Вечный колокол

Засыпая, Волот старался поверить в то, что начнет войну. А потом проснулся и думал об отце: сможет ли он когда-нибудь стать таким, как отец? Если не сможет, то все победы отца были напрасны. И тогда его охватило странное волнение, закружилась голова и видения одно за одним пронеслись перед глазами: его отец не умер, а был убит! Убит подло, собственным ставленником, Амин-Магомедом!

Видение было таким четким, что на сон не походило, но Волот открыл глаза, когда рассвело. И поднялся совсем другим: ослепленным жаждой мести, заново переживая боль, которая за год немного улеглась. Доктор говорил о силе? Волот почувствовал эту силу, которую питает в нем вся русская земля! Он ощущал, что в одиночку сможет смести Казань с лица земли, дайте ему только выйти против всего их ханства с мечом в руках! Он рычал от ненависти, он едва не выскочил во двор в одних портах — собирать дружину, вече, ополчение!

Но когда на его крик появился дядька, простая мысль, словно ледяной водой из ушата, окатила его трезвым холодом с головы до ног: это был всего лишь сон! Только сон! А он едва не поднял новгородцев на войну!

— Ты че кричишь, княжич? — спросил дядька.

Волот еще сжимал кулаки и тяжело дышал, но мысли закружились в голове каруселью: если рассказать об этом хоть кому-нибудь, не избежать огласки, беспорядков. Сова Осмолов уцепится за повод начать войну и, чего доброго, станет посадником, новгородцы сожгут Казанское посольство и Казань ответит тем же, в городе перебьют всех татар без разбора, Москва снова потребует похода на крымчан, Псков откажется выставить ополчение и потребует отделения… У него закружилась голова. Нет! Так нельзя! Даже если это правда — так нельзя!

— Мне приснился плохой сон, — холодно ответил Волот дядьке.

— А… — протянул тот, — умываться будешь?

Волхв Белояр пришел на зов князя через три дня. Сначала Волот собирался рассказать ему все от начала до конца, но потом передумал, хотя Белояр точно не выдал бы его. Но… кто знает… В отличие от доктора Велезара, волхв обладал властью: над умами новгородцев. Да, он был равнодушен к деньгам, но чистая власть — тоже упоительная вещь. Так говорил отец, так говорил доктор. И если человек говорит о Правде, это не означает, что он следует ей… Впрочем, доктору Волот тоже не доверился: тот бы не стал использовать знания в корыстных целях, он мог просто проговориться. Ведь он по пути Правды не шел…

Белояр выслушал взвешенный, выверенный до единого слова рассказ Волота без удивления, словно давно знал, что князь Борис был убит, а не умер от болезни. И сразу предложил собрать волхвов: только для того, чтобы понять, сон ли это. И если это не сон — только тогда решать, что делать с убийцами, кем бы они ни оказались. Волхв долго говорил о том, что гадание — это всего лишь гадание, и на его основании нельзя предъявить счет убийце. Оно нужно для того, чтобы знать, что за враг прячется под личиной друга.

Волот долго думал, стоит ли гадать прилюдно и объявить результат Новгороду, чем бы это ни грозило, или, напротив, собраться тайно от всех. Злость и жажда мести еще кипели у него внутри. Его сомнения разрешил Белояр, сказав, что толпа поможет волхвам увидеть прошлое. Он же не знал, кто убил Бориса, и, наверное, подозревал в этом своих врагов — христиан: Борис собирался добиться полного запрещения строительства их церквей на Руси и ведения проповедей, и Белояр с ним соглашался. Что ж, для Волота это стало еще одним доказательством того, что властью Белояр не хочет делиться ни с кем, даже с христианскими проповедниками, хотя более вздорного вероучения Волот себе не представлял.

Вопрос об открытости гадания решала дума. Если бы за присутствие новгородцев ратовал Осмолов, Волот бы не удивился. Но Осмолов как раз помалкивал, и даже предлагал здравое, с точки зрения князя, решение: по результатам гадания определить, стоит ли новгородцам об этом знать. Но большинство, как ни странно, вспомнило о том, что в Новгороде живут вольные люди, скрывать от которых судьбоносные сведения не годится. Им ведь и в голову не могло прийти, что виновен Амин-Магомед!

