Избранница колдуна

— Мне кажется тебе нужно подумать, и осознать эту новость.

— Нечего тут осознавать. И думать тоже Кас, — мрачно смотрит в глаза. — Я уже принял решение и давно. Ты его знаешь.

– Нет Сивард. Не отвечай сейчас. Давай ты ответишь мне завтра, – качаю головой.

Мне ли не знать сколько скоропалительных решений можно принять под воздействием эмоций. Не зря есть поговорка: “Утро вечера мудренее”.

Так трудно сейчас подняться, встать с прямой спиной, с гордо поднятой головой и уйти, не оглядываясь. Хочется именно в эту секунду услышать от Сиварда слова, что он избрал мою душу, душу Кати, и до сих пор уверен в своем выборе. Но я знаю, что так будет правильно. Что лучше отложить такие признания до завтра. Нельзя вот просто взять и перечеркнуть одним махом все убеждения, которые впитывались с молоком матери, которые вбивались в голову с самого детства.

Я олицетворяю то, что он призван уничтожать. И я — разумное, живое, занявшее тело человека и не пытающееся убивать все вокруг. Для него я нечто странное, непонятное, а может и страшное. Где гарантия, что через год-два я не превращусь в чудовище.

Я видела эти сомнения в его глазах. Видела и не осуждаю. Поэтому хочется, чтоб Сивард все взвесил. Либо он принимает меня и искореняет из сердца эти самые сомнение, либо толку от такого союза не будет. Там где нет доверия, нет места счастью.

Это говорит здравый рассудок. Он прав во всем. Но глупое-глупое сердце болит. И ноет. И кровоточит свежая рана. Кася оказывается тоже глупая. Ведь позволила себе такую слабость, как чувства.

Тента, проницательно догадываясь о моем настроении, старается не задавать лишних вопросов, лишь помогает подготовиться ко сну. Но даже когда гаснут все светильники, комнату заполняет темнота, а от лежанки, на которой спит уставшая служанка, начинает доноситься размеренное сопение, я продолжаю смотреть в потолок широко открытыми глазами. Бессонница воцаряется в сознании, заставляет чутко прислушиваться к ночным шорохам, присматриваться к колышущимся тенями и думать, думать, думать, прокручивая в голове разговор с бывшим мужем.

А он о чем сейчас думает. Где он сейчас? Также смотрит в темноту, сидя в кресле кабинета? Или уехал куда-то, решив закончить нашу историю. Отважится ли северный колдун посмотреть мне в глаза, когда будет озвучивать свое решение?

Жизнь учит, что чудес не бывает. Надеяться на то, что меня такую примут, не стоит.

Безжалостно стараюсь вырвать из сердца наивные фантазии с корнем. И молча корчусь от боли, буквально чувствуя, как саднят оставшиеся после них рубцы.

Одно утешает — это просто влюбленность, еще не любовь. Позже было бы гораздо больнее.

А если я ему такая не нужна, то зачем страдать? Проверка на вшивость — так бы сказала моя бабуля. Умные слова… Умные… И завтра мне станет гораздо легче.

Тихий скрип двери в соседних покоях слышу сразу. И закусываю губу… До боли закусываю, чтоб усмирить радостно забившееся сердце.

Не уехал. Остался. Но ведь это еще ни о чем не говорит. Сивард точно не трус, и не стал бы бежать, поджав хвост. Тем более, что обо мне, кем бы я ни была, он явно беспокоится.

Тихие шаги, шорох одежды. Днем я вряд ли бы услышала. Но сейчас ночь, и тишина просто оглушает. А едва заметные звуки кажутся громкими. Я прислушиваюсь так, что забываю дышать. Пока не начинают плясать перед глазами оранжевые пятна. И только после этого делаю глубокий шумный вдох, и снова замираю.

За стеной затихает Сивард. Услышал? Знает, что я не сплю? Отчего-то кажется что знает. Чувствует, как я его. Или мне хочется, чтоб чувствовал…

Снова прислушиваюсь. Приходится все время напоминать себе дышать. Но кроме скрипа кровати больше ничего не слышно. Лег. Уснул? Или как я смотрит в потолок бессонным взором и, не дыша, прислушивается к тому, что делается за стеной.

