Страница 29 из 76
Глава десятая. Карлсон, который живет на крыше
Глава десятая
Карлсон, который живёт на крыше [1]
Германия. Шлезвиг-Гольштейн. Вольный город Любек
4 января 1933 года
Кому Рождество и Новый год праздник, а кому только лишние хлопоты. Человек, который очутился вчера в вольном городе Любеке, в последнее время находился в круговерти проблем, которые ему приходилось решать. Сюда он приехал не просто так. В правительстве провинции Шлезвиг-Гольштейн представители его партии имели серьезные позиции. Даже более серьезные, нежели в родном его городе. А Любек, старинный ганзейский город, был весьма удобен для его планов. Вчера он был на складе в порту, увиденное его порадовало. Ящики с товаром были при нём открыты и опечатаны вновь. Утром их должны были разместить по схронам, поле недели-двух карантина большая часть товара разъедется по всей Германии. Утренний туалет он закончил достаточно быстро, кофе и сдоба, а после цирульник, выбривший его лицо аккуратно и до блеска.
Герман был человеком решительным, несколько авантюрным, как и положено хорошему истребителю. Двадцать две победы! Он оделся в мундир, который носил с удовольствием, в том числе из-за того, что на нём прекрасно смотрелись боевые награды, особенно «Голубой Макс» — высший орден канувшей в небытие империи. Его жизнь была полна резких поворотов, при этом всегда он оставался на плаву, как будто судьба готовила его к чему-то большему, нежели карьера отставного военного. Самой большой авантюрой в его жизни стало решение связать свою будущую карьеру с нацистской партией и Адольфом Гитлером. Этот ефрейтор оказался талантливым оратором, отличным организатором и умел привлекать к себе людей. К сожалению, когда на него пошёл вал компромата, который мог уничтожить общее дело, именно Герману пришлось принимать сложное решение. Да, к сожалению, дефицит времени, да и отсутствие надёжных исполнителей под рукой, в общем, катастрофу удалось превратить в обидное поражение. Вот если бы их партия опять получила двенадцать мест в рейхстаге, как это было в самом начале… В начале двадцатых они были кучкой маргиналов с очень большими амбициями. И их взгляды на необходимость реванша — это было всего лишь отражение тех общественных процессов, которые изнутри подтачивали слабенький скелет Веймарской республики. Но потом у партии появились деньги. Он сам приложил много усилий для того, чтобы промышленники и богатые землевладельцы увидели в НСДАП ту силу, которая защитит страну от угрозы большевизма. И деньги пришли. С ростом возможностей, стали появляться и механизмы влияния на массы — пресса, боевики, политические связи.
И вот всё это сейчас стало под серьезной угрозой большевизации Германии: левое правительство с участием коммунистов! Это было просто невыносимо! Хуже всего то, что социал-демократы пытались найти компромисс именно с промышленниками и помещиками, предлагая им модель государственного капитализма, при которой власть поддерживает и регулирует капитал. Это была их основная идея! Как и масштабные проекты дорожного строительства с привлечением большого числа безработных — так называемые общественные работы, которые позволят большинству населения просто выжить в эти тяжёлые времена. Но в Любек его привели совсем другие заботы. Утренний кофе не взбодрил. В последнее время он никак не мог унять аппетит, хотелось есть, особенно по утрам. Глупость! Страдать от раны, полученной от полиции. Впрочем, официально, это всё ранения боевого лётчика. А на самом деле… гадство! Тянет… Герман выругался. Он знал, чем всё это закончится — к концу дня боль станет невыносимой, и он примет морфий. И тогда сможет заснуть. Но сейчас… сейчас ему нужен быт незамутненный ум. Так что придётся терпеть. Посмотрел на себя в зеркало. Да, на подтянутого худощавого военного летчика ты уже совершенно не похож. Капитан в отставке. Больше похож на…не будем о грустном! Большие напольные часы показывали без четверти одиннадцать, когда в двери квартиры постучали. По времени это должен был прийти Эрнст. Фридрих, адъютант Германа, открыл дверь, это действительно был Путци, который прибыл на четверть часа раньше оговоренного времени. С чем-чем, а вот с точностью у Эрнста Франца Седжвика Ганфштенгля было не все в ажуре. Он мог как опоздать на полчаса, а то и час, а мог припереться ни свет, ни заря. Что с него возьмёшь — поэтическая натура, шпак, без малейшего намека на военную жилку. Но это был человек со связями! И очень важными связями!