Ошибочка вышла

В квартире за несколько часов ничего толком не изменилось, кроме того что настала непроглядная ночь, и прекратился шум дождя по естественным причинам. 

— Давай ты…

— Не отпущу, — перебил Лев и нагло улыбнулся. — Замёрзла? Чаю?

— Нет. Мне плохо и я…

— Ты голодная, садись.

Он достал всё тот же пирог, посмотрел на него и покачал головой. 

— Это наверное тяжеловато на ночь. Творог? Банан?

— Меня сейчас вывернет… — пожаловалась я, упала на стул и сложилась пополам. 

Лев тут же оказался рядом.

— Почему?

— Потому что меня вывернуло полчаса назад, а теперь я представила, что съем банан. Ненавижу бананы…

— Ну что-то нужно съесть.

— Ну что? — я и правда поняла, что паникую, потому что понятия не имею, что в таких случаях есть.

От голода потряхивало, но при мысли о еде мутило. Кажется, так бывает с детьми, которые не могут есть, когда слишком голодны. Виски ныли, и появилась новая волна тошноты.

— Божечки, где туалет?

Лев помог подняться и отвёл в крошечный, видимо гостевой, туалет у самого выхода. Меня терзала желчь и это было без прикрас ужасно. 

Не имеет смысла вдаваться в подробности, но это нифига не романтично, когда тебя выворачивает, от этого ноет живот, который напрягается, болит горло и по лицу текут слёзы. Это хуже чёртового похмелья, которое у меня было один раз в жизни и хватило на годы вперёд. 

Когда я вышла, вытирая со лба холодный пот, Лев уже сделал чай и почему-то это оказалось слишком трогательно. Но чай и правда согрел, а ещё немного успокоил желудок.

— Дурацкий горелый пластик, — вздохнула я.

И не дай бог кто-то скажет слово “токсикоз”. 

Я понимала, что в теории мне грозит эта штуковина, и представляла себе всё именно так. Тошнота, рвота, головокружение и “Ах, мне не хорошо”. Но так оно было в кино. Там героини бросались на солёные огурцы и прочее, ели мел и штукатурку, заливали вареньем колбасу. Я же не могла даже руку поднять от слабости, потому что явно не хватало энергии, хныкала, как жалкая собачонка и хотела застрелиться, а не штукатурки поесть.

— Может ещё молока бахнуть? Вроде его пьют от такого.

— Нет, чай хорошо идёт, я буду его. 

— Маловато… я могу заказать тебе суп, но это будет через час, —  Лев рылся в ящиках, а я и правда надеялась, что он найдёт еду и это случится поскорее. — О! У меня есть пельмени! А пельмени это мясо, тесто и бульон! Типа суп-лапша.

— Можно попробовать, — и я упала лбом в стол, чтобы зафиксировать комнату.

Минут через десять тишины и полудрёмы запахло пельменями. Чудеса, наша плитка кипятила воду вечность. Озноб всё ещё бил, потому когда на плечи лёг тёплый пледик, стало потрясающе хорошо. От запаха еды в животе заурчало, а к рукам, которые легко массировали какие-то точки на моей голове, хотелось тянуться. 

— Поднимайся, надо поесть, — тихо произнёс Лев.

Я почти спала, и во мне шла битва между любительницей пельменей и любительницей поспать. 

С бульоном, без перца и майонеза. И даже сметана в блюдечке стояла рядом. 

— Ты любишь пельмени со сметаной?

— Да, — коротко ответил Лев. 

Мы ели пельмени, я наворачивала бульон и кайфовала от того, как оживал желудок. 

— И что дальше?

— Сделка, — Лев пожал плечами и облокотился о стол.

Все эти жесты казались знакомыми, будто я видела их раньше, когда-то давно. В прошлой жизни минимум. Странное чувство, а мы же разговаривали только сегодня и на этой самой кухне. 

— Давай знакомиться нормально. Я сдам тебе комнату в этом доме. Сдам! Не просто переселю тебя сюда. Ты будешь платить столько же сколько платила за квартиру.

— Ты что, поджог моего соседа, чтобы такое провернуть? Скажи честно, — я сощурилась, но Лев не испугался.

Жаль. Его бы посадили за вредительство, а я отжала эти хоромы для своего сыночка, муа-ха-ха.

