Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 48

Просто-напросто до революции женщины не представляли собой отчетливо явную и заметную политическую категорию. Пример Кондорсе, наиболее активного защитника политических прав женщин во времена Французской революции, весьма показателен. Еще в 1781 году он опубликовал памфлет, призывающий к отмене рабства. В перечне предлагаемых им реформ, которые касались крестьян, протестантов, системы уголовного судопроизводства, а также введения свободной торговли и прививок от оспы, женщины даже не упоминались. Их права удостоились пристального внимания первого правозащитника только через год после начала революции[186].

Некоторые женщины голосовали по доверенности на выборах в Генеральные Штаты. Кое-кто из депутатов считал, что женщины, по крайней мере обладавшие собственностью вдовы, имеют шанс на получение избирательных прав в будущем. Однако женщины сами по себе, то есть в качестве категории граждан, которая может быть потенциально наделена правами, с 1789 по 1791 год ни разу не фигурировали в обсуждениях Национального собрания. Алфавитный указатель объемных Парламентских архивов (Archives parlementaires) ссылается на «женщин» лишь дважды: в первом случае, рассказывая о группе бретонских женщин, требовавших принесения гражданской клятвы, а во втором случае, о парижских женщинах, направивших обращение. В то же время евреи, например, удостаивались внимания депутатов по меньшей мере семнадцать раз. К концу 1789 года, по мнению, по крайней мере, значительного числа депутатов, право считаться гражданами заслужили актеры, палачи, протестанты, евреи, свободные черные и даже бедняки. Несмотря на постоянную перекалибровку шкалы представимого, предоставление равных прав женщинам по-прежнему мало кто мог себе представить как среди мужчин, так и среди самих женщин[187].

Но даже в этом, казалось бы, безнадежном случае логика прав продолжала действовать, пусть и со сбоями. В 1790 году Кондорсе потряс читателей, выступив в газете с поразительной редакционной колонкой «О даровании женщинам гражданских прав». В ней он открыто обосновывал равенство человеческих прав, которое постепенно развивалось во второй половине XVIII века: «права мужчин основываются лишь на том, что они существа разумные, способные к восприятию нравственных идеалов и размышлениям на сей счет». Разве о женщинах нельзя сказать то же самое? «Поскольку женщины обладают теми же качествами, – утверждал философ, – то они неизбежно имеют и равные права». Кондорсе пришел к логическому заключению, которое никак не давалось его соратникам-революционерам: «Либо ни один представитель рода человеческого не имеет никаких подлинных прав, либо у всех людей права одинаковые; и всякий, кто голосует против прав другого, независимо от религии, цвета кожи или пола, тот отказывается таким образом и от своих собственных прав».

Такова была современная философия прав человека в ее чистом виде, сформулированная четко и ясно. Отличительные характеристики людей (вероятно, все, кроме возраста, поскольку дети не в состоянии делать самостоятельные выводы) не должны влиять на получение даже политических прав. Кондорсе также объяснил, почему столь многие женщины, а также мужчины без лишних вопросов согласились с необоснованно подчиненным положением женщин. «В силу привычки люди могут настолько смириться с нарушением своих естественных прав, что те, кто лишился их, не осмелится и мечтать об их возвращении или же вообще может не осознавать, что испытал на себе несправедливость». Он призывал читателей признать, что женщины всегда обладали правами и эта основополагающая истина оказалась скрыта от них традициями и обычаями, царящими в обществе[188].

В сентябре 1791 года автор аболиционистской пьесы Олимпия де Гуж вывернула Декларацию прав человека и гражданина наизнанку. В ее Декларации прав женщины и гражданки утверждалось: «Женщина рождается свободной и остается равной мужчине в правах» (Статья 1). «Все гражданки и все граждане ввиду их равенства перед законом имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме тех, что обусловлены их добродетелями и способностями» (Статья 6). Изменение формулировок официального текста Декларации 1789 года вряд ли покажется нам чем-то из ряда вон выходящим, однако на современников Олимпии де Гуж это произвело сильное впечатление. Англичанка Мэри Уолстонкрафт, в отличие от своих французских коллег, не требовала предоставления женщинам абсолютно равных политических прав, но она много и страстно писала о том, как воспитание и традиция мешали женщинам совершенствовать свой разум. В трактате 1792 года «Защита прав женщины» она связывает эмансипацию женщин с уничтожением всех форм иерархии в обществе. Подобно де Гуж, Уолстонкрафт подверглась общественному порицанию за свою смелость. Однако участь де Гуж оказалась еще печальнее: ее приговорили к казни на гильотине, осудив как «бесстыдное» контрреволюционное и неестественное создание («женщина-мужчина»)[189].

