Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 25



– Тогда в моей жизни накопилось столько разного несчастья, столько душевной боли и потерь… куда ни кинь… Эти письма стали для меня своего рода способом запечатлеть хорошее и светлое.

– И тем не менее они оказались в коробке под лестницей.

Последовал неловкий промежуток тишины, но Солин наконец ответила:

– Перед кончиной Maman пыталась меня наставить, что есть время за что-то крепко держаться, а есть время – отпустить, и что мне необходимо научиться отличать одно от другого. Тогда я этого не поняла. Но потом пришло время – в какой-то момент, – когда я осознала, что должна уже отпустить те осколки своей жизни. Однако мне невыносима была мысль, что я с ними расстанусь навсегда. И я решила, что, если спрячу их от себя, если положу туда, где не буду их видеть каждый божий день, этого окажется достаточно.

Рори внимательно посмотрела на собеседницу поверх поднесенной ко рту кружки. Под безупречным стилем и старательно нанесенной косметикой в ее облике ощущался некий трагизм, почему-то сразу напомнивший ей Камиллу.

– Помогло?

– Должно быть, вам это покажется нелепым – стремление цепляться за столь болезненные напоминания о прошлом, – но это все, что у меня осталось от той части моей жизни. От Парижа и от той судьбы, которой я ждала.

«От той судьбы, которой я ждала», – эхом прокатилось в сознании Рори. Как легко эти слова слетели с губ Солин.

– Нет, мне это вовсе не кажется нелепым. Все мы находим какой-то способ с этим справляться.

– А вы, chérie? – спросила Солин, с неожиданной пронзительностью заглянув ей в глаза. – Вам тоже приходится… с чем-то подобным справляться?

Рори поерзала на стуле, чувствуя себя очень неловко и от самого вопроса, и от неотступного взгляда Солин.

– Я думаю, всем нам так или иначе приходится с чем-то справляться. – Она попыталась говорить небрежным тоном, но получилось только хуже. Явно пора было сменить тему разговора. – Мне очень грустно было узнать про ваше ателье. Про пожар, я имею в виду. А вы не думали вновь его открыть?

Солин опустила взгляд к коленям, как будто взвешивая свой ответ.

– Знаете, жизнь умеет дать нам знать, когда что-то подошло к концу. Это не всегда приятно, но всегда совершенно очевидно – так что стоит обратить на этот знак внимание. Я полжизни потратила на то, что пыталась достичь того, что для меня не предназначалось – и горько за это поплатилась. В какой-то момент все же нужно уметь распознавать посылаемые нам сигналы.

Рори отпила пару глотков кофе, гадая, что же это такое, к чему Солин так стремилась и почему для нее это не было уготовано.

– Думаю, у вас еще есть ко мне вопросы, – с некоторой даже резкостью спросила Солин. – Что ж, давайте, спрашивайте. Ответить на них, полагаю, мой долг.

Такая прямота этой женщины показалась Рори слегка обескураживающей и вместе с тем живительно бодрящей, особенно после осторожных разговоров с матерью.

– Тот бритвенный набор… Он ведь как-то связан с платьем, верно я поняла? Он принадлежал жениху?

– Да. Водителю санитарного фургона, которого убили на войне.

– А платье это – ваше?

Глаза Солин внезапно заблестели от слез.

– Должно было стать моим. Да.

– Простите. Мне не следовало так вас тревожить.

Солин слегка мотнула головой, словно раздраженная на саму себя.

– Прошу прощения, что распустила нюни. Просто… после пожара… Мне сказали, что там совсем ничего не осталось. Я никак не ожидала снова это увидеть.

– Ради бога, не извиняйтесь! Это я должна просить прощения, что растеребила ваши чувства. Пожалуйста, простите меня!

– C’est oublié, забыто, – пробормотала Солин и, взяв со стола салфетку, принялась осторожно промакивать глаза.

Рори изо всех сил постаралась не пялиться на нее в упор. Вплоть до этого момента руки Солин оставались на коленях, и лишь теперь она увидела перчатки: черные лайковые, с крошечными гагатовыми пуговками на запястьях – и совершенно неуместные в середине июня.