Напряжение не отпускает почти до рассвета. Но с сероватым утренним светом в комнату несмело прокрадывается усталость, которая наконец и одолевает меня. Я и сама не понимаю, как закрываются утомленные веки, и издерганное мыслями сознание сдается на милость покою.

Но просыпаюсь мне кажется, спустя всего несколько минут. В комнате все так же серо. А надо мной склонился Сивард. Я удивленно моргаю, не понимая, что делает колдун в моей спальне. Ситуация настолько напоминает ту, которая была в королевском дворце, что сердце в груди тут же делает кульбит, а потом сладко замирает.

— Сивард, — хриплю спросонья.

— Кас, подожди, — прижимает он палец к моим губам. — Мне срочно нужно уехать. Появились некоторые новости относительно нашего общего знакомого. Но помню, что тебе в прошлый раз не понравилось, когда я ушел не попрощавшись.

Чувствую, как мои глаза широко распахиваются от удивления. Хочу что-то сказать, но палец на губах мешает вымолвить и слово.

— Послушай. Я вернусь, и мы поговорим. Главное, пока меня не будет, не надумывай себе ничего! Хорошо?

Осторожно киваю. Что в понимании колдуна “ничего не надумать” пока затрудняюсь себе ответить, а он не снисходит до объяснений.

— Будь осторожна, Касси.

На этих словах палец на моих губах исчезает. Тело внезапно становится тяжелым и вялым, сознание охватывает розовый туман сна. Я чувствую, как все больше и больше погружаюсь в сладкую дрему. Мне хочется задать колдуну множество вопросов, но я не смею его задерживать. Дело действительно важное, а я могу и подождать.

Как Сивард выходит из комнаты, уже не вижу, а тот поцелуй, который он дарит напоследок, кажется, и вовсе мне снится. А может, бывший муж таким образом со мной прощается? Впрочем, измученному волнениями сознанию уже все равно. Мозг отключается моментально, погружаясь в уютную теплую темноту. И я едва успеваю мысленно пожелать: “Удачи, Сивард!”

Глава 64

Скомканный лист летит в урну, но, не долетев, приземляется в десяти сантиметрах от ящика. Раздраженно откидываюсь на спинку кресла. И этот неудачный. Да что ж такое-то? С самого утра сижу тут, и еще ни одного приличного наброска. Мысли, словно ржавые шестеренки — двигаются медленно и со скрипом. А голова если и рожает хоть какую-то более-менее приемлемую идею, то руки воплотить ее не могут ну никак. Их, в смысле руки мои, словно местами поменяли, да еще и к тому же задом наперед прицепили пока я спала. Иначе я не знаю как объяснить подобную халтуру.

Кадир проследив глазами за эпичным падением бумажного шарика, переводит взгляд на меня.

— Тебе нужно успокоиться, Кас… — озвучивает очевидную мысль.

Раздраженно прищуриваюсь, поворачиваясь к нему. Как будто я не понимаю этого. Если б нервы успокаивались по щелчку пальцев, а волнения усмирялись одним лишь легким движением брови, то и обсуждать тут было бы нечего.

— Все… Молчу… — поднимает руки, почувствовав мое настроение.

Снова откидываюсь на спинку кресла и достаю очередной лист из папки.

Я наивно считала, что работа поможет отвлечься, поможет не думать о Сиварде, о его решении. Ан нет… К переживаниям о будущем прибавились и мысли о расследовании.

Буквально полчаса назад Сивард в письме сообщил, что они напали на какой-то след. И даже не один. Возможно удастся прищучить Каора одновременно с двух сторон. Во-первых, Эфлеейф, тот самый заикающийся младший помощник, оказался совестливым малым. Хоть и порядочным трусом.

В принципе, совершенно не важно, которое из этих его качеств подвигло юного помощника на откровения и сотрудничество, но некоторые весьма любопытные детали он Сиварду рассказал. А именно, что артефакты на кораблях были заказаны качественные, и Торнед, собственно, что я и предполагала, не менял производителя. А вот управляющий конторой, Билин, как раз таки в последний день перед отправкой судов приказал заменить их новыми. Дескать, те бракованные. Знал ли об этом нюансе отец Касии? Мне отчего-то кажется, что вряд ли. Иначе Билин сказал бы о замене следствию. А он молчал, как рыба, доказывая, что артефакты изначально были из другой конторы.