Страница 32 из 48
Французских евреев в отличие от протестантов до принятия в 1787 году Эдикта о толерантности за публичное отправление их культа не преследовали. Однако их гражданские права можно было пересчитать по пальцам. Политических прав они и вовсе не имели. По сути принадлежность евреев к французской нации была до определенной степени под вопросом. Если кальвинисты являлись гражданами Франции, которые сбились с пути и впали в ересь, то иудеи изначально считались иностранцами, отдельным народом, поселившимся на территории Франции. Так эльзасских евреев официально именовали «еврейским народом Эльзаса». Однако слово «народ» в то время не имело столь сильной националистической окраски, каковую оно приобретет позже в XIX и XX веках. Как и большинство евреев во Франции, эльзасские евреи представляли собой отдельную нацию, поскольку являлись частью еврейского сообщества, чьи права и обязанности были оговорены специальными королевскими патентами. До некоторой степени они имели право на самоуправление и даже на собственное судопроизводство, но в то же время страдали от массы ограничений, касающихся видов торговли, мест поселения и профессиональных занятий[169].
Писатели эпохи Просвещения часто обращались к еврейскому вопросу, хотя и не всегда выступали в их защиту. После предоставления гражданских прав протестантам в 1787 году положению евреев стали уделять больше внимания. В 1788 году Людовик XVI учредил комиссию, призванную изучить этот вопрос, однако предпринять конкретные действия по улучшению положения еврейского народа до начала революции она не успела. Несмотря на то что евреи с их политическими правами располагались ниже протестантов по шкале представимого, в конечном итоге направленное на них внимание сослужило им хорошую службу. Публичные обсуждения, однако, не означали предоставление прав. Триста семь наказов, составленных весной 1789 года, напрямую касались евреев, однако мнения в них резко разделились. Семнадцать процентов призывали ограничить численность еврейского населения во Франции, девять процентов и вовсе хотели бы навсегда изгнать евреев из страны, и только девять-десять процентов ратовали за улучшение их положения. Из нескольких тысяч наказов лишь в восьми предлагалось предоставить евреям равные права. Однако и это ничтожное количество превышало количество наказов с аналогичным заявлением в пользу женщин[170].
Похоже, борьба за права евреев подтверждает общее правило – первые попытки поднять вопрос о чьих-либо правах зачастую приводят к обратным результатам. Неприязненные в массе своей наказы предвосхитили решение депутатов в декабре 1789 года не предоставлять евреям политические права. Тем не менее в течение последующего года и восьми месяцев логика прав подтолкнула развитие общественных прений. Всего лишь через месяц после депутатских дебатов испанские и португальские евреи, жившие на юге Франции, представили в Учредительное собрание петицию, в которой сообщали, что уже участвуют, подобно протестантам, в политической жизни городов на юге Франции, например в Бордо. Выступая от имени Конституционного комитета, либерально настроенный католический епископ Шарль Морис Талейран-Перигор решительно поддержал авторов петиции. Евреи не требуют новых гражданских прав, подчеркивал он, а всего лишь просят оставить им прежние права, поскольку, как и протестанты, уже пользуются ими. Таким образом, Учредительное собрание смогло наделить правами часть евреев, не меняя положение сообщества в целом. В этом смысле аргумент к практике мог быть обращен против тех, кто выступал за категориальное разделение[171].
Речь Талейрана вызвала бурю недовольства, особенно у депутатов от земли Эльзас-Лотарингии, где проживала большая часть еврейского населения Франции. Евреи восточной Франции принадлежали к ашкеназам и говорили на идише. В отличие от сефардов в Бордо, мужчины носили бороды и по французским законам могли заниматься только ростовщичеством и мелкой торговлей. Евреи на востоке Франции и их должники из числа крестьян недолюбливали друг друга. Представлявшие регион депутаты поспешили предупредить, чем неминуемо обернется инициатива Талейрана: «исключения для евреев Бордо [по большей части принадлежащих к сефардам] в скором времени приведут к таким же исключениям для других евреев королевства». Несмотря на решительное сопротивление, депутаты собрания тем не менее большинством голосов (374 против 224) постановили: «Все евреи, известные во Франции под именем португальских, испанских, авиньонских, продолжают пользоваться правами, какие им предоставлялись до сих пор» и, следовательно, «могут пользоваться всеми правами активных граждан, до тех пор пока выполняют требования, установленные законами Национального собрания [об активном гражданстве]»[172].
Проголосовав за предоставление прав некоторым группам евреев, депутаты уже не могли так просто пренебречь другими. 27 сентября 1791 года собрание отменило все предшествующие исключения и ограничения в отношении евреев, таким образом наделив их всех равными правами. Оно также потребовало от евреев гражданской присяги для отказа от специальных привилегий и льгот, согласованных с монархией. По словам Клермон-Тоннера: «Как нации евреям нужно во всем отказывать и все дозволять как отдельным личностям». В обмен на отказ от собственных законов и судов каждый из них становился французским гражданином, как и все остальные. На этот раз практика и теория сработали вместе. Без теории, то есть принципов, заявленных в Декларации, отсылке к евреям, уже использующим некоторые права на практике, никто бы не придал особого значения. Без реализации прав на практике теория так и оставалась бы не имевшим силы законом (как в случае женщин, например)[173].