«Шрамы у нее не на лице. Они на руках».



Все же она отвела взгляд, делая вид, будто не заметила ничего необычного.

– Пока я не забыла, хочу поблагодарить вас, что согласились сдать мне в аренду дом. Я, если честно, уже было рассталась с идеей открыть галерею. А потом однажды переходила улицу – и тут вдруг на меня словно что-то снизошло! Я страшно расстроилась, когда Дэниел мне сказал, что этот дом не сдается и не продается. И я так рада, что вы все-таки передумали.

Солин подняла глаза к потолку.

– Мистеру Баллантайну хорошо известно, как найти ко мне подход. Он мне сказал, что вы задумали открыть галерею для начинающих и неизвестных художников. Он знал, что это меня смягчит. И когда вы планируете открыться?

Рори с облегчением непроизвольно выдохнула, когда их разговор перешел на более безопасную территорию.

– В октябре, если все пойдет как надо. Я была бы очень рада, если бы вы пришли на нее взглянуть, когда все будет закончено. А может, вы сможете прийти на само открытие? Для меня это была бы большая честь.

У Солин сразу заметно напряглись плечи.

– Благодарю вас, но нет. Я теперь уже почти что нигде не бываю. И в своем салоне не была с той самой ночи, когда все сгорело.

– Ни разу за все четыре года?!

– С ним связано много воспоминаний, знаете ли, – пожала плечами Солин. – И это… тяжело.

– Я ужасно сожалею. Из-за всего… что у вас случилось.

– Не берите в голову. Жалость для меня как яд. – Солин резко поднялась, оказавшись удивительно миниатюрной, несмотря на свои высокие каблуки. – Еще раз спасибо вам, Aurore. Было очень любезно с вашей стороны тратить время на такие хлопоты. А вам и вашей галерее я желаю bo

Она взяла в руки сумку, и Рори заметила, как Солин пытается удержать ремешок пальцами, неуклюжими и плохо гнущимися в кожаных перчатках. Наконец, после нескольких попыток, ей удалось накинуть ремешок на плечо, однако коробка была чуть ли не с нее размером. Дай бог Солин вообще вынести ее из кафе, не говоря уже о том, чтобы в одиночку нести по запруженному тротуару.

– Если хотите, я провожу вас до машины, – предложила Рори.

– Спасибо, но в этом нет необходимости. Я уже больше не вожу машину. Тем более мой таунхаус отсюда совсем недалеко.

– Тогда давайте я вас подброшу до дома. А то коробка…

– Я и так уже доставила вам изрядно беспокойства, к тому же я вполне способна прогуляться пешком.

Рори скептически взглянула на туфли Солин. По вспучившимся от морозов бостонским тротуарам (последствия не одного десятка суровых зим в Южной Англии) хорошо ходить в кроссовках да балетках. А тонкие, как карандашик, шпильки вкупе с высокой коробкой вполне могли там обернуться катастрофой.

– Никакого беспокойства, – уверила она Солин, тоже вставая из-за стола и решительно беря в руки коробку. – Я припарковалась прямо тут, на улице.

Тогда Солин согласно кивнула, но было видно, что чувствует она себя неловко.

– Хорошо.

Рори придержала дверь, и вместе они вышли на тротуар. Она сама не могла бы объяснить столь внезапно нахлынувшую на нее заботливость. Солин Руссель и отдаленно не производила впечатление слабой и нуждающейся в опеке. И все же в этой женщине ощущалась какая-то особенная хрупкость – она напоминала разбитую фарфоровую статуэтку, у которой неправильно скрепили куски. И от слишком грубого обращения она может разлететься на миллион осколков. А Рори уже очень хорошо понимала, каково это.

Глава 11

Рори

Солин напряженно сидела на переднем пассажирском сиденье, спрятав глаза за темными хепбернскими очками и крепко стиснув на коленях сумочку. С того момента, как она назвала свой адрес в историческом районе Бикон-Хилл, обе они не произнесли ни слова. Свернув на Сидар-стрит, Рори сбавила газ и быстро взглянула на спутницу:

– Который дом?

25

Bo