Клуб космонавтики

Мне стало не по себе. И мне, и Глебу, и Артему. Разговаривать с соседями сразу расхотелось. И даже видеть их.

Мы пошли к Геннадию Семеновичу. Остановились в десятке метров около него и стоим. Он поначалу не замечал нас, потом слегка улыбнулся.

— Что случилось?

— Геннадий Семенович… — сказал я, — это не мы рассказали о музыке…

Он улыбнулся посильнее.

— Не волнуйтесь. Знаю, что не вы. Стукачей у нас в избытке. Хоть за валюту продавай. Так что… не страшно. Идите купайтесь.

5

Мы вернулись в домик, когда уже солнце зашло (задержались на улице, по счастью, нас никто не заметил). Я начал открывать дверь и понял, что комната освещена. Нет, не потому что забыли выключить свет, и не из окна фонарь. Светит другое. Неярко, таинственно-мягкозелено.

Я испугался, но дверь все-таки открыл. Открыл и остолбенел от удивления.

Светился кактус. Тот самый, подаренный футболистами. Будто маленькую лампочку внутрь вставили. Невероятно красиво. Комната стала волшебной, неземной.

— Здесь в кружке космонавтики б-был фосфорный раствор… случайно увидел. Он для растений не вреден, ч-читал в "Юном технике"…. — Глеб словно извинялся. — И я решил п-полить. Вдруг интересно п-получится.

— Класс, — пробормотал Артем. Вообще-то он не склонен к сентиментальности, но сейчас оказался потрясен не меньше меня.

Неожиданно из коридора донеслось:

— Эй, ботаники, загляните к нам!

Виктор — футболист. Это что еще за новость.

— Сами к нам идите, — крикнул Артем.

— Хватит по мелочам обижаться. Зайдите, расскажем кое-что.

— Некрасиво орать на весь дом, — сказал я, посмотрев на Глеба с Артемом. Они тоже ничего не понимали.

— Хорошо, — ответил Виктор, и через минуту показался у порога нашей комнаты. Демонстративно постучал в открытую дверь и сказал:

— Заходите в гости, приглашаю.

А потом увидел светящийся кактус.

— Это тот, который мы подарили? Ничего себе! Даже не хочется называть вас ботаниками. Круто поиздевались над цветком!

— Как-то ты странно заговорил, — удивился я.

— Приходите, не валяйте дурака.

Вот это поворот. Мячик, что ли, по голове вдарил и научил вежливости? Очень интересно.

Поэтому пришли.

Все футболисты были на месте. Выглядели они иначе, не так глупо и нагло, как во время игр. Словно маски сняли. Поздоровались, сказали, как кого зовут. Я от волнения ни одного имени не запомнил.

В комнате шесть кроватей и три шкафа. Все, как и везде. Однако на стенах — фотографии футболистов, наших и заграничных. Отличить советских от иноземных легко. У наших лица жесткие, напряженные, будто в штыковую бегут; иностранцы выглядят поспокойнее. Играют, а не воюют. Песню "эй, вратарь, готовься к бою" оценят вряд ли.

Да, интерьер прям как у Геннадия Семеновича, хотя у того висели фотки музыкантов, из-за которых он и получил нагоняй. А капиталистических футболистов, значит, вешать позволено. Они в СССР не запрещены. И правильно, иначе как их по телевизору показывать, когда те с нашей сборной играют? Закрывать черным квадратиком? Я однажды такое видел. В передаче "международная панорама" рассказывали, как одна тетя в Нью-Йорке на улицу голая зачем-то выскочила, но вместо тети на экране разгуливал темный квадратик. Так и здесь. Квадратик с мячом будет бегать, голы забивать? А потом в новостях — "в упорном матче сборная СССР уступила черным квадратикам со счетом три-ноль"?

А еще в глаза бросились дорогие вещи — всякие майки и кроссовки. Таких нет даже у Артема.

В стеклянном графине компот (в столовой разрешали брать его с собой), на тарелке — яблоки и печенья. Берите, угощайтесь, сказали нам. Может, хотят отравить?

— Мы не такие плохие, как кажемся, — торжественно сказал Виктор. — Но и вы почти не ботаники. Сила воли имеется. Уважуха! Зачем играли с нами, ведь шансов никаких?

Ни я, ни Артем, ни тем более Глеб не нашли, что на это ответить.

