Женская история Битлз

Слово «тинибопперка» первоначально появилось в 1950‐х годах для описания барышень, интересующихся популярной музыкой и модой. В 1970‐е оно приобретает новое наполнение и становится более выпуклым, когда между аудиторией поп- и рок-музыки пролегают более четкие гендерные границы. Так, в 1973 году считалось, что школьницы — тинибопперки слушают семейную поп-группу The Osmonds, состоящую из фотогеничных голосистых братьев, а рок-фанаты (предположительно мальчики и юноши) покупают такие альбомы, как Quadrophenia группы The Who. Но каким же образом в эту раздвоившуюся музыкальную среду вписывались недавно распавшиеся, но по-прежнему не теряющие актуальности «Битлз»?

С оглядкой на битломанию «Битлз» иногда ретроспективно называют первым бой-бендом. Однако с 1967 года и до своего распада они почитались серьезными деятелями рок-культуры. Из-за подобной двойной идентичности «Битлз», когда они в равной степени привлекали как мужскую, так и женскую аудиторию, статус битловской поклонницы эпохи семидесятых открывал для девушки «третий путь», дававший ей возможность интересоваться популярной музыкой и сделать ее элементом собственной жизни. Это был способ уклоняться, с одной стороны, от современных поп-идолов, таких как Дэвид Кэссиди, пусть в их продвижении и делался упор на девушек-подростков как целевую аудиторию, а с другой стороны — от «тяжелых» рок-команд вроде Led Zeppelin, где фэндом предполагал более жесткий тип фемининности. Илана Нэш, признанный авторитет в вопросах гендерных и женских исследований, помнит по собственной юности эту «музыкальную» поляризацию идентичностей и стереотипов:

Девчонкам-рокершам полагалось принимать наркотики; считалось, что они уже занимаются сексом, при этом неважно, было это на самом деле или нет, по крайней мере, у большинства из тех, кому было тринадцать лет, никакого секса не было. Их репутация «крутых» была неразрывно связана с персоналиями, которые символизировали бунтарство и протест. А вот тинибопперки просто слушали еврохиты из чарта Top 40. Мы были нормально социализированы и вели относительно здоровый образ жизни; независимо от того, занимались мы сексом или нет[176].

В контексте такой оппозиции «Битлз» предлагали девочкам-подросткам золотую середину между «опасностью» сексуализированной рок-культуры и мифически безвредной романтической культуры тинибопперок. Дискография «Битлз» позволяла школьницам млеть под баллады вроде If I Fell или чувствовать себя крутыми, слушая Helter Skelter[177]. Битловский фэндом помогал девочкам ускользать от категоричности выбора 1970‐х, это уже было не «либо так, либо никак».

Для поклонниц «Битлз», чье отрочество и юность пришлись на семидесятые годы, Сьюзан Райан придумала специальное название: «полуторное поколение»[178]. Увлечение группой также стимулировало в них интерес к другим видам рок-музыки. Ланеа Стэгг (США, 1966 г. р.) вспоминает, что по радио гоняли сплошной «баббл-гам-поп да диско», а также много битловских песен. Затем она «влюбилась» в группу Kiss, игравшую в стиле глэм- и хард-рок. Однако в старших классах Ланеа стала фанаткой «Битлз», но, кроме того, обожала группу The Police, в которой играл Стинг. Поскольку песни «Битлз» сопровождали ее с детства, она считает, что их музыка послужила «строительным материалом» для ее «понимания других музыкальных стилей»[179].