Начальный импульс был дан – теперь борьба за женские права уже не ограничивалась публикациями нескольких первопроходцев. С 1791 по 1793 год женщины основали политические клубы в Париже и по крайней мере в пятидесяти больших и малых провинциальных городах. Женские права обсуждали в клубах и на страницах газет, им посвящали памфлеты. В апреле 1793 года при рассмотрении вопроса о гражданстве в новой конституции республики один из депутатов долго отстаивал политическое равноправие женщин. Его выступление свидетельствовало о том, что эта идея приобрела некоторых сторонников. «Несомненно, существуют различия, – соглашался он, – между полами… однако я не понимаю, каким образом половые различия влекут за собой правовое неравенство. Призываю нас всех освободиться от предубеждений по поводу пола, как когда-то мы избавились от предрассудков против цвета кожи негров». Депутаты остались глухи к его призывам[190].

Более того, в октябре 1793 года депутаты ополчились на женские клубы. В ответ на уличные стычки между женщинами из-за ношения революционной символики Конвент принял постановление о закрытии всех женских политических клубов на том основании, что они отвлекали женщин от выполнения домашних дел. Депутат, представлявший декрет, заявил, что женщины не обладают знаниями, усердием, преданностью и самопожертвованием, достаточными для управления. Они должны заниматься «домашними обязанностями, которые предписаны женщинам самой природой». Ничего нового в его выступлении, конечно, не прозвучало. Новым было то, что законодателям пришлось прямо запретить женщинам образовывать и посещать политические клубы. Пусть женщины и попали в поле зрения депутатов последними, однако вопрос об их правах в конце концов оказался на повестке дня, и то, что было сказано о них в 1790-х годах – особенно в защиту прав, – повлияло и остается значимым вплоть до сегодняшнего дня[191].

Правовая логика помогла избавить даже женские права от груза неизжитых устоев и традиций, по крайней мере во Франции и Англии. В Соединенных Штатах до 1792 года права женщин практически не занимали общество, и в годы революции письменных воззваний, подобных тем, с которыми выступили Кондорсе, Олимпия де Гуж и Мэри Уолстонкрафт, не появилось. По сути, до публикации трактата «Защита прав женщины» Уолстонкрафт в 1792 году эту идею фактически не обсуждали ни в Англии, ни в Америке. Основные представления Уолстонкрафт сформировались под непосредственным влиянием Французской революции. Ее первая публикация «Защита прав человека» вышла в 1790 году в ответ на критику Эдмундом Бёрком французской теории прав человека. Работа над этим политическим памфлетом подтолкнула ее к более пристальному рассмотрению прав женщин[192].

186

Réflexions sur l’esclavage des nègres. Neufchâtel: Société typographique, 1781. P. 97–99.

187

Упоминания о женщинах и евреях см. в: Archives parlementaires, 33 (Paris, 1889): 363, 431–432. Мнения о вдовах см. в: Tackett T. Becoming a Revolutionary: The Deputies of the French National Assembly and the Emergence of a Revolutionary Culture (1789–1790). Princeton: Princeton University Press, 1996. P. 105.





188

Sur l’Admission des femmes au droit de cité // Journal de la Société de 1789. 1790. № 5 (July 3). P. 1–12.

189

Тексты Кондорсе и Олимпии де Гуж можно найти в: Hunt L. (Ed.) The French Revolution and Human Rights: A Brief Documentary History. Boston: Bedford/St. Martin’s Press, 1996. P. 119–121, 124–128. О реакции на Уолстонкрафт и лучшее изложение ее идей см.: Taylor B. Mary Wollstonecraft and the Feminist Imagination. Cambridge: Cambridge University Press, 2003.

190

Выступление Пьера Гиомара приведено в: Archives parlementaires, 63 (Paris, 1903): 591–599. 29 апреля 1793 года представитель Конституционного комитета поднял вопрос о правах женщин и процитировал двух сторонников этой идеи (в том числе Гиомара), впоследствии опровергнув ее. P. 561–564.

191

Hunt L. The Family Romance of the French Revolution. Berkley: University of California Press, 1992, особ. р. 119.

192

Zagarri R. The Rights of Man and Woman in Post-Revolutionary America // William and Mary Quarterly, 3rd ser. 1998. Vol. 55. № 2 (April). P. 203–230.