Страница 7 из 25
В ответ Рори лукаво улыбнулась:
– А кто сказал, что не творю?
– Погоди! Ты занимаешься живописью?
– Живописью? Нет, что ты. Я лишь немного экспериментирую с тканями, но только в качестве хобби. Только и всего. Искусство порой вызывает много беспорядка, а моя мать ни за что бы не потерпела беспорядка в своем доме. Если она все же своего добьется, то я пойду по ее стопам и стану историком искусства или реставратором. Респектабельным и приличным.
– А вдруг это «экспериментирование с тканями» и есть твой путь?
Рори в растерянности уставилась на Хакса, с ужасом видя, что он ждет от нее ответа, и с еще даже бо́льшим ужасом понимая, что ответа у нее нет. Никто и никогда не спрашивал у нее, к чему стремится она сама. Ей лишь предоставлялись на выбор варианты – преимущественно матушкой, – точно меню в китайской забегаловке. Выбрать что-то одно из колонки А, а другое – из колонки Б. Колонка А предполагала брак с подходящим, достойным мужчиной, дети, оформленный со вкусом дом, а в колонке Б значились опции ее будущей карьеры. Собственно говоря, никому из Грантов или Лоуэллов не было необходимости работать, да и в семействах со столь древними фамилиями и с еще более древними состояниями приносить пользу миру каким-то более деятельным и ощутимым способом считалось вульгарным. В конце концов, они же не с Палм-Бич сюда явились!
– Я, правда, и не знаю, – ответила наконец Рори. – У меня была мысль обустроить себе где-нибудь маленькую студию. Настоящую студию с видом на море. И создавать там прекрасные морские пейзажи из всевозможных тканей.
– А такое, что, бывает?
– Это называется арт-текстиль. Представь такое сочетание живописи и скульптуры, выполненное из кусочков ткани. Я всегда любила морской берег, но родителям вечно некогда было меня туда возить. А потому я стала создавать собственные побережья из обрезков ткани. Я до сих пор иногда этим занимаюсь, но с моей учебой трудно найти на это время.
– А почему я до сих пор об этом ничего не знаю?
Рори пожала плечами, внезапно застеснявшись:
– Это всего лишь маленькое хобби.
Хакс привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
– Да, ты, Рори Грант, полна сюрпризов!
Они двинулись дальше, и Рори сунула руку в теплый карман его куртки.
– Почему же я не видел ни одной из твоих работ?
– Одна висит у меня в пустующей гостевой комнате, еще несколько хранятся в чулане.
– У тебя есть гостевая комната, куда ты меня ни разу не пускала?
– Потому что там бардак. Обычно я использовала ее в качестве студии, когда продавала работы.
Хакс резко остановился и заглянул ей в лицо:
– Так… мне показалось, ты говорила о маленьком хобби.
Рори пожала плечами:
– Ну да. Так и есть. Вернее, было. Я же сказала – у меня на это нет времени. Но как-то раз одна моя подружка прихватила с собой несколько работ и показала знакомому интерьерному дизайнеру. Тот взял часть их на реализацию и за две недели все распродал.
– Ага! Вот и еще кусочек правды всплыл на поверхность! И когда я смогу на них взглянуть? Или я до этого не дотягиваю?
От его искреннего энтузиазма в груди у Рори закружились искорки удовольствия. Обычно она весьма неохотно распространялась о своем творчестве – но сейчас ей было так приятно, что кто-то воспринял его со всей серьезностью.
– Если тебе и правда интересно, могу организовать небольшой частный показ. Если ты, конечно, не слишком торопишься домой.
– Что, прямо сейчас?
Рори взяла его за руку:
– Пойдем-ка со мной.
Пятнадцать минут спустя они стояли перед одним из самых престижных бостонских ресторанов морепродуктов «Fi
Рори стояла тихонько, пытаясь увидеть свою картину глазами Хакса – словно бы впервые. Беспокойное, безжалостное море, усеянный валунами берег и низкое свинцовое небо. Она с кропотливой тщательностью подбирала ткани для этой работы. Муаровый шелк и кусочки мятой тафты, джинсовой ткани, саржи и крепдешина, тюлевой материи и воздушного, словно пенистого, кружева – все это тщательнейше выкладывалось слой за слоем, создавая ощущение глубины.
