной земли русские начнут убивать друг друга… И третье. Нам правительство предоставило весной список из ста тридцати месторождений, которые фактически предстояло отдать в разработку иностранным компаниям. Мы только по семи приняли пока лишь предварительные решения. Остальным было сказано: “нет”! Приняли Закон о свободе совести и вероисповедания, который ставит заслон иностранному миссионерству, безраздельно подавляющему души людей, составной части информационной войны против нашего Отечества. Может, это и немного, но мы думаем о России и защищаем Россию… Мне как политику, конечно, проще хлопнуть дверью в Москве, явиться к избирателям под фанфары: “Горячева - какая честная, порядочная! Опять вызов бросила и ушла!” Нет, я буду находиться здесь, на последнем рубеже. Непонимаемая многими, часто очень одинокая, страдающая, но внутренне уверенная, что по-другому поступить не могу.