Сады пяти стремлений

– Базза прекрасно знает, что обязан делать в подобных случаях.

Помпилио в своём капитане не сомневался. Мерса тоже, но его беспокоило другое.

– Вы уверены, что с «Пытливым амушем» всё в порядке?

Несколько мгновений дер Даген Тур смотрел на Мерсу, всем своим видом выказывая удивление тем фактом, что столь недалёкий человек считается гениальным алхимиком, потом перевёл взгляд на Бабарского, понял, что ИХ тоже не прочь услышать ответ, едва заметно улыбнулся и кивнул на поверхность спокойного, можно сказать, спящего океана:

– Обломков не было. Да и трупов маловато.

Суперкарго и алхимик переглянулись и одновременно выдохнули:

– Обломков не было!

– Именно, – подтвердил Помпилио. Выражение его лица не изменилось, однако он был доволен тем, что удалось приободрить офицеров.

– А вдруг «Амуш» не вышел из Пустоты? – вновь засомневался Мерса.

– Тогда как мы оказались на планете?

– А мы – вышли.

– На какой высоте?

– Что? – переспросил алхимик, борясь с желанием снять очки и протереть стёкла.

– Если бы «Амуш» вышел из Пустоты штатно и на стандартной высоте, мы бы разбились при падении в воду, – объяснил дер Даген Тур.

Офицеры помолчали, припоминая полученные в школе знания, и мысленно согласились с утверждением Помпилио.

– В таком случае как мы оказались в воде?

– Что ты помнишь? – поинтересовался в ответ дер Даген Тур.

– К сожалению, мессер, в моём случае придётся дождаться Энди: мои воспоминания начинаются с того, что я стою у борта с гарпуном в руках.

– Понятно, – протянул Помпилио и улыбнулся: – Полагаю, ты был несколько удивлён.

– Не то слово, мессер, – не стал скрывать алхимик. – Хотя, если честно, я давно привык находить себя в странных обстоятельствах.

– Это всё твои алхимические снадобья, – авторитетно заметил Бабарский. – Надышишься чем попало, а потом вытворяешь всякие непотребства.

– Я вытворяю? – переспросил Олли. В отличие от застенчивого Энди, эта версия алхимика могла за себя постоять, но… но только не против Бабарского.

– Давай только не будем тут нервно дышать, хорошо? – предложил ИХ. – Все вы вытворяете, когда думаете, что вас никто не видит. – И не дожидаясь ответного высказывания от возмущённого Мерсы, повернулся к дер Даген Туру: – Сразу после того, как «Амуш» оказался в Пустоте, у меня пошла кровь горлом и я потерял сознание. Очнулся в воде.

– Спасибо, ИХ.

– Но при этом… не знаю, насколько это важно, мессер, но я помню ощущение себя ненастоящим.

– Это как?

– Как будто я состоял из ничего.

– Был прозрачным, – прищурился Помпилио, припоминая увиденное в астринге.

– Да, мессер. Я, правда, решил, что это глюки, но ощущение помню отчётливо.

– Может, в этом всё дело: мы стали прозрачными и выпали из «Амуша»? – предположил алхимик.

– То есть испытали на себе неизвестную аномалию Пустоты?

– Да, мессер.

– Интересное предположение, которое объясняет всё, не объясняя ничего.

– Да, мессер. Хочу напомнить, что я занимаюсь вашими налогами, поэтому в таких вещах являюсь большим специалистом.

Дер Даген Тур наградил суперкарго долгим выразительным взглядом, который тот ухитрился выдержать, после чего уточнил:

– Ты очнулся под водой?

– Да, мессер.

– Я рад, что ты сумел справиться.

В отличие от тех цепарей, которым не повезло.

– Благодарю, мессер. Позволите вопрос?

– Да.

– Где вы находились во время перехода? На мостике?

– В астринге. – Помпилио помолчал. – Я тоже потерял сознание, но перед этим услышал, что Галилей называет происходящее идеальным штормом.

– То есть нас носило по Пустоте?

– Да.

– Как долго?

– Боюсь, ответ на этот вопрос мы получим, лишь вернувшись в Герметикон, – медленно ответил дер Даген Тур. Однажды Пустота уже сыграла с ним злую шутку: Помпилио казалось, что он провёл на Ахадире меньше двух недель, а когда вернулся, выяснил, что отсутствовал полтора года и даже был признан умершим. – А пока давайте суммируем то, что мы уже знаем.

