Страница 55 из 56
Кто-то из стоящих на голове засмеялся — я понял, что это Шап.
Ребята заметили меня.
— Вай, Рач, Рач! — весело закричала девочка, и новоиспеченные акробаты тут же вскочили на ноги…
Они облепили меня, как мухи. Я еле добрался до тахты. Один из младших Амазов повис на моей спине, другой — на шее, а на руках у меня была Нунуш…
— Смотрите, что я вам принес, — сказал я, извлекая из кармана конфеты.
Каждый взял свою долю. По предложению Шапа конфеты для остальных ребят я отдал Нунуш.
— А то мы их съедим, — объяснил Шап.
Наконец пришли Сагануш и Амаз.
— Вот молодчина, что зашел! — обрадовался Амаз.
Он и раньше любил меня, но, после того как появилась Нунуш, или, как он называл ее, Назан, Амаз еще сильнее привязался ко мне.
— Эти девять ребят мне богом дарованы, а этот ангелочек — тобой, — говорил он с повлажневшими глазами.
Амаз и Сагануш, узнав о моей радости, решили непременно отпраздновать ее.
…Тихая и ясная ночь. На Канакерской дороге, как солдаты, выстроились столбы в сияющих касках. Сквозь темную листву деревьев подмигивают тысячи огоньков, блестят, как глаза Нунуш и Шушик…
Где-то вдали виден озаренный лучами прожекторов Кантар. Тысячи Торгомов сейчас работают там.
На месте Кантара вскоре будет разбит детский парк…
С нетерпением дожидаются этого самые маленькие граждане города — Нунуши и Шапы.
И я мечтаю. Мечтаю о грядущих днях, о дорогах, которыми мне еще предстоит пройти.
ЭПИЛОГ
Я
Птенчик вырос. Он свил себе гнездо, и у него самого уже есть маленькие птенцы; каждый раз, возвращаясь с поля домой, он приносит им в клюве зернышки.
Он уже много летал, много видел…
Видел осенние дожди, зимнюю стужу, весенние цветы и вот уже видит золотое солнце лета. Ему знакомы дальние сады, ущелья и горы, он хорошо знает этот мир. Птичке весело, у нее есть крылья, она может летать…
После окончания музыкальной школы-десятилетки я поехал в Москву продолжать учебу. Мне уже не понадобились сбережения отца. Этих денег хватило матери только на то, чтоб купить стол и шесть стульев.
Родители были довольны, что я еду учиться в Москву. Но в их глазах появилась какая-то забота и беспокойство.
— Скорей возвращайся, — говорил отец, — стары мы уже стали.
А мать добавляла:
— Скажи хоть той девушке, пусть наведывается к нам изредка.
Я смущенно обещал передать, в душе удивляясь тому, откуда они знают, что «та девушка», то есть Шушик, стала теперь для меня самым дорогим человеком на свете.
Москва — сказочный город…
Пять лет я пробыл в Москве. Возвратился оттуда счастливый и окрыленный. Я привез в своей душе тысячи песен, которые мечтал поведать миру…
КВАРТАЛ
Нет старого тутового дерева, нет нашего дома и двора… Нет квартала… Соседи все живы, умер только старик Багдасар.
Да, соседи живы. Но словно какой-то озорной великан разбросал людей во все конца города. А то и в другие города.
Хаджи и Србун живут теперь в Айгестане. Говорят, Србун собирается открыть там новый институт сплетен.
Мариам-баджи и Вардан-Карапет получили квартиру. Каринэ и Сурен тоже переехали. Баджи говорит с ними по телефону, который она упорно называет «тилипон».
— Алло, кто это? Анаит, ты? Как поживаешь, детка? Хорошо, да? Ну-ка позови маму…
В нашем городе живут и Погос, и Амо, и Пап, и Шаво, и другие.
У Погоса вечно хлопот полон рот.
— Слушай, а еще говорят, что нет наследственности. Эти пострелята (речь идет о двух его сыновьях) с утра и до вечера гоняют голубей.
Я вспоминаю тех двух голубков — подарок Погоса.
Нет квартала. Ну, а что же там? Асфальтированные улицы, швейная фабрика, новостройки, недостроенные здания и… детский парк.