Конечно, последнее слово оставалось за князем, но Волот до этого ни разу не пошел против думы. А в этот раз… Месть. Месть кружила ему голову! Сокрушительный удар, который сравняет Казань с землей! Когда он объявлял свое решение, ему казалось, что его голосом говорит кто-то другой. Кто-то изнутри него, незнакомый ему и пугающий.

Весь вечер накануне гадания он думал о том, что поддался чувствам вопреки разуму. И засыпал с твердым намерением отменить гадание, и провести его потом, позже, тайно и тихо. А впрочем… Сорок волхвов… Пусть они все идут по пути Правды, но даже дав слово, кто-нибудь из них да проговорится. И Новгород не простит обмана. А может все это сон! И Амин-Магомед вовсе не убивал отца!

Утром от этих мыслей не осталось и следа. По темной спальне бродили тени — отблески факелов, горящих во дворе, но Волот не без трепета думал о том, что его предшественники, новгородские князья, бывают здесь гораздо чаще, чем он может предположить. Волот смотрел во двор и думал о том, как он устал за этот год. О том, что никто его не любит, все только используют, рвут на части. Никто не даст ему совета просто так, за каждым советом встанет чей-то интерес. А он устал, устал! Устал путаться в мыслях, устал подозревать каждого, устал решать то, в чем ничего не понимает! Зачем нужна дума, если каждый в ней думает только о собственном благе? Зачем нужно вече, если им управляет Совет господ? Зачем нужен посадник, если вместо интересов новгородцев он печется лишь о том, как бы усидеть на месте? Зачем нужен тысяцкий, который в оплату своего полководческого дара обирает Русь? Наверное, в ту минуту Волот впервые подумал о том, как правильно устроены соседние страны, где абсолютная власть принадлежит монархам.

Когда к нему в спальню зашел дядька, юный князь вполне успокоился. Его любит Новгород. В нем нуждается Русь. Он станет постарше, и тогда никакие бояре не собьют его с пути! Он победит их, рано или поздно он их победит!

5. Вечер в университете

После обеда Млад задержался, разыскивая в Городище свою лошадь — он никак не мог вспомнить, в каком дворе ее оставил, все они казались ему совершенно одинаковыми. Потом, проезжая мимо Новгорода, он все же заглянул на торг, и в Университет вернулся, когда совсем стемнело.

Ширяй с порога сообщил, что к нему приходили декан и ректор, причем оба явно злились и велели ему зайти в ректорат сразу по возвращении. В ректорат Млад не торопился — Миша в его отсутствие совсем расклеился: лежал на кровати, сжавшись в комок, и дрожал.

— Ну? — спросил Млад, закрывая за собой дверь.

— Ты обманываешь меня… — безнадежно выдохнул тот.

— Я даже не собираюсь оправдываться и что-то тебе доказывать. В чем я тебя обманываю на этот раз? — Млад присел на табуретку рядом с кроватью.

— Они стащат меня в ад…

— Хорошо. Если тебе этого хочется, я с ними договорюсь — они так и сделают.

— Мне не хочется! Не хочется! — зарычал парень и рывком поднялся, — ты нарочно издеваешься надо мной!

— Да. Нарочно. Я не собираюсь тебя успокаивать и лить масло тебе на сердце рассказами о том, что ада не существует: его выдумали для таких, как ты. Я устал. Если хочешь, я приведу к тебе темного шамана — он ныряет вниз, он знает, что там, внизу, он видел своими глазами.

— Он тоже мне соврет! Если он служит дьяволу, он нарочно мне соврет!

— Наверное, отец Константин говорил тебе правду, — усмехнулся Млад.

— Отец Константин — бескорыстен! Он хотел моего спасения!

— А я, можно подумать, собираюсь тебя выгодно продать.

— Откуда я знаю, что дьявол пообещал тебе за мою душу? — у Миши дрожал подбородок. Нехорошо дрожал — это могло закончиться судорогами.

— А что отцу Константину за твою душу пообещал бог, ты знаешь?

— Вы все, все мне врете! — выкрикнул парень и сорвался с кровати, — не ходи за мной! Я не заблужусь!