Клуб космонавтики

— А если д-дождаться вечера? Домой-то они придут. Вдруг родители и д-другие люди поймут, что с ними что-то не так.

— Давайте попробуем, — сказал Артем.

— А до этого чем займемся? — спросил я и сам же ответил — Предлагаю пойти на чердак.

7

На лестничной площадке никого не оказалось, и мы быстро залезли наверх. Как тут здорово! В квартире не так. Всегда какое-то напряжение. В любую секунду может зайти мама и что-то сказать. Что-то хорошее, правильное, напомнить, что пора есть или делать домашку, но все равно. Правильное иногда совсем не то, что нужно. Неужели есть люди, которые не понимают, как прекрасно быть свободным и неправильным?

…Чердак на крыше — словно в космосе. Земля с ее проблемами где-то далеко внизу.

В общем, мы отвлеклись и развеялись. Мало что отвлекает и развеивает так, как настольный хоккей.

Потом небо начало темнеть, а мы собираться назад. Возвращаться к прозе жизни. К вторжению инопланетян.

8

…Могли и не возвращаться. Художники в конце дня пришли домой, но на их странности никто не обратил внимания.

Мы прятались за кустами, когда мимо нас прошагал Мэлс и его родители. Они держали путь от служебной двери магазина, и каждый из них нес тяжеленную сумку с мясом. Шли медленно, ничего не говоря и не оглядываясь — то есть, как всегда. Когда они проходили рядом, Мэлс хотел что-то сказать, но отец одернул его — "не болтай", и тот замолчал. Лицо у Мэлса выглядело неживым, не таким, как до метеорита. Без тупой, но человеческой ухмылки.

Вилен сидел за столиком недалеко от дома и играл в домино со своими братьями. Они постарше Вилена на пять-десять лет и с татуировками на разных частях тела. Казалось, что эти тела недавно выпустили из тюрьмы, причем скорее всего не казалось — у него действительно несколько братьев большую половину времени предпочитали жить там. Рядом виднелись его мама и папа, бабушка Владлена и сам Владлен. Они очень дружили семьями. И так же дружно никто не обращал внимания на их неподвижные, холодные как снег, лица.

Нам ничего не осталось, кроме как отправиться по домам, договорившись встретиться завтра утром, потому что утро вечера мудренее и во сне, как пишут в научных статьях, мозг не отдыхает, а думает. А вдруг, пока мы будем спать, наши мозги независимо от нас отыщут какой-нибудь вариант? Хорошо бы так.

Но не успели мы попрощаться, как увидели под деревом робота дяди Бори-изобретателя. Странно, раньше он никогда не отходил от гаража. Боялся, наверное, ведь робот совсем маленький, до колена. Говорить его дядя Боря не научил, но это было и неважно. Как ни заглянешь в гараж, так одна и та же картина — дядя Боря что-то чинит-паяет, а робот у его ног трется. Обожал он дядю Борю, грустил, когда тот сильно напивался. Смотрел на него огромными глазами и вздыхал. Сейчас он тоже очень печальный.

Мы — к нему, но он испугался и убежал. Что за ерунда, ему всегда нравилось, когда к дяде Боре приходили люди. И нас он знал, особенно меня, потому что папин "жигуль" дядя Боря перечинил сверху донизу. С дядей Борей что-то случилось? Но проверить это не вышло, гараж оказался заперт.

Глава 28 "Международная панорама"

1

…Открывая дверь в квартиру, я подумал, что все-таки стоит рассказать родителям о камне и художниках. Вдруг поверят. Попробовать ведь можно.

Вечером, как всегда, кто-то на кухне, кто-то перед телевизором. Из кухни раздавался звон кастрюль, а не шуршание чертежей, значит, там мама. Ну да, точно — папа в комнате неспешно рвал старые газеты на туалетную бумагу. Рядом на диване лежали ножницы, потому что фотки руководителей коммунистической партии в этом случае полагалось вырезать.

Телевизор показывал интересное, я даже пожалел, что не вернулся пораньше. Путешествие в пещеру Крубера — самую глубокодлинную пещеру на Земле! Советские ученые героически ушли вниз на тысячи километров и останавливаться не собирались. Еды не хватало, гигантские черви враждебно шипели из темноты, гигантские светящиеся скорпионы преграждали путь, размахивая ядовитыми хвостами, красногубые гигантские пиявки крались к спящим людям, чтобы незаметно прилечь рядом и выпить всю кровь, а гигантские летучие мыши могли запросто унести человека в черные, еще не исследованные глубины, но небритые и похудевшие научные сотрудники, невзирая на опасности, отчаянно продвигались вперед к бездонным вершинам спелеологии.

Отец поглядывал на экран вскользь, он ждал свою любимую передачу — "Международную панораму". Она шла каждый день в восемь часов вечера по второму каналу.

Наконец раздалась знакомая всей стране тревожно-вибрирующая мелодия, папа отложил ножницы с чьей-то недорезанной головой, подался вперед и замер.

В телевизоре замелькали города, автомобили, корабли, толпы людей, и по очереди заговорили два голоса — мужской и женский.

— Сегодня в передаче, — сказал закадровый мужчина, — события недели.

Его сменила невидимая женщина.

— Хроника. Факты. Комментарии.

Из всей передачи мне нравилась только мелодия заставки. А остальное… всегда одно и то же.

— Нет войне.

— Мир должен быть сохранен.

— Сложные зигзаги. Политика США в Азии.

— Опасный синдром. Репортаж из Ганновера.

— Культ наживы и его поклонники.

— Нью-Йорк — город контрастов.

— Над Парижем солнечное небо, но невеселы лица простых парижан.

— Ведет передачу политический обозреватель Владимир Ухтин со своими помощниками — роботами Филиппом Валентиновичем и Степаном Генриховичем.

Музыка прекратилась, голоса замолкли, и на экране появились ведущие.

— Здравствуйте, товарищи, — произнес Владимир, аккуратно причесанный и одетый в неизменно-темный костюм дядя лет пятидесяти пяти.

По бокам от него сидели маленькие человекообразные роботы в таких же костюмах и галстуках. Рыжеволосого звали Филиппом Валентиновичем, а светленького и интеллигентного — Степаном Генриховичем.

— Здравствуйте, — сказали они.

— Антивоенные протесты, заседание совета безопасности стран Варшавского договора, столкновения в Бейруте — таковы приметы прошлой недели, — сообщил ведущий. — А теперь подробней об этих и других событиях.

Он заглянул в лежащий на столе лист бумаги.

— В то время как наша страна делает все, чтобы предотвратить сползание человечества к войне, отстоять и упрочить мир, заокеанские ястребы продолжают нагнетать напряженность, невзирая на голоса своих граждан. Уже седьмой год в Вашингтоне перед Белым домом продолжается голодовка доктора Чарльза Вайдера, требующего прекратить гонку вооружений.

В телевизоре возник сидящий на асфальте помятобородатый доктор на фоне плакатов с красными надписями. Он что-то объяснял окружившим его журналистам.

— Удивительная по своей наглости фальшивка появилась в западных газетах, — нахмурился Владимир, — пропагандистами разных мастей усиленно муссируется слух, что президент одной африканской страны, выбравшей социалистический путь развития, не умер своей смертью в результате очередного военного переворота, а был насмерть задушен специально обученными простыми советскими пионерами по многочисленным просьбам африканских трудящихся, которые оказались недовольны серьезными перегибами во внутренней политике в области каннибализма. Нужно ли вообще комментировать такие заявления лезущих из кожи вон буржуазных борзописцев?

— Не-а, — помотал головой Филипп Валентинович.

— Ни в коем случае, — закатил глаза Степан Генрихович.

— А сейчас последуют тяжелые кадры. Уведите детей от экранов, если они случайно находятся в комнате во время взрослой телепередачи. Увели? Тогда смотрите и ужасайтесь. Вот американская домохозяйка вышла из магазина, так ничего и не купив; вот пожилой американский пенсионер считает свою мизерную пенсию, не понимая, как жить на нее, и это он еще не догадывается, что доллар в ближайшее время ждет крах и все его сбережения превратятся в пыль, а вот усталый американский чернокожий идет по улице. Куда он идет, не знаю.