Жажду — дайте воды

— Ну, братцы, как вы?

Я подошел к нему с докладом. Он удержал меня:

— Не надо. Перед нами немецкий город Инстенбург, потом Прейсиш-Эйлау… Вот так-то!..

Но я хотел сказать ему совсем не то. Я хотел сказать: «Наша Шура!..»

Немцы отходят к Мазурским озерам, укрепляются там. Мне приказали занять населенный пункт чуть правее нашего основного направления.

Короткий зимний день угас. Моя рота открыла минометный огонь по населенному пункту. Нам ответили пулеметы противника. Мы пустили в ход автоматы и три ручных пулемета. Сахнов одну за другой кидает гранаты…

Вскоре враг был вышиблен из деревни.

Дома и здесь отстоят друг от друга довольно далеко. Они тоже добротные. Трехскатные крыши. Массивные ворота.

Я, Сахнов и связисты вошли в первый дом. Ни живой души. С пистолетом в руках иду впереди, Сахнов светит мне фонариком.

В доме пусто. Изразцовая печь еще теплая, молоко в чашке, на столе, тоже. Спускающаяся с потолка керосиновая лампа светит желтоватым пламенем. Лицо Сахнова желтое, и голос тоже словно бы желтый:

— Что скажете?..

Я понимаю: это он спрашивает, не поджечь ли дом.

Дом Сахнов не поджег.

Мои люди откуда-то извлекли груду мясных консервов. В этом доме тоже была богоматерь и тоже висел на стене портрет фюрера.

— А, вот ты где! — Сахнов сорвал его со стены, бросил под ноги. — Мать твою!..

Я назначил часовых на ночь. Все остальные собрались в том самом доме, куда мы вошли с Сахновым и связистами. Сюда ребята снесли снедь из нескольких домов, и мы закатили ужин. Нашлись и свечи. Я велел зажечь их побольше. После Шуры очень страшусь темноты.

Стол ломился. Чего тут только нет!.. Шампанское — французское, водка — голландская. Лусеген и Мушег приготовили шашлык из телятины. Я поднял бокал:

— Помянем погибших!

Солдат-литовец Элкснитес сыграл на рояле марш из Третьей симфонии Бетховена. При этом он все что-то говорил, хотел показать мне свое знание немецкого, но кто его поймет; немцев тут — только редкие убитые гитлеровцы на улицах.

Я опять наполнил бокал:

— Памяти Шуры!..

Элкснитес сыграл еще.

Сегодня двадцать восьмое декабря. Мне двадцать один год, люди. В записях моих смерть.

Морозы усилились. Но мы больше не мерзнем.

Ночь. Сон валит с ног. Сахнов завел меня в какой-то кирпичный домишко — хоть чуть поспать. Сам он пошел раздобыть спирту или масла для коптилки. Я приткнулся в первом же темном углу и тут же уснул.

Разбудил меня Сахнов:

— Вставайте, тут мертвецкая.

Он держит свечу. Под ее желтым светом я разглядел, что спал на закоченевших трупах. Их тут много. К ногам привязаны дощечки с именами и фамилиями.

Я заорал диким голосом:

— Куда ты меня затащил?!

Сахнов только руками развел.

— Темно было, не разглядел. Везде темно…

Он нагрел мне воды, я прямо в снегу выкупался, только бы избавиться от запаха мертвечины.

На рассвете начался бой, и я забыл о страшной ночи с мертвецами.

Мы взяли пленных. Шестьдесят четыре гитлеровца. Измученные, злые. Дрожат от холода. На нас смотрят волком.

— Вот вам и капут, — говорю я.

— O, ja, — вздохнул один из них, — капут!

— Свиньи! — взъярился Сахнов. — Даже своих мертвецов не хороните. Все везде испоганили.

— O, ja…

Один из пленных вдруг завалился набок. Ранен. Сахнов перевязал его. Дал попить…

— Бог с тобой, живи. Теперь-то уж нечего помирать…

Сахнов уложил его в нашу санитарную повозку и отправил в тыл.

Мы с Элкснитесом обходим вновь занятую деревню. Зашли в кирху. Тут много женщин и детей, и только кое-где в толпе видим несколько стариков. Все молятся. Увидев нас, отворачиваются к стенам.