Однако законодательный орган не просто так раздавал права. Обсуждения прав побудили меньшинства к отстаиванию собственных интересов, заставили их требовать равноправия и признания. У протестантов таких возможностей было больше, поскольку они могли добиваться поставленных целей через своих депутатов, уже избранных в Национальное собрание. Тем не менее сто парижских евреев, не принадлежавших ни к одной корпорации, обратились с первым требованием к Национальному собранию уже в августе 1789 года. Они уже тогда просили депутатов «узаконить их положение и права граждан». Неделю спустя представители более крупного сообщества евреев из Эльзаса и Лотарингии опубликовали открытое письмо, в котором также просили предоставить им гражданство. Когда в январе 1790 года депутаты признали права южных евреев, еврейское население Парижа, Эльзаса и Лотарингии объединилось и представило общую петицию. Поскольку некоторые депутаты сомневались в подлинности желания евреев обрести французское гражданство, подписавшие петицию четко и ясно сформулировали свою позицию: «Они просят о том, чтобы унизительные разграничения, которым они подвергались все это время, были ликвидированы, и их объявили ГРАЖДАНАМИ». Податели петиции точно знали, за какие ниточки нужно дергать. Они подытожили длинное перечисление всех тянувшихся из глубины веков предрассудков против евреев обращением к исторической неизбежности: «Все меняется, и участь еврейского народа должна измениться тоже. Это изменение удивит остальное население не больше, чем любые другие метаморфозы, свидетелями которых они становятся каждый день… Присовокупите улучшение еврейской участи к революции; слейте воедино эту, так сказать, частную революцию с всеобщей». Они датировали свой памфлет тем днем, когда собрание проголосовало за особый статус южных евреев[174].
В течение двух лет, прошедших с тех пор, религиозные меньшинства добились равноправия во Франции. Конечно, предрассудки, особенно в отношении евреев, не исчезли в одночасье. И все же масштаб социальных преобразований, произошедших за столь короткий промежуток времени, становится очевиден при сравнении с другими странами. В Великобритании католики смогли впервые поступить на службу в вооруженные силы, университеты и органы судебной власти только в 1793 году. Местным евреям пришлось ждать тех же послаблений до 1845 года. Католикам разрешили избираться в британский парламент только после 1829 года, а евреям после 1858. В Соединенных Штатах дела обстояли несколько лучше. В британских североамериканских колониях еврейское население, насчитывавшее всего две с половиной тысячи человек, не обладало политическим равенством. После завоевания независимости на большей части территории новообразованных Соединенных Штатов право занимать некоторые должности (а в некоторых штатах и голосовать) имели только протестанты. Первая поправка к Конституции, написанная в сентябре 1789 года и ратифицированная в 1791 году, гарантировала свободу совести; постепенно после этого штаты отменили вероисповедные цензы. Обычно процесс проходил в те же два этапа, что и в Британии: сначала католики и только потом евреи получили полные политические права. Например, в Массачусетсе в 1780 году разрешили занимать должности всем гражданам, «исповедующим христианство». Такой порядок сохранялся до 1833 года, когда это право обрели все независимо от религиозной принадлежности. С подачи Джефферсона Вирджиния оказалась в авангарде, предоставив жителям равные права в 1785 году, за ней в 1790-м последовали Южная Каролина и Пенсильвания. Род-Айленд принял соответствующие законы лишь в 1842 году[175].
169
Schechter R. Obstinate Hebrews: Representations of Jews in France, 1715–1815. Berkeley: University of California Press, 2003. P. 18–34.
170
Feuerwerker D. Anatomie de 307 cahiers de doléances de 1789 // A
171
Archives parlementaires, 11. Paris, 1880: 364.
172
Ibid.: 364–365; 31 (Paris, 1888): 372.
173
Речь Клермон-Тоннера 23 декабря 1789. Ibid., 10 (Paris, 1878): 754–757. Цит. по: Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим: Общество по исследованию еврейский общин и Еврейский университет в Иерусалиме, 1999. Т. 9. С. 348. Как утверждают некоторые критики, речь Клермон-Тоннера свидетельствует об отказе допустить этнические различия в рамках национального сообщества. Впрочем, здесь напрашивается более нейтральная интерпретация его слов. Депутаты были убеждены в том, что законы и общественные институты должны быть едины для всех граждан, следовательно, дела одной из групп граждан не могли рассматриваться в отдельных судах. Я определенно придерживаюсь более оптимистичной точки зрения, чем Шехтер, который отказывается воспринимать всерьез «пресловутую эмансипацию евреев». По его мнению, декрет 27 сентября 1791 года «был просто-напросто отменой ограничений», изменившей «положение горстки евреев, выполнивших жесткие условия» ради активного гражданства. Тому факту, что благодаря этому декрету евреи обрели равные права, наряду с другими французскими гражданами, он, по всей видимости, не придает большого значения. Хотя в штате Мэриленд евреи не были уравнены в правах с остальными гражданами вплоть до 1826 года, а в Великобритании – до 1858 года. Schechter R. Obstinate Hebrews: Representations of Jews in France, 1715–1815. Berkeley: University of California Press, 2003. P. 151.
174
Подробнее о еврейских петициях см.: Schechter R. Obstinate Hebrews: Representations of Jews in France, 1715–1815. Berkeley: University of California Press, 2003. P. 165–178, цитата на р. 166. Pétition des juifs établis en France, addressee á l’Assemblée Nationale, le 28 janvier 1790, sur l’ajournement du 24 décembre 1789. Paris: Praul, 1790. P. 5–6, 96–97.
175
Chyet S. F. The Political Rights of Jews in the United States: 1776–1840 // American Jewish Archives. 1958. № 10. P. 14–75. Благодарю Бет Уенгер за помощь в этом вопросе.