Страница 15 из 55
— Похоже на почерк Беренгара, — произнёс Марк, — но всё же это писал не он.
— Ты уверен? — спросил де Грамон, и в его голосе прозвучала отчаянная надежда. — Рене сказал, что это его почерк.
— Я лишь сказал, что почерк похож, — уточнил Адемар. — Марк, ты знаешь Беренгара куда лучше, чем я. Это вы с Алларом и Делвин-Элидиром ходили у него в любимчиках, а я со своим отрядом, как правило, был далеко от расположения его штаба.
— Это подделка! — уверенно заявил Марк. — Кто-то старательно копировал его почерк, но именно старательность его и подводит. С чего бы это Беренгару так выводить каждую букву. У него стремительные и лёгкие росчерки. Он пишет так быстро, что порой пропускает буквы и опускает окончания. И кто этот Барлод? Я не представляю, что существует кто-то, к кому он может обратиться, назвав его дорогим, кроме разве что его жены и детей. Даже ко мне, Айолину и Танкреду, кого он может в разговоре назвать дорогим или милым мальчиком, в письме он всё равно обратится без этих фривольных эпитетов. И можете мне поверить, он слишком горд, чтоб подписаться «искренне ваш», поскольку всегда был уверен, что принадлежит только себе и своей семье.
— Что ж, логично, — признал Адемар, немного подумав. — Мне тоже показалось, что для Беренгара неестественно так клянчить у кого-то примирения.
— Вы скажете мне, что случилось? — не выдержал Марк. — Что это за письмо и почему у вас обоих такой вид, словно вы явились с похорон?
— Пока это не похороны, но и радости мало, — пожал плечами прево. — Сегодня утром ко мне прислали из городской стражи и сообщили, что в гостинице «Белый мак» умер какой-то алкорец. Я сперва не понял, при чём тут я, мало ли алкорцев помирает в наших гостиницах! Но оказалось, что это сэр Барлод, который прибыл вместе с Беренгаром в составе миссии луара для участия в мирных переговорах. После этого я сразу же сообщил об этом Рене, — и он взглянул на де Грамона.
— Тебя не было, к тому же ты сейчас занимаешься убийством этой Меридор. Ну, и Раймунд потребовал относиться к тебе бережно, поскольку ты нездоров, и если сляжешь от переутомления, король будет в ярости. Я решил заняться этим сам и отправился в «Белый мак». Там мы нашли мёртвого алкорца, кувшин отравленного вина и эту записку.
— Каким ядом он был отравлен?
— Мышьяк. Зацепиться не за что, кроме этой записки. Вино, как вино, хотя и дорогое. А какое ещё мог прислать контаррен? И мышьяком травят чаще, чем другими ядами.
— Что вы предприняли?
— Сыщики опросили хозяина и прислугу в гостинице. Вино принёс какой-то слуга вместе с запиской. Мы его ищем, но вряд ли найдём. Я отправился к Беренгару, но он отказался меня принять. Не мог же я вломиться в его дом?
— Почему? — холодно уточнил Марк, почувствовав внезапное раздражение.
— Он же посланник альдора!
— И что? Поэтому ему позволено травить алкорцев в Сен-Марко?
— Но ты же сказал, что это не он… — растерялся де Грамон. — Вернее, ты сказал, что письмо — подделка, а других доказательств его причастности у нас нет.
— Это я сейчас тебе сказал, а до этого у тебя были основания подозревать его и требовать встречи и даже вломиться в дом на основании указа короля Ричарда о тайной полиции, который не делает исключения для посланцев альдора. В конце концов, он сам должен быть заинтересован в том, чтоб с него сняли все подозрения! Что это было за вино? Откуда оно взялось?
— Это вино из розовых лепестков, то самое, что продают по двадцать золотых марок за кувшин. Столько же стоит хороший боевой конь. Разве это не подтверждает, что это мог быть контаррен или кто-то очень богатый?
— Очень богатый — да, но не контаррен, — Марк задумчиво посмотрел в окно. — Это вино слишком сладкое, Беренгар предпочитает другие вина. К тому же он больше года прожил в луаре и не стал бы дарить такое вино алкорскому рыцарю. Это у нас подобные вина являются знаком престижа и их пьют все, у кого хватает денег, чтоб их купить. В луаре столь приторные вина считаются женскими, мужчины их не пьют. Подарить такое вино рыцарю, по меньшей мере, неуместно, а в определённых условиях это может быть воспринято, как утончённый и весьма обидный намёк на сомнения в его мужественности.
— Это ты знаешь об этом, ты тоже долго жил в луаре, — заметил Адемар. — А у нас это вино считается ценным подарком. Значит, тот, кто отправил его Барлоду, не знает нравы алкорцев, так? Он просто хотел подставить Беренгара.
— Вам это ничего не напоминает? — Марк обвёл взглядом озабоченные лица друзей.
— Имеешь в виду убийство Меридор? — ещё больше помрачнев, спросил де Грамон. — Снова явная подделка, бросающая тень на одного из основных участников мирных переговоров.
— Я уверен, что по городу уже несутся слухи о том, что Беренгар отравил этого алкорца.
— Никто не знает, что он был отравлен, — запротестовал Адемар. — Он просто умер. Никто, кроме нас, не видел письма и не знает о результатах вскрытия и содержимом кувшина!
— Знает тот, кто нам всё это подсунул, — возразил Марк. — В любом случае, нужно поговорить с Беренгаром. Как получилось, что все члены алкорской миссии живут в его доме, а этот Барлод оказался в «Белом маке»? Что это за недоразумение, о котором упоминается в письме? Кто мог о нём знать?
— Ты ведь сходишь к нему? — де Грамон с мольбой взглянул на Марка. — Он не хочет со мной разговаривать, и я не могу взять его дом на приступ. Ты лучше знаешь лорда контаррена, и у тебя хватит отваги, чтоб выломать ворота его замка.
— Конечно, — ехидно заметил тот. — И я буду отвечать за срыв переговоров.
— В одном Рене прав, — заметил Адемар. — Беренгар ему не по зубам. Если тебе нужна будет маленькая армия, чтоб захватить дом контаррена, мои люди к твоим услугам. Если нужно, я сам поднимусь на крепостную стену. Ответственность разделим пополам!
Взглянув на него, Марк, наконец, улыбнулся. Оба его друга носили одно имя, но какими разными они были!
— Знаешь, мой милый, — произнёс он, тепло взглянув на Адемара, — мне вдруг припомнилось, как мы с де Мореном из последних сил удерживали сторожевую башню на Синей скале, осаждаемые полчищами алкорцев. Наши надежды на спасение таяли с каждым часом, но вдруг ты пробился к нам со своими кавалеристами и, разметав рыцарей альдора, едва не зубами вырвал нас из их когтей. С тобой тогда было полсотни всадников против двух сотен железных псов луара.
— Остальные двести уже лежали под стенами, сражённые вашими мечами и стрелами. Какой по счету приступ я прервал своей атакой?
— Я не считал.
— Вы оба — герои, в отличие от меня, — вставил своё слово де Грамон. — Я — книжный червь и тыловая крыса, согласен. Но обмен комплиментами вы можете отложить на потом? Марк, ты возьмёшься за это дело?
— Куда я денусь… — проворчал де Сегюр.
— Тебе нужны мои люди, Марк? — посерьёзнев, спросил Адемар.
— Пока нет. С захватом замка контаррена я погорячился. Он разумный человек, да и у меня нет особого желания сражаться с ним на его территории, особенно учитывая его миссию.
— Я сообщу графу Раймунду, что передал это расследование тебе, — с некоторой поспешностью сообщил де Грамон. — Не забывай докладывать мне, как продвигается дело.
— Как всегда, — пожал плечами Марк.
— То есть мне придётся бегать за тобой, что б что-то выяснить? Впрочем…
И Адемар с усмешкой похлопал своего тёзку по плечу.
В тёмное время суток улица военных баронов выглядела особенно мрачно. На длинных высоких оградах, сложенных из массивных каменных блоков, были подвешены большие кованые фонари, которые своим рассеянным светом выхватывали из темноты круги мощёной мостовой. Высокие стены с зубцами и башенками тонули в темноте. В узких бойницах окон, перехваченных решётками, горели свечи.
Проехав по улице в сопровождении оруженосцев и охраны, Марк спешился перед воротами массивного городского замка, который даже по сравнению с соседними домами выглядел неприступным. Он спешился и передал поводья Шарлю, а к нему тут же направился высокий человек, закованный в поблескивающий панцирь. Дорогу ему тут же заступил капитан де Ланьяк, недвусмысленно положив руку на эфес меча.