Я через Элкснитеса здороваюсь с ними. Никто не отвечает.

У входа рядом со взрослыми сидит мальчуган лет четырех. Он смотрит на меня и улыбается. Я снова поздоровался.

Молчание.

— Что вы здесь собрались? Расходитесь по домам.

Молчание.

— Не хотите отвечать?

Молчание. Только вздохи слышны.

Кто-то проговорил наконец:

— Не мучайте нас. Сожгите скорее, и да вознесемся мы к Иисусу Христу, спасителю нашему.

— Вон что! — озлился я. — Вы, как вижу, очень умны, господин. Хотите, чтоб и мы уподобились зверям, надеетесь, легче будет ответ держать перед вашим спасителем? Это вы сжигали, вешали, душили, убивали младенцев, терзали женщин и стариков. У нас иная цель. Подымайтесь-ка да расходитесь по домам. Не то конфискуем все ваше имущество в качестве военных трофеев.

Светловолосый малыш потянулся ручонкой к звезде на моей пряжке.

— Не трогай. Он съест тебя! — крикнула ему мать.

Элкснитес перевел:

— Фрау, мы не собираемся учиться у вас зверствам. У меня есть право на месть. Ведь ваш Христос проповедует: око за око, зуб за зуб. По этой заповеди я мог бы за то, что ваши сделали с моей Шурой, сжечь вас всех в этом храме. Но, как видите, мы не следуем вашим заповедям! — И, повернувшись к толпе, я громко добавил: — Приказываю всем разойтись по домам!..

Через полчаса кирха была пуста.

Сегодня Новый год. Первое января тысяча девятьсот сорок пятого года. Мы на земле врага — в Германии. Идем от деревни к деревне. И почти все они пусты, безлюдны. Гитлеровцы сопротивляются упорно. Но иногда, дав два-три выстрела, спешат уйти. А мы в таких случаях даже и не обращаем внимания на эти их выстрелы, проходим походным маршем.

Иногда вдруг Сахнов запевает песню. Солдаты охотно подхватывают ее.

Сегодня день особый, нам выдали водки, белого хлеба и масла вдоволь.

— С Новым годом!..

Год начался ночью, но в тот час мы вели бой. И вот день. По-зимнему бескрасочный. Мы устроились в небольшом овражке. Солдаты вытащили из вещмешков кто что — стаканы, алюминиевые и эмалированные кружки — и протянули Сахнову. У него для этого дела есть специальная колба с делениями на пятьдесят и сто граммов.

Сахнов разлил всем по сто граммов водки, мы сдвинули наши «кубки», поздравили друг друга с Новым годом, пожелали победы, удачи.

Скоро рота, построившись, снова двинулась в путь — настигать отступающего врага.

Идем к Мазурским озерам. Наша вторая стрелковая дивизия сейчас входит в состав Третьего Белорусского фронта, и мы очень этим гордимся: у нас прославленный командующий — генерал Черняховский.

Встретили наших разведчиков. Усталые, вымученные бессонными ночами.

— Нет ли табачку, ребята?

К счастью, он у нас был. Разведчики жадно затянулись. Молодой сержант — их командир — сказал нам, что в двух километрах отсюда у гитлеровцев сильно укрепленные оборонительные сооружения.

— И они надеются долго там продержаться? — усмехнулся я. — Что ж, посмотрим…

— Во всяком случае, выкурить их оттуда будет трудно.

Разведчики ушли — они искали командира полка. Наши самолеты непрерывно кружат над указанной разведчиками деревушкой. Но вот появился один «мессер». Наши сбили его. Мы подошли к противнику почти вплотную, на расстояние выстрела, и окопались.

Завязался жаркий бой. Гитлеровцы еще заранее, ожидая наши войска, построили тут на большом протяжении оборонительные сооружения с намерением преградить нам путь к Мазурским озерам.

Сержант-разведчик был прав: враг стянул сюда свежие силы и выбить его из деревни будет нелегко.

Я приказал своим минометчикам до начала атаки вырыть надежные укрытия для минометов и связать их ходами сообщения.

— Скоро войне конец, надо очень беречь людей, — говорю я своим командирам. — Чем меньше мы понесем потерь, тем радостнее будет победа!..

К полуночи мы полностью укрепили наши позиции. Прибывший к нам начальник штаба удивился: