Страница 37 из 73
Во время этих недолгих возвращений из душных объятий сна в реальность рядом со мной оказывались разные медсестры. И я понимал, что смены меняются.
Остальные сестры были не то чтобы все старые и страшные… Просто непривлекательные. Все как на подбор. Непонятно даже, как Ольга оказалась среди них. Хотя нет, это-то как раз понятно. Специально ко мне и приставлена.
Одним словом, так прошло дней десять или около того. Постепенно то ли снотворного стали колоть меньше, то ли я сам набрался сил. Периоды бодрствования стали более продолжительными, и я уже не вырубался сразу после «отправления естественных надобностей». В разговорах, правда, особенного участия не принимал. Темы, вокруг которых они крутились, меня не особенно занимали. Против воли меня тоже никто в разговоры не втягивал. Я был все еще в худшем состоянии, чем любой из моих соседей, это всем им было ясно. Даже болтливый Ворсистый проявил неожиданное понимание.
У меня появилось время хорошенько обдумать и проанализировать все, что произошло со мной, начиная с того злосчастного утра в аэропорту. С несколькими глотками кофе, выпитыми в кафе, на меня будто проклятье кто-то наслал. Дьявольское наваждение, которое никак не сбросить, не развеять. И теперь жизнь моя ходит кругами. Был такой фильм «День сурка», Ангелине он нравился очень, а меня откровенно раздражал. Там главный герой, циничный репортер, попал в какой-то провинциальный городок и вынужден был раз за разом проживать один и тот же день с одними и теми же событиями. Мораль сей нехитрой басни была такова – чего-то бедолага в своей жизни не понял, и вот ему предоставляется шанс все исправить. Теперь, похоже, и я оказался в положении героя этого дурацкого фильма. Чего-то я тоже еще недопонял и у меня тоже все еще есть шанс! Только вот шанс этот придется зубами выдирать – так я чувствовал! Но Оля могла мне в этом помочь.
Когда она заступала, душа моя ликовала. И сама Ольга откровенно, никого не стесняясь, оказывала мне знаки внимания. Так оказывала, что вся лежалая братва замирала, затаив дыхание, при каждой нашей встрече.
– Вот стерва! – восхищенно комментировал Ворсистый ее поведение. – Все время ведь по самому краю ходит и тебя за этот… за нос твой водит. И нас всех вместе с тобой, – а куда ж денешься! Мы же все здесь при вашем интимном свидании!
– А можно подумать, хотите… – ехидно вставил я.
Ворсистый засмеялся:
– Ну да… Хотим, как же! Да такого эротического шоу и на воле не увидишь! Даже за большиие бабосы. Высокий класс! Все время так дразнить! – и ни разу нич-чего не позволить, ни на вот столечко, – Ворсистый выразительