Дышать тобой

— Мне всегда нравились хорошие романы о преследователях. Хотела бы я знать, что в детстве жила по одному из них.

Он издает дрожащий смешок и делает свой собственный огромный глоток вина. Это вино хорошего сорта, такое, которое вы должны элегантно потягивать, но мы оба пьем его для придания бодрости. Моя мать была бы возмущена.

— Что ж, приятно это знать. Если бы я знал это раньше, это спасло бы меня от ощущения себя подонком в детстве.

— У тебя все еще есть фотографии? — Выпаливаю я, вино, очевидно, ударяет мне в голову, потому что я не хочу знать ответ на этот вопрос.

Я не хочу слышать, что он сжег их в приступе ярости и предательства после того, как я ушла. Наступает еще одно долгое молчание. Раньше между нами четырьмя никогда не было такого рода пауз. Или, по крайней мере, они не были такими тяжелыми.

— Они все еще у меня, — говорит он со вздохом. — Я пытался избавиться от них снова и снова на протяжении многих лет. Думаю, я намеренно остался на задании, чтобы не сидеть в своей квартире и не пялиться на них. Они в коробке из-под обуви в глубоких нишах моего шкафа. И я каждый день злился на тебя за то, что не мог их выбросить.

В этом заявлении есть многое, что нужно распаковать. 

— У тебя все мои фотографии в коробке из-под обуви? — Спрашиваю я, а затем по какой-то причине начинаю смеяться.

И тогда смех переходит в слезы.

Я чувствую, что Картер просто смотрит на меня с беспокойством, как будто я схожу с ума, и, возможно, так оно и есть. Потому что разве это не самая печальная, блядь, вещь, что наша огромная, эпическая любовь была низведена до гребаной коробки из-под обуви за последние десять лет?

Мои руки дрожат, когда я подношу их к лицу, расплескивая вино по ходу движения. Я смотрю, как темная жидкость просачивается в землю.

— Прости, — шепчу я. — Мы потратили впустую столько лет. И это все моя вина.

— Может быть, так всегда и должно было быть, — говорит Картер, снова заключая мое дрожащее тело в свои объятия. — Может быть, нашей истории любви нужно было вырасти, созреть. Возможно, нам нужно было выяснить, кем мы были друг без друга.

— Это такая чушь собачья, — рыдаю я.

Он смеется, и теперь я слышу слезы в его голосе, которые он пытается сдержать. Эта дурацкая коробка из-под обуви. 

— Я знаю. Это абсолютно самая гребаная глупость, которую я когда-либо говорил.

А потом мы оба снова смеемся без причины, и постепенно грусть по потерянному времени проходит, и остается только благодарность за то, что мы вообще здесь, под этим деревом.

Как только мы приходим в себя, Картер наливает нам обоим еще по огромному бокалу вина, а затем мы разговариваем. И мы говорим, и говорим. Он рассказывает мне о своих путешествиях по всему миру. Он рассказывает мне о некоторых ужасных вещах, которые он видел, но он также рассказывает мне о моментах, которые дали ему веру в человечество. Он рассказывает мне о своей жизни в Нью-Йорке и своих коллегах. Он рассказывает мне о нескольких случаях, когда он видел своего брата Алекса за эти годы, и о разговоре, который у них состоялся на похоронах его бабушки Перл два года назад. Он рассказывает мне о том, кем Картер Хейз стал за последние десять лет, и я впитываю все это. Каждое его слово для меня.

К тому времени, когда солнце садится и в воздухе ощущается легкая прохлада, мужчина, сидящий рядом со мной, больше не незнакомец. Он снова Картер. И я люблю его так чертовски сильно.

Мы возвращаемся в отель, снова держась за руки, оба приятно возбужденные от бутылки, которую прикончили. Логан и Куэйд оба ждут нас, когда мы возвращаемся, загорелые после дневного серфинга. После ужина мы все смотрим фильм, и впервые с тех пор, как мы начали это приключение, нет напряжения, пока мы сидим и смотрим какую-то глупую комедию, которая до сих пор заставляет нас всех смеяться. Я прислоняюсь к Куэйду, положив ноги на колени Логана. Картер сидит на полу передо мной, держа меня за руку. И я не могу вспомнить более прекрасного вечера.