Последняя фраза прозвучала приказом к началу доклада, однако не вызвала у офицеров удивления: и Мерса, и Бабарский прекрасно понимали, что совещание рано или поздно начнётся, и успели к нему подготовиться.

– Мерса, меня преследует запах сгоревшей нефы. – Помпилио поморщился. – Такое впечатление, что он повсюду.

– Вы не ошиблись, мессер. Шхуна оснащена двигателем внутреннего сгорания, поэтому запах будет преследовать вас всё ближайшее время. Я осмотрел машинное отделение и хочу отметить, что здешняя цивилизация достаточно развита. Во всяком случае, в области механики и металлообработки. Качество перегонки нефы меня не устроило, я могу сделать лучше даже в полевых условиях, но, возможно, наши новые друзья экономят и покупают дешёвое низкооктановое топливо. Ещё я задал механику несколько вопросов, из ответов на которые стало понятно, что на Траймонго не знают Философские Кристаллы, что, полагаю, и обусловило их увлечение двигателями внутреннего сгорания.

– Не сомневаюсь, что рынок назван Вонючим в честь сожжённой нефы, – скривился Помпилио, который терпеть не мог этот запах.

– Вероятно, мессер, – не стал спорить Мерса. И склонил голову, скрывая улыбку. – Что касается набора металлов, то он соответствует привычному. И применяются они так же, как используем мы.

– Хорошо. – Дер Даген Тур жестом показал, что доволен докладом, и перевёл взгляд на суперкарго: – ИХ?

– Наши новые друзья пребывают на одной из нижних ступеней местного общества, они не очень хорошо образованны, и их трудно назвать ценными источниками информации, но кое-какие сведения я из них выудил.

Здесь Бабарский немного кокетничал: все знали, что хитрый суперкарго способен превратить в ценный источник нужной информации даже самого тупого аборигена.

– Рыбаки видели, как мы появились?

– Говорят, всплыли из-под воды.

– Как такое возможно? – не удержался Мерса. – Разве мы не должны были выпасть из цеппеля?

– «Амуша» тут не было, – отрезал ИХ. – Даю слово, что аборигены о нём рассказали бы.

– То есть мы просто вынырнули из-под воды?

– Мы договорились рассматривать всё непонятное как результат действия неизвестной аномалии или Знака Пустоты, – напомнил Помпилио. Алхимик замолчал. – ИХ, продолжай.

– По словам местных, заселившие Траймонго люди сосредоточены на одном континенте, довольно большом, насколько я понял, и естественным образом поделённым на Сады и Небо.

– Сады и Небо? – переспросил Мерса.

– Ага, – подтвердил ИХ. – А сейчас мы находимся в Море.

– Я заметил, – язвительно отозвался Олли.

– Это третья составляющая мира в их понимании: Небо, Сады и Море.

– Может, они верят, что зародились в Море, живут в Садах, а потом возносятся на Небо? – предположил алхимик.

– Судя по их рассказам, Небо заселено обыкновенными людьми, – доложил Бабарский и тут же пообещал: – Я ещё поговорю с ними, может, получится переложить их путаные россказни на нормальный язык.

– Было бы неплохо, – хмыкнул Мерса.

– Если не получится – сами разберёмся. – Помпилио помолчал. – Что-то ещё?

– Континент, к которому мы приближаемся, поделён на пять Стремлений. Если я правильно понял, так они обозначают местные государства.

– Весьма странно.

– Полностью с вами согласен. Я переспросил несколько раз, но ответы не изменились: Стремления – это здешние государства.

– Может, название отражает метафорический смысл прикладываемых ими усилий? – предположил Мерса.

И добился того, что Бабарский и дер Даген Тур несколько секунд пристально его разглядывали.

Смутился, что у Олли получалось реже, чем у Энди, и промямлил:

– Ну, возможно.

– Ты снова перескочил? – поинтересовался ИХ.

– Нет.

– Местные помнят о Герметиконе? – спросил Помпилио.

– Конкретно наши новые друзья знают, что пришли из другого мира, предполагают, что где-то существуют другие заселённые людьми планеты, но особо над этим не задумываются – слишком много повседневных дел. Кстати, вы обратили внимание на то, как забавно они говорят? Пользуются стандартным универсалом, но тянут две гласные, причём те же самые, какие тянут тинигерийцы.