Страница 98 из 118
Снова поднялся на второй этаж, толкнул балконную дверь, вышел наружу. Тускло и дымно светился огнями разомлевший в зное ночной город. Сухо шелестели пальмы в саду, подсвеченная электрическим заревом города, тянулась со стороны океана бесконечная череда драных торопливых облаков — каждый вечер эти низкие, нелепых очертаний облака мчатся с запада над его домом, и порой чудится, будто здесь, на земле, время завязло, обессилев в густоте зноя, и движется оно только там, над головой, вместе с облаками.
…Сейчас Ольга уже в Москве. Если самолет улетел вчера по расписанию, то в эти минуты она сидит за столом в их квартире на Метростроевской, и в окно гостиной виден купол Ивана Великого.
Он прошелся по балкону — балкон длинный, на всю протяженность дома. По утрам здесь хорошо делать зарядку и бегать от одной стены к другой. Конечно, лучше бегать в саду, но тотчас у ограды собираются любопытствующие: белый в трусах с волосатыми ногами скачет по саду, как козел! После зарядки он принимал душ, торопился на кухню и готовил завтрак для двоих, потом будил Ольгу.
Когда это было? Тысячу лет назад!
Антонов снова спустился вниз.
Что делать сейчас? И завтра, и послезавтра, и через год, через пять лет? На глаза попался брошенный на кресло портфель. Схватил его, со злой радостью вытряхнул содержимое. Ага! Маска для Гургена! Ага! Несессер, дорожные тапки, пижама. Кинжал! Кинжал и бусы! Такие красивые малахитовые бусы, заглядение! Поднял их, подержал в руках — каждая бусинка размером с вишенку — тяжелые! К вечернему платью пошли бы, к тому самому, что выписано из Лондона и нарочно забыто в шкафу.
Неожиданно для себя самого ринулся к двери, выскочил на крыльцо. Асибе и Диана стояли у ворот и глядели на пустынную улицу. За домами занимался рассвет.
— Друзья! — крикнул Антонов. — Зайдите ко мне!
Когда они переступили порог, Антонов протянул Диане малахитовые бусы, а Асибе туарегский кинжал.
— Это вам подарки к празднику.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РАЗГОВОР В ОТКРЫТУЮ
31
Откуда-то из центральных стран Африки транзитом через Дагосу снова прибыли дипкурьеры: развозили почту по посольствам. Перед Дагосой были в Монго. Попутно захватили оттуда пакет с поздравительными открытками от соседей. Посол в Монго Юрий Петрович Пашкевич в таких делах педант: коллегам-соотечественникам в сопредельных странах непременно отправит поздравления по случаю каждого праздника и своих сотрудников обязывает к этому: «Внимание — знак воспитанности!», а в заграничных условиях внимание важно особенно, учитывая затерянность и обособленность маленьких советских колоний.
В Дагосе частенько забывали о таких мелочах. Кузовкин, досадуя на забывчивость, попытался на совещании оправдаться сам перед собой: «Пашкевичу хорошо! У него в стране ничего не происходит — только парады да балы. Вот и строчи себе на досуге открыточки. А мы здесь дело делаем».
Как и в прошлом году, пакет из Монго был солидным — поздравительные послания пришли для многих сотрудников. Получил и Антонов — от самого Пашкевича. Это было неожиданно и приятно.
— Больше ни от кого нет? — спросил он Клаву, разбиравшую почту.
— Увы! — Клава взглянула на Антонова с шутливым сожалением. — Забыли вас. Впрочем, нет, что я говорю! Не забыли! Верочка из канцелярии вспомнила. — Клава подняла лежащий на столе листок, помахала им. — Письмо мне прислала. Некоторым передает приветы. И вам в том числе…
«В том числе!» — это было обидно.
— Кстати! — сказала Клава уже другим, служебным голосом: — Вас Демушкин спрашивал, давно еще.
В этот раз Демушкин был мягок и предупредителен:
— Очень хорошо, что заглянули! — сказал он, приглашая Антонова присесть. — Правда, ждал вас еще утром.
— Я был в порту. На «Арктику» ездил — экипажу паспорта надо оформлять.
— Это неважно, — миролюбиво улыбнулся Демушкин. — Дело неспешное.
Он выдержал паузу, побарабанил карандашом по столу, и по стуку карандаша Антонов понял, что сейчас ему будет нанесен удар.