— Это было бы гениальное преступление, но увы. Если для твоей подружки это проблема, я сам найду ей альтернативу за те же деньги, не сомневайся. Обсудим. 

— Зачем это? — я устала. И я не верила в людскую доброту.

Больше всего на свете мне хотелось спать и никому ничего не быть должной. 

А вот это вот всё опять обязывало!

Всю жизнь я жила с мыслью, что ради меня жертвуют, что я долг не оплачу, что годы папы утекают и ничего не меняется. И вот какой-то человек будто бы собирается что-то для меня делать безвозмездно то есть даром (почти), потому что смешно за шесть тысяч снимать комнату в такой хате, и что? Я ничего не должна в ответ?

— Не вставай в штыки. Просто подумай. Я — твой новый сосед. Квартира огромная и мы может быть даже не встретимся. В комнате уберёшься сама, я понятия не имею в каком она состоянии. Мы просто соседи. Холодильник пополам. Кормить я тебя не буду. Всё по любви… то есть по договору. 

— Ага. Так я вам и поверила. 

— Уж придётся, всё равно твоё жильё непригодно. К папе поедешь? 

— Ар-р-р,  —  я опять уткнулась лбом в стол.

Больше ничего не кружилось, тошнота прошла и стало сонно и ленно. 

— А-р-р,  —  ответил господин Лев Левин.

— Где подво-о-ох.

— Нигде. Ну так что? И ни слова о прошлом. 

— А ребёнок? Не верю, что он вас не интересует.

— Интересует. Но пока больше интересуешь ты.

— Значит всё это…

— Пока интересуешь. Остальное обсудим потом. Не понравится — уйдёшь.

— Мы не можем бросить Мотю…

— Не бросим. Всё решим. 

— Я буду платить после стипендии. Так что никаких авансов.

— Как скажешь.

— Вы меня не контролируете.

— Не стану.

— У каждого своя жизнь.

— Абсолютно.

— Продукты пополам.

— Холодильник пустой, завтра же поедем в “Ашан”. Если нет денег  —  запишу тебе долг.

— Тут чертовски неуютно… 

— Я готов вложиться в поездку в “Икею”, всё что захочешь, это же мой дом и мои вещи, они останутся мне, всё справедливо.

— Я об этом пожале-ею… 

— Да, но видела бы ты вид из окна твоей комнаты.

И этот дьявол отвёл меня в “мою” комнату из которой открывался вид на город. 

"Спальня" была квадратов тридцать пять, что примерно равнялось или даже превосходило площадь нашей с Мотей квартиры. Пустая, жутко неуютная. В углу диванчик, крошечный и детский. Комод. Шторы жуткие, с какими-то ленточками-бантичками у гардины. Обои скучные, однотонные, а на одной стене такое наклеено, что просто вырви глаз: вензеля и богатство. И плафон над диваном. И меловая доска в пол стены, зачем-то.

— Треш…

— Ну обставишь завтра как хочешь. Мебель с меня.

— Нечестно.

— Честно. Запишу в долговую книгу.

— Долговую яму ты хотел сказать.

Двадцать девять прощальных “против”

Я всё решила к восьми утра. Я не спала до восьми утра. Я думала до восьми утра, а потом всё-таки отключилась.

Я и “пузырёк” во мне.

И эта фантастическая, невозможная, идиотская история в которой все мы оказались. Я правда согласилась тут жить? Я пожалею к утру, это точно. Но пока почему-то это казалось вполне оправданным. Пока. Рассвет всегда вносит коррективы в ночные гениальные идеи. Ещё несколько часов назад я Льва ненавидела всем сердцем.

А ещё… Сегодня я снова испугалась за жизнь “пузырька”, кого тут обманывать. Мне было жаль, когда заболел живот, мне было жаль, когда он ныл и я накручивала себя на тему того, что мне говорила барменша Лида: “При выкидыше болит спина и ноет низ живота”. 

До восьми утра я прокручивала в голове все за и против. Даже встала и подошла к меловой доске вмонтированной в одну из стен, тут явно была когда-то детская. Нашёлся и мелок. Розовый.

За и против.

Что там у нас?

Против

У меня нет работы

У меня нет денег

Я ничего не сделала в жизни

Я ничего не знаю о детях