Когда приходит время ложиться спать, я ожидаю, что Картер отведет меня в свою комнату. В старших классах он всегда был более сильным физически, и теперь, когда мы преодолели большинство барьеров между нами, кажется, что следующим шагом будет секс. Но он отправляет меня в мою комнату с Логаном и Куэйдом, просто коснувшись моих губ своими.

Проблема в том, что он думает, что у нас впереди вечность. Целая жизнь, чтобы заниматься любовью.

А это просто неправда.

ГЛАВА 2

ТОГДА

ВАЛЕНТИНА

— Проснись, Вэл. Просыпайся, — прошептанный приказ просачивается в мое подсознание, но я чувствую себя слишком хорошо, чтобы обращать на это внимание.

Мое тело еще больше тает на груди Логана, наслаждаясь его лаской на моей щеке, пока он продолжает уговаривать меня проснуться. Нежность ощущается на моем теле так потрясающе, что я притворяюсь спящей еще немного, просто чтобы Логан мог продолжать так прикасаться ко мне. Я чувствую его дыхание на своей коже, когда он продолжает нежно поглаживать мою щеку костяшками пальцев. Мое сердце трепещет, когда он становится более смелым, проводя подушечкой большого пальца по моей нижней губе. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не ахнуть от восторга или не высунуть язык, чтобы попробовать его на вкус. Но я знаю, что, если бы я сделала что-то настолько дерзкое, Логан немедленно отступил бы.

В отличие от Куэйда или даже Картера, Логан более сдержан в своих привязанностях. Максимум, что я получаю от него, это дружеское объятие или удерживание моей руки в своей. Если мне действительно повезет, иногда он заходит так далеко, что предлагает мне легкую ласку по ложбинке моей спины или поглаживание затылка, но эти более интимные прикосновения редки. По какой-то причине он не инициирует большей близости, чем та, что была между нами, и это убивает меня.

Его палец продолжает скользить по моим губам, зажигая искру в моем животе, лишая меня возможности продолжать притворяться.

— Вэл? Ты не спишь? — Спрашивает он, его тон хриплый и вожделеющий, выпуклость его штанов, упирающаяся в мой зад, только подтверждает его сдерживаемое желание.

Я поворачиваю голову в его сторону, мои ресницы трепещут, в то время как его кристально-голубые глаза ярко сияют на мне. Когда он не отстраняется, продолжая играть с моей нижней губой, я думаю, что он может сломаться и, наконец, дать нам то, чего мы оба хотим.

— Поцелуй меня, — я молча умоляю его глазами.

Поцелуй меня, Логан.

Поцелуй меня.

Но, к моему ужасу, он этого не делает. Вместо этого он подвигается на кровати и подтягивает меня, чтобы я села рядом с ним, прислоняя нас к его изголовью.

— Почему ты настаиваешь на проведении этих романтических марафонов, выше моего понимания. Ты каждый раз засыпаешь, — шутит он, заправляя прядь моих волос за ухо.

— Извини.

Я одариваю его застенчивой улыбкой, в то время как внутри я оплакиваю потерю его более кокетливого прикосновения. Если бы он только знал, как я дорожу этими моментами, возможно, он не так неохотно отдавался бы им. Единственная причина, по которой мне так нравится смотреть фильмы у Логана, заключается в том, что это единственное время, когда он по-настоящему расслабляется и не настаивает на сохранении невидимого барьера между нами. Когда мы одни в его комнате, и он включает свой ноутбук, чтобы мы могли вместе посмотреть старые фильмы, все его тревоги рассеиваются. Он не стремится учиться, чтобы получать хорошие оценки, и не занимается своими ста одной внеклассной работой, чтобы хорошо выглядеть в своем заявлении в колледж.

Он просто Логан.

Милый, заботливый, Логан.

Мой Логан.

Иногда у него не остается времени для этой стороны себя, поэтому мне приходится напоминать ему, что жизнь - это не только поступление в школу Лиги плюща. Он тоже может немного повеселиться. Иногда я задаюсь вопросом, не по этой ли причине он держит меня на расстоянии вытянутой руки. Может быть, он считает меня помехой и именно поэтому отказывается прикасаться ко мне. Или целовать меня. Это мучительно, быть с ним и не иметь возможности делать все, что я хочу.