И Сьюзан Райан, и Джулия Снирингер (США, 1965 г. р.) упоминают о том, что кроме «Битлз» обе были без ума от группы The Who. Для Снирингер The Who были «вне конкуренции» в старших классах школы, но она также подчеркивает, что «отправной точкой для всего этого» стали «Битлз» — группа, которая в итоге привела ее ко всем последующим музыкальным авантюрам. Комната Райан была увешана постерами «Битлз», она также активно читала рок-журналы «Крим» (Creem), «Серкус» (Circus), «Роллинг стоун» (Rolling Stone), «Краудэдди» (Crawdaddy) и «Траузер пресс» (Trouser Press) — издания, по большей части ориентированные на мужскую аудиторию. Несмотря на все расширяющиеся горизонты рок-пристрастий, Райан помнит, как за любовь к «Битлз» ей часто доставалось от одноклассников. В середине 1970‐х годов, по ее словам, слушать «Битлз» было «полным дном» («Это же старье! Плюсквамперфект! Надо слушать Led Zeppelin, это совсем другое дело!»)[180]. Клаудиа Азеведо (Бразилия, 1965 г. р.), у которой апогей увлечения «Битлз» пришелся на период с 1975 по 1980 год, рассказывает, что сразу после этого «…стала поклонницей некоторых других английских команд, которые также повлияли на меня и на то, какой я стала, особенно Led Zeppelin». Сегодня К. Азеведо — музыковед, исследователь популярной музыки, глубоко разбирающаяся в творчестве «Битлз», Led Zeppelin и прочих британских рок-групп[181].

Хотя Сьюзан Райан спустя годы будет с удовольствием слушать Led Zeppelin, в конце 1970‐х годов ее воображение будоражит «…новая волна, панк и прочее, более битловское по духу, чем арена-рок, хайр-рок и глэм-рок». Ее «…больше тянуло на мелодии, как у Элвиса Костелло, Ника Лоу, Дэйва Эдмундса»[182]. Другая американская поклонница, которая «балдела», потому что одноклассники считали ее «чудачкой», раз ей нравились «Битлз», убеждена, что этот фэндом позволил ей открыть для себя музыку за пределами того, что рекламировали журналы для подростков типа «Тайгер бит», и помог ей распознать тот же творческий посыл в начинающих исполнителях новой волны. Этим женщинам битловский фэндом словно бы выдал пропуск в мир музыки, которая изначально не предназначалась конкретно для представительниц «женской целевой аудитории»[183].

Однако, несмотря на альтернативный путь к рок-музыке, который «Битлз» открывали для девушек той эпохи, для некоторых из них Леннон, Маккартни, Харрисон и Старр по-прежнему оставались романтическими персонажами. Как и во времена битломании, предполагалось, что у поклонниц есть «любимый битл». К сожалению, как отмечает Норма Коутс, подобное поведение фанаток заставляло мужскую часть музыкальных критиков и культурных обозревателей конца 1960‐х — начала 1970‐х годов расценивать его как самоуничижение. Другими словами, как указывает Шерил Гарратт, «подобно многим другим женским переживаниям, наши подростковые увлечения опошляются, обесцениваются и, как следствие, замалчиваются»[184]. Для женщин, которых я интервьюировала и которые в семидесятые продолжали воспринимать «Битлз» в романтическом ореоле, подобные чувства никогда не исключали глубокого интереса к музыке своих кумиров; одно дополняло другое. Поклонница «Битлз» из Австралии Лесли Уэст описывает свое непреходящее увлечение как «настоящую любовь». Для нее все началось в 1973 году, когда она впервые услышала по радио песню My Love в исполнении группы Пола Маккартни The Wings. «Мне показалось, что ничего более романтического на свете нет и быть не может», — вспоминает она. И уже позднее «…увидела фотографию Пола Маккартни и „пропала“». Таким образом, для нее полюбившаяся музыка была первична по отношению к влюбленности в экс-битла[185]. У американки Мишель Копп на музыку «Битлз» была похожая реакция: поначалу она предпочитала их баллады. Соответственно, первым альбомом «Битлз», который она купила, был сборник Love Songs 1977 года. Ее сердце тоже было отдано «любимому битлу» Маккартни, причем отчасти потому, что «…благодаря ему появились их самые романтические песни». Австралийской поклоннице Кэти (1961 г. р.) также с самого детства нравился Маккартни, и не только потому, что у него было «…самое красивое лицо, самая красивая прическа», но и потому, что, как она считала, его песни были «более радостными», чем у Леннона. Для нее самым наглядным примером этой разницы является сингл 1967 года, где на одной стороне были Pe