Эта работа заняла у Рори около шести месяцев и принесла ей колоссальную сумму в семьсот долларов. Впрочем, деньги ее мало волновали. В отличие от других художников, она имела завидную возможность не думать о деньгах. Для нее важно было то, что ее творение висело в витрине одного из самых известных ресторанов, что в правом нижнем углу красовались ее инициалы – и это мог увидеть весь Бостон!
– Ты в самом деле это сделала? – изумленно произнес Хакс, не отрывая глаз от витрины. – Невероятно! Такое чувство, будто в эти волны можно войти. А небо… – Он повернулся, чтобы взглянуть на Рори, и хотя лицо его наполовину скрывалось в тени, она увидела восторженную улыбку. – Рори, это больше, чем хобби. У тебя настоящий талант. А остальные твои работы – такие же, как эта?
– В том же ключе. Но эта – моя любимая. Называется: «К северу от ноября».
– Мне даже не верится! Твои работы должны выставляться в галереях по всему городу.
– Ах, если бы! – усмехнулась Рори.
– А что?
– Невозможно просто взять и выставить свою работу в галерее, Хакс. Особенно если ты никто и никому не известен. Начинающему художнику реальнее сорвать куш в лотерее, чем попасть на приличную выставку. И, кстати, я больше чем уверена, что единственная причина, почему мое творение оказалось здесь – это то, что моя фамилия Грант. Видимо, хозяин ресторана решил таким образом подольститься к моей матери. Но с этим он определенно промахнулся.
– Что, мать твое творчество не поддерживает?
– В том и проблема. Она вовсе не считает это искусством. Или, во всяком случае, – правильным искусством.
– А что означает это «правильное искусство»?
– Мастера-классики. Рембрандт. Рафаэль. Караваджо.
– Так они же умерли уже сотни лет назад!
– Именно.
Нахмурившись, Хакс помотал головой:
– То есть, чтобы твое творение по достоинству оценили, ты должен сначала умереть? Это как-то совсем несправедливо.
– Согласна. Но тем не менее это так. Пока тебя не станут хорошо продавать на аукционах, никто не возьмет на себя риск выставлять твою работу. Будь моя воля, я позаботилась бы о том, чтобы существовали галереи для художников, о которых никогда и никто не слышал.
– В самом деле?
– Ну да.
– Так возьми и открой такую галерею. Прямо здесь, в Бостоне.
Рори ошарашенно уставилась на Хакса, в то время как в голове у нее уже начал стремительно прорисовываться замысел. Выставочная площадка для художников, о которых еще никто не слышал. Она пока даже не представляла, как это можно реализовать, да и матери эта идея категорически не понравится… И все же при этой мысли все ее существо охватил трепет волнения и радости.
– Ты и правда думаешь, у меня получится?
– А почему нет? У тебя есть материальные средства, есть связи – и, главное, есть мечта.
– А что, если это все, что есть? Одна мечта?
Хакс обхватил ее за плечи и, притянув к себе, поцеловал в макушку.
– Мечты – они как волны, детка. Надо лишь дождаться нужной волны – той, что словно несет на себе твое имя. И когда такая волна подойдет – ты должен вскочить на нее и мчаться. Так вот, в этой мечте – только твое имя!
Тогда Рори в это всей душой поверила. Но осталась ли в ней эта вера до сих пор?
Ее мечта всерьез заняться арт-текстилем зародилась как пристрастие к винтажной одежде. И вовсе не потому, что она любила наряды. Говоря откровенно, Рори вообще никогда не интересовалась модой. В одежде ее пленяла ткань – то, как она скользила в движении, как ощущалась, как себя вела. Муаровый шелк, рубчатый трикотаж, накрахмаленная кисея, полупрозрачное кружево, узелковый твид и мягчайшие ткани из шерсти ягненка. У каждой – своя удивительная текстура и индивидуальность.
Первая ее попытка что-то сотворить была грубоватой и бесхитростной, и все же страсть к творчеству уже глубоко проникла в ее кровь, побуждая Рори совершенствовать свое искусство, претворяя все новые замыслы и осваивая новые техники. И вскоре то, что начиналось как невинное пристрастие, переросло в потаенную одержимость, вылившуюся в итоге в коллекцию работ с общим названием «Созерцание шторма». Мать относилась к ним всего лишь как к «проектам в области декоративно-прикладного искусства», однако владелец фирмы по дизайну интерьеров настолько проникся энтузиазмом, что выставил несколько работ Рори в витрине ателье. К концу лета он уже распродал всю коллекцию, включая и ту, что висела теперь в ресторане «Fi