Мой рассказ покажется странным этим играющим в парке малышам…
Кантар, лысый Пион, жареная требуха, «дядя» Цолак…
НАШИ
В нашей новой квартире стоит неуклюжая старая тахта. Моим постаревшим родителям она дорога, как память о прошлом.
И Шушик рьяно отстаивает ее. Я понимаю, она просто хочет сделать приятное старикам.
Шушик так заботливо относится к моим родителям, что мать всегда ставит ее мне в пример.
День отца разделен на две половины.
Первую он проводит на обувной фабрике, где недавно даже выступал на общем собрании…
Мы вполне можем обойтись без его зарплаты — я и Шушик хорошо зарабатываем, Шушик работает детским врачом, — но попробуйте-ка уговорить отца оставить работу. На новой квартире он вовсе забыл, что такое «простуда» и «липовый чай».
На мои осторожные намеки он отвечает возмущенно:
— Занимайся-ка своим делом зурначи, а я свое знаю.
Вторую половину дня он проводит с внуками — с Зарик и Араиком.
Зарик всего два года, она очень похожа на покойную Зарик. Дедушку она называет папой, а меня — просто Рачем. Араик большую часть дня бегает во дворе.
По вечерам бабушка с трудом приводит его домой, грязного, с разодранными штанишками, в царапинах и синяках. Зато глаза его блестят, как два уголька.
— Весь в отца! — довольно улыбаясь, ворчит моя мать.
Она тащит Араика купаться, пообещав рассказать сказку, если он будет умным мальчиком.
Когда бабушка и внук выходят из комнаты, Шушик говорит с упреком:
— Ты во всем виноват…
Мне кажется, что я тут ни при чем, но Шушик настаивает: она говорит, что я очень балую детей, особенно «этого сорванца» Араика.
…Дети спят.
Я ухожу в свою комнату заниматься.
Я знаю, что скоро придет Шушик.
Она всегда первая слушает мою новую песню, и, если песня ей понравится, Шушик прощает мне все, даже то, что я балую «этого сорванца» Араика.
ЧКО, АСАТУР И ТОВАРИЩ ШАХНАБАТЯН
Ну не странно ли, что Асатур и Чко работают вместе? Чко уже не строит планов, как бы «всыпать» Асатуру, нет больше случая подраться, несмотря на то что Асатур «руководитель», а Чко все такой же вспыльчивый и горячий. Чко стал артистом. Он иногда шутя говорит, что своей профессией обязан моей жене.
— Я бы никогда не стал артистом, если бы в «Петко Званове» Шушик не играла роль матери. Вы, как олухи, ни о чем не догадывались. А я ведь тайком посвящал Шушик стихи…
Чко особенно удаются характерные роли. Дайте ему сыграть башмачника Месропа или дголчи Газара, и он их изобразит с таким мастерством, что отец и Газар только диву будут даваться, а Газар, прервав спектакль, закричит от восторга:
«Маладэц, Чко, здорово!..»
А Асатур… Он так и не стал артистом, хотя и поныне убежден, что он был бы лучший Борис Званов. Асатур работает администратором и имеет все возможности командовать. Самые счастливые минуты в его жизни наступают после окончания спектакля, когда зрители толпятся у раздевалок. Растерянные гардеробщицы путают номера, галоши Маркоса отдают Киракосу. Киракос возмущается, протестует — галоши Маркоса ему малы.
Раздается возмущенный голос:
— Я спрашиваю, где администратор?
Толпа расступается, и, поскрипывая элегантными туфлями, важно выступает вперед Асатур.
Он с достоинством выслушивает протест Киракоса, сразу все улаживает, так же гордо направляется в свой кабинет и по пути, наверно, думает о том, как он проберет незадачливую гардеробщицу…
Жива и товарищ Шахнабатян. Она уже не учительствует — ходит за внуками, — но читает. Читает только педагогические газеты и книги, читает и пишет. Ее книга, которую она все-таки надеется издать, называется «Воспоминания из моего педагогического прошлого».
ТОВАРИЩ ПАПАЯН И ЕГИНЭ
Чко стучится в дверь и, не дождавшись приглашения, входит.
— Слушай, ты еще не одет? Ну что за лентяй! И ты хороша, — обращается он к Шушик, — тоже мне, выбрала мужа, а такого парня, как я, не оценила…