— А теперь самое главное. Вопрос, почему мы так себя вели. Да потому, что у нас своя философия!

Футболисты-философы! Обалдеть. Или все футболисты — философы, мы просто не знаем? Живут двойной жизнью, презирают толпу, ненавидят роскошь, прячутся после тренировок в темных подвалах и пишут, как француз Жан-Поль Сартр какое-нибудь "Бытие и ничто"?

— Тренер подсказал! Он офигенный! Дальний родственник Чапаева, но усы у него еще больше. Он учит не только мяч гонять, но и жизни, тем более, что жизнь похожа на игру. Не на игру в бисер — есть такая аристократическая игра, а на ту, в которую играют миллионы. Он говорит, что тот, кто хочет добиться успеха, должен быть волевым, жестким, даже жестоким. А что это значит?

Мы пожали плечами. Не знаем, что это означает по мнению их тренера.

— А это значит, что ты должен уметь быть жестким не только с собой, но и с другими. Не бояться их обидеть! Ты должен знать себе цену. Ставить себя выше остальных и не стесняться это показывать, не чувствуя вины! Почему? Да потому что неудачник сам выбрал свой путь! Не захотел стать сильным, а лишь сильные изменяют мир! Невозможно быть требовательным к себе и добреньким к другим.

— Вы тренировались на нас? — спросил я.

— Ну, типа того. Повторяю, жизнь — такая же игра, как футбол, хотя у футбола болельщиков больше. "Падающего подтолкни" — так говорит наш тренер. Великая фраза! Толкайся и на поле, и в жизни. Но вы нормальные ребята, пусть и немного странные. Заслужили уважение своей стойкостью. Матч закончен, можно поболтать с бывшим соперником.

Признаюсь, я растерялся. Очень хотелось возразить, но мысли текли сбивчиво и непонятно.

— И еще мы поняли, что вы не стукачи. Не докладчики. Мы таких ненавидим. Кто-то заложил нашего Семеныча начальству. А он нам нравится! Он не вредный! Вредных вожатых тут хватает. Поэтому расскажем кое-что только вам. Смотрите.

Он достал из шкафчика какой-то металлический лепесток — старый, бронзовый, позеленевший от времени. Такими в средние века перила украшали.

— Знаете, откуда он? Мы вчера ночью нашли его около моста. Да, того самого заколдованного. Перемахнули через забор, когда все уснули, и сходили к ручью. Страшновато, чего скрывать. Но так мы испытываем себя! Наш побег с лагеря — тоже тренировка. Рискованная, но мы справились! Никто так не сможет! Никто!

— Мы с-сможем, — вдруг сказал Глеб.

Все уставились на него.

— Вы? — усмехнулся Виктор? — Ну-ну. Учтите, там реально страшно. Вода урчит по камням, в темноте кажется, что кто-то разговаривает.

— Н-нет. Мы не пойдем к ручью. Ручей — ерунда. Мы сходим ночью на заб-брошенную военную б-базу и принесем что-нибудь оттуда.

…В пьесе Гоголя "Ревизор" в конце есть немая сцена. Там чиновники, узнав о приезде ревизора, замолчали и застыли. С нами случилось то же самое.

— Куда? — переспросил Виктор, — на базу?

— Да, — скромно произнес Глеб, словно говоря о походе в булочную.

Виктор посмотрел на нас с Артемом. И все футболисты вместе с ним. С подозрительностью переводили глаза с одного на другого, спрашивая взглядом, мол, Глеб ясно что сумасшедший, а вы такие же?

— Угу, хотим прогуляться на базу, — как бы между прочим сказал Артем, — сегодня-завтра, не знаю.

— Именно, — подтвердил и я. А что мне еще оставалось?!

— Вы понимаете, куда собираетесь? Вам рассказывали? — Виктор до сих пор не мог поверить услышанному.

— Рассказывали, — кивнул Артем, — поэтому и идем. Хотим посмотреть своими глазами на подземных мутантов.

— Ага. Н-нам очень инт-тересно.

— Вас съедят, — сказал потрясенный Виктор, и остальные футболисты поддакнули. — Съедят. Или просто сойдете с ума и останетесь бродить по коридорам до конца жизни. Это если повезет. Но вы шутите, я по глазам вижу. Зря, об этой шутке станет известно всему лагерю.

— Не, мы планируем за несколько часов туда и назад, — ответил Артем.

— Счастливо оставаться, — сказал я, и мы направились к двери.