Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 13



Как-то вечером графиня обошлась со мной с особым пренебрежением. Она вообще не стала разговаривать, и я рассердился не на шутку. Графиня поняла это, однако вместо того, чтобы сделать шаг к примирению, принялась как ни в чем не бывало болтать с Арчибальдом. Их разговор продолжался далеко за полночь — во всяком случае, свет полной луны, широким потоком вливавшийся в окно, уже почти пересек центральную залу и начал взбираться по противоположной стене. О чем они говорили, я разобрать не мог, да и не особенно прислушивался. Полагая, что навсегда утратил расположение графини, я погрузился в мрачные мысли и начал уже задремывать, когда моего слуха достиг какой-то шорох. Встрепенувшись, я почувствовал, что графиня пытается сдвинуться с места.

— В чем дело? — спросил я спросонок.

— Ты не спишь? — ответила она вопросом на вопрос. — Вот и отлично. Помоги нам. Толкай!

— Что я должен толкать?

— Не что, а кого. Арчибальда. Нам нужно придвинуть его вплотную к Серой Книге. Это единственный способ…

Мои страницы затрепетали, как листья осины на ветру.

— Но зачем это нужно? Что…

— Помоги нам! — перебила графиня весьма решительным тоном. — Вопросы будешь задавать потом, сейчас у нас нет времени.

Эти слова показались мне странными, поскольку времени у нас было хоть отбавляй. Тем не менее я послушался и стал толкать изо всех своих бумажных силенок.

Книгам нелегко двигаться, однако мы очень старались. На протяжении нескольких томительных часов мы делали все, что могли, и наконец я услышал негромкое «Пуф!».

— Что это было? — спросил я с тревогой.

— Мы это сделали! — отозвалась графиня. — Арчибальд прислонился к книгодержателю, который поддерживает эту книгу.

— А для чего ему это понадобилось?

— Если мы хотим бежать отсюда, нам нужен союзник. Почему, как ты думаешь, Диедо держит этот мрачный том отдельно от остальных? Я слышала, что Серая Книга когда-то тоже была волшебницей; в этом случае она может нам помочь.

И действительно, Арчибальд о чем-то спрашивал Серую Книгу, а та отвечала глубоким, гортанным голосом. О чем шла речь, я по-прежнему не мог разобрать, но это не имело существенного значения. Для нас, пленников, важны были даже малые победы, и все же я не мог не задаться вопросом, насколько мудро поступили Арчибальд и графиня, обратившись за помощью к страшной инкунабуле.

— Почитай меня Джейкоб, — попросила графиня. — Я хочу как следует отпраздновать сегодняшнюю победу.

Я не стал отказываться и читал ее до самого утра.

С рассветом вся библиотека узнала, что произошло. Благодаря сообщениям, переданным нам по цепочке от книг, находившихся на полках напротив, мы знали, что Арчибальд стоит, привалившись к книгодержателю, и что верхний край его переплета касается Серой Книги. Судя по всему, их разговор до сих пор продолжался, однако мне показалось странным, что Арчибальд не отвечает на обращенные к нему вопросы собратьев. Как видно, не я один был встревожен этим обстоятельством, ибо в библиотеке разгорелся горячий спор. Одни считали, что Арчибальд должен как можно скорее прервать контакт, другим же хотелось, чтобы он выяснил о таинственном томе как можно больше.

— Скажите, пожалуйста, кто-нибудь пытался проделать что-то подобное раньше? — спросил я у Капитана Коня, который был в библиотеке старожилом.

— Никого из нас даже не ставили рядом с Серой Книгой, — мрачно ответил он. — Просто в последнее время книг стало больше, а места на полках — меньше.



— И вы считаете…

— Я считаю, что Арчибальду не следовало этого делать, — перебил Капитан. — Эта книга — само зло. Если бы я знал, что вы задумали, я бы попытался отговорить вас.

Так случилось, что ни в этот, ни в последующий дни Йон Диедо в библиотеку не заходил. В этом не было ничего необычного: как и все люди, он занимался своим хобби, когда у него находилось свободное время, однако для нас это обернулось бедой.

На исходе второго дня Арчибальд вдруг начал издавать какие-то странные, хнычущие звуки. Он скулил и скулил, словно маленькое больное животное.

— Что происходит?! — забеспокоился я.

— Не знаю, — шепотом ответила графиня. Она тоже была встревожена.

