Дыши мной

Я смотрю на себя в зеркало, смотрю в свои бессердечные глаза и в миллионный раз задаюсь вопросом, что, черт возьми, я с собой делаю. Я мог бы поклясться, что я не увлекаюсь мазохизмом. Я притворяюсь, что не замечаю дополнительного времени, которое трачу на подготовку. Или тот факт, что я чувствую прилив энергии несмотря на то, что прошлой ночью я почти не спал. Я также притворяюсь, что не замечаю предвкушения, бурлящего у меня внутри при мысли о том, что я снова увижу Валентину.

Когда я готов, я проверяю свой телефон, почему-то удивленный, увидев сообщение от соблазнительницы, о которой идет речь.

Не могу дождаться встречи с тобой.

Это простое выражение ранит меня. Оно проникает мне под кожу, угрожая разрушить холодную внешность, над поддержанием которой я так усердно работал.

Я ненавижу ее.

И я люблю ее.

И я бы хотел, чтобы я никогда не отвечал на зов сирены в ее письме.

Напоминая себе быть сильным и говоря себе, что я попрощаюсь после этой небольшой экскурсии, которую я просто провожу в память о старых добрых временах, я выхожу из своего гостиничного номера, зная, что иду на пятнадцать минут раньше, но не в силах себя контролировать.

Сегодня она одета в синее. Это мой любимый цвет, и я рассеянно задаюсь вопросом, сделала ли она это нарочно, цвет просто еще одно оружие в ее зловещем арсенале. Ее волосы сегодня тоже распущены, мой любимый способ, которым она их носит. Они длиннее, чем были в подростковом возрасте, почти достигая идеального изгиба ее задницы. Синий подчеркивает золотистый оттенок ее кожи и глаз, придавая ей почти ангельский вид. Интересно, какого цвета белье у нее под платьем. Я ненавижу то, как отчаянно я хочу это выяснить. Я стискиваю зубы и, наконец, отрываю от нее взгляд, ненавидя себя за момент слабости.

Она нашла меня в ту же секунду, как вошла в кафе, как будто почувствовала меня. Ее золотистый взгляд встретился с моим, и я мог бы поклясться, что на мгновение весь мир вокруг нас исчез. Но затем Логан и Куэйд переступают порог вслед за ней, не в силах удержаться, чтобы не прикоснуться к ней, и момент испорчен.

Мне еще раз напомнили о том факте, что меня было недостаточно для того, чего я хотел для себя больше всего на свете. Осознание этой суровой правды в восемнадцать лет стало гвоздем в крышку гроба моей испорченной юности.

Похоже, ожог все еще присутствует, даже когда я взрослый.

— Это потрясающее место, — вздыхает она, когда их троица подходит к столику, который мне каким-то образом удалось найти в и без того переполненном кафе.

— Это ловушка для туристов, — огрызаюсь я, ненавидя удрученное выражение ее лица.

Я знаю, почему она хотела поехать сюда. Это было в той дурацкой книге о путешествиях. Первое место, где мы хотели поесть, когда приедем в Париж.

И вот я здесь, разрушаю это для нас.

— Выпечка и капучино очень вкусные, — говорю я ей примирительно, игнорируя то, как подпрыгивает мое сердце, когда ее лицо заметно просветляется. Она медленно улыбается мне, и я чувствую себя так, словно спрыгнул с гребаного обрыва, когда мой желудок подпрыгивает при виде этого.

Стройная блондинка-официантка подходит к столику с небольшим блокнотом, чтобы получить наш заказ. Она привлекательна, но по сравнению с красотой Валентины она все равно что краска на стене. Валентина отдает свой заказ, убивая иностранные слова настолько, что я почти улыбаюсь. Почти.

Куэйд и Логан не утруждают себя тем, чтобы сдержать свои ухмылки. От Логана, в частности, тошнит, когда он намеренно сокращает слова, хотя я точно знаю, просматривая вчера вечером биографию его фирмы, что Логан за последние десять лет свободно говорит по-французски.

Долбаный придурок.

Официантка берет заказ, хлопая ресницами. Я замечаю, что щеки Валентины краснеют, и мне интересно, действительно ли она ревнует. Я не уверен, как она упустила тот факт, что Логан и Куэйд готовы целовать ей ноги, если она попросит.

Официантка кладет руку мне на плечо, когда спрашивает, какой я хочу эспрессо, и меня охватывает довольная улыбка, когда взгляд Валентины отслеживает это движение. Она выглядит так, будто собирается перепрыгнуть через стол и сорвать руку женщины с моего плеча. Похоже, что отсутствие личного пространства у французов в данный момент работает в мою пользу.

Куэйд бросает на меня взгляд, как будто он точно знает, что я делаю, но я демонстративно игнорирую это. Логан, засранец, дразнит Валентину, эффективно отвлекая ее внимание. Я стряхиваю руку официантки, заставляя ее фыркнуть и уйти, скорее всего плюнув в мой кофе. Я натягиваю воротник, чувствуя, что что-то упускаю без внимания Валентины. Я притворяюсь, что не слушаю, как Логан и Куэйд флиртуют с ней. Они не могут оторваться от нее, и мои глаза расширяются, когда я думаю о возможной причине их непринужденности с ней этим утром.

Они трахали ее прошлой ночью?

От одной этой мысли у меня перед глазами все краснеет. Я хватаюсь за стол, резко отпускаю, когда старое дерево трескается. Валентина удивленно смотрит на меня, когда слышит шум.

И снова Куэйд стреляет в меня взглядом. Это упражнение в том, чтобы честно пережить пытки.

Нам приносят еду, на этот раз официантка избегает меня. Валентина долгую секунду смотрит на свою еду, и на ее лице появляется выражение крайней тоски. Как будто, вместо парижской выпечки, лежащей на ее тарелке, это ее худший кошмар. Или особенно ужасное воспоминание.

— Вэл? — Логан осторожно спрашивает через мгновение.

Она одаривает всех нас неуверенной улыбкой.

— Не могу поверить, что я здесь, — шепчет она. — Почему я ждала всю свою жизнь, чтобы приехать в Париж и посетить это кафе?

Куэйд смеется.

— Ну, тебе всего двадцать восемь, — хихикает он. — Я не уверен, что большинство людей к этому возрасту побывали в Париже. Ты намного опережаешь события.

Она продолжает странно смотреть на выпечку, прежде чем покачать головой.

— Да, ты абсолютно прав. Я намного впереди.

По какой-то причине мне не нравится ее комментарий. Она не говорит правды.

Валентина, которую я знал, не лгала. Она носила все, что было в ней, на поверхности, видимое любому. Для нас троих это была работа на полный рабочий день, защищать ее от стервятников, которые хотели воспользоваться этим. Но эта Валентина, сидящая за столом напротив меня, лжет. Она окутана тайнами, и я ненавижу это. Это заставляет меня хотеть раскрыть все ее слои один за другим и обнажить ее догола.

Наши взгляды встречаются, и она быстро отводит взгляд, и я знаю, она может сказать, что я вижу ее насквозь. Приклеив на лицо широкую ухмылку и демонстративно игнорируя мой вопросительный взгляд, она берет свою выпечку и откусывает большой кусок, издавая громкий удовлетворенный стон, который имеет глупый и прискорбный эффект… у меня встает под столом. По крайней мере, два других долбоеба за столом страдают от того же аффекта.

Логан смахивает крошку с ее губ, и она благодарно улыбается ему, прежде чем продолжить есть свою выпечку.

— Это лучше, чем я представляла, — шепчет она, глядя на меня. Моя рука замирает, когда я смотрю на нее, и я снова вспоминаю, что когда-то я был просто мальчиком, отчаянно влюбленным в девушку, и я бы сделал что угодно, чтобы получить этот момент.

Этот мальчик был бы разочарован в том человеке, которым я являюсь сегодня.

Этот человек тоже.

ВАЛЕНТИНА

Картер видит слишком много. Он всегда видел. Это связано с тем, что нужно быть слушателем, а не оратором, он видит все. Даже то, что вы отчаянно пытаетесь скрыть. После моей неудачи моя выпечка и близко не кажется мне такой вкусной, какой была, когда я впервые откусила от нее. Я с трудом проглатываю последний кусочек и запиваю его своим напитком. Предполагается, что я должна воздерживаться от кофеина так же, как и от алкоголя, но я и так едва могу продержаться целый день. Если у меня есть только три месяца, я хотела бы иметь хоть какую-то энергию, пусть даже искусственную.