— Я хотел бы вас спросить, Андрей Владимирович, когда планируете свой отпуск?
— Отпуск?! — изумился Антонов, — Я и не думал об этом. Сейчас еще декабрь…
— Но вы же знаете, отпуска планируются загодя, — с легким дружеским укором возразил советник. — Надо подумать, надо! Пожалуйста, прикиньте что к чему и скажите мне завтра.
— Хорошо! — Антонов чувствовал, что все это только предисловие, он хорошо знал повадки Демушкина. Приподнялся, чтобы встать с кресла, понимая, что его усадят снова. Так и случилось.
— Это не все, Андрей Владимирович. — Демушкин вроде бы в раздумье пощипал гладко бритый подбородок. — Видите ли… с нынешней диппочтой пришла информация, которая некоторым образом касается вас.
Он приоткрыл лежащую перед ним папку, словно намеревался извлечь из нее эту самую информацию, но тут же закрыл снова.
— Короче, нам сообщили, что ваш непосредственный начальник Чибов в Дагосу не вернется.
Демушкин вздохнул и огорченно качнул головой:
— Вот она, Африка! Обязательно чем-нибудь наградит. Заболевание у него перешло в хроническое…
Но выражение мимолетного огорчения на лице тут же сменилось оптимистическим блеском голубых глаз:
— Однако мне приятно сообщить вам, Андрей Владимирович, что скоро уже не будете так напрягаться, как сейчас. Утвержден новый заведующий консульским отделом — Лисянский. — Демушкин приоткрыл папку и бросил на лежащую в ней бумагу короткий взгляд: — Лисянский Георгий Савельевич. Так что поздравляю!
Вот это и был тот самый хорошо нацеленный удар. В сущности, он ожидал этого. Что Чибов назад не вернется, было ясно давно, когда он улетал в Москву. И поначалу все в посольстве полагали, что именно Антонов займет его место, он не менее опытен в консульских делах. «Если Чибов отпадет официально, будем думать о вас, — сказал ему тогда посол. — Мне нравится ваша активность». А должность зава вела бы и к повышению в ранге, которое у Антонова затянулось. Стал бы первым секретарем. Теперь не станет. Не вышло! Ничего не вышло! Да и черт с ним!
— Спасибо за информацию! — спокойно произнес Антонов и постарался ответно тоже ласково улыбнуться, словно только что обменялся с Демушкиным взаимно приятными комплиментами. — И за… поздравление!
Выходя из кабинета начальства, Антонов чувствовал странное облегчение, даже какую-то веселость: вот все и разрешается самым прямым, естественным путем. Теперь не только в личной, но и в служебной его судьбе есть определенность. А пока он займется тем, что ему еще предстоит здесь сделать — по долгу и по совести.
Последний декабрьский рейс самолета из Москвы, на котором должна была улететь Ольга, как сообщил Кротов, отменили по причине нерентабельности. В канун Нового года желающих лететь из Москвы в Дагосу не было, немного оказалось пассажиров и на обратный путь.
А именно с тем предновогодним рейсом ждали щедрого аэрофлотского подарка, который в последние годы присылали регулярно — взаправдашнюю пушистую, пахучую подмосковную елку, и даже не одну, а две, а то и три! Раз подарок не прибыл, стали искать елке заменитель. Срочно направили Малюту с Климчуком на посольском автобусе за сто километров в национальный парк, и Малюта, хорошенько там поторговавшись, за малую цену приобрел в трех экземплярах творение здешней природы — нечто лохматое, колючее, лишь весьма приблизительно напоминающее нашу елку. Одну из эрзац-елок поставили в саду посольства на площадке, где обычно отмечали новогодний праздник, другую отдали в торгпредство, третью — культурному центру. Первого января в культурном центре намечалось провести давно задуманный новогодний утренник для детей совгражданок.
Руководство подготовкой этого утренника взяла на себя Анна Ивановна. Ее правой рукой оказалась Соня Медейрос — она обещала обеспечить прибытие малышей с их мамами. За четырнадцать мам Соня ручалась — разослала приглашения, лично обзвонила большинство по телефону. Но настоящего контакта с семьями выпускников советских вузов не было, многие жили за пределами Дагосы, адреса их неточны, некоторые из отдаленно живущих совгражданок годами не заглядывали в посольство. Затея представлялась непростой, но Медейрос рук не опускала.