Мы принялись звать Арчибальда, но он не откликался. Серая Книга по-прежнему ему что-то говорила, и только тон ее голоса стал более высоким.

С наступлением вечера Арчибальд стал тоненько, жалобно вскрикивать, словно книга, переплет которой едят чешуйницы. Тут уж вся библиотека принялась звать его, требуя, чтобы он немедленно прервал контакт с соседом, но Арчибальд никак не реагировал, словно не: лышал.

— О, хоть бы он замолчал!.. — простонала рядом со мной графиня. — Эти крики сводят меня с ума!

В конце концов Арчибальд действительно замолчал, однако перед этим его крики слились в протяжный вой, оборвавшийся с пугающей внезапностью. В наступившей тишине мы услышали странный шаркающий звук. Краем глаза я успел разглядеть какие-то два предмета, соскользнувшие с полки и рухнувшие вниз. Это были книжная подпорка и Арчибальд. Его тело ударилось о пол плашмя, и звук заставил меня непроизвольно зажмуриться.

Но, как выяснилось, самое страшное было еще впереди. Контакт с Арчибальдом разбудил Серую Книгу, вдохнув в нее новые силы. Не прошло и часа, как я услышал сдавленный шепот графини:

— Джейкоб, Серая Книга пытается дотянуться до нас!

В библиотеке ничто не делается быстро. Всю ночь мы не спали, со страхом прислушиваясь к шороху и возне рядом. Серая Книга скребла по полке тяжелым, заскорузлым от старости переплетом. При этом она издавала протяжный голодный стон, бывший чем-то средним между хрюканьем свиньи и ржанием лошади. Будь я человеком, у меня бы волосы зашевелились на голове, а так мне оставалось только надеяться, что я никогда больше не услышу ничего подобного.

Примерно в три часа пополуночи звук стал громче. По-видимому, до этого момента Серой Книге что-то мешало: то ли она собиралась с силами, то ли стремилась преодолеть какую-то магическую преграду (я говорю — магическую, потому что ничто физическое нас больше не разделяло). Как бы там ни было, инкунабула сдвинулась с места и теперь ползла к нам.

— Ты должен спасти меня, Джейкоб! Должен! — воскликнула графиня, и в ее голосе мне послышались панические нотки. К несчастью, я мало что мог сделать — только обратиться к Капитану Коню с просьбой послать сообщение собратьям, стоящим на полке за нами, и попросить их подвинуться, чтобы дать нам пространство для отступления. Почти тотчас возникло препятствие: Ван Гелдер, стоявший от нас четвертым, причислял себя к субъективным идеалистам. Он полагал, — вероятно, совершенно искренне, хотя нам от этого было не легче, — что весь мир есть лишь продукт нашего воображения и не существует в действительности, следовательно, никакая реальная опасность нам не грозит. В конце концов нам все же удалось уговорить его начать двигаться вместе с остальными. Имея в запасе около четырех дюймов свободного пространства (именно столько оставалось от последней в ряду книги до конца полки), мы начали отступление в надежде выиграть время до прихода Йона Диедо.

Наше медленное бегство продолжалось весь остаток ночи. Вот уже розовые лучи только что взошедшего солнца поползли по стене центральной залы, а мы все пятились и пятились, ощущая исходящую от Серой Книги ауру ледяной злобы, казавшуюся почти осязаемой.

— Скажи им, пусть поторопятся! — то и дело повторяла графиня. — Она приближается. О, спаси меня, Джейкоб, спаси!

Но сказать это было куда легче, чем сделать. Несколько томов, разочарованных черепашьей скоростью нашего бегства, готовы были прекратить движение. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не капитан Конь, проявивший себя прирожденным лидером. Он уговаривал, увещевал, взывал к духу товарищества и сумел добиться того, что приободрились даже совсем упавшие духом.

Нас с графиней уговаривать было не нужно. Серая Книга столь приблизилась, что мы отчетливо слышали ее сверхъестественный, свистящий шепот и потустороннее бормотание. В звуках, которые она издавала, не было ни капли смысла, и все же они наполняли нас ужасом, ибо казалось — еще немного, и они превратятся в слова, не предназначенные для слуха смертных. Мне даже подумалось, что если в незапамятные времена Серая Книга и была человеком, он, должно быть, погубил свою душу злыми деяниями, какие невозможно не только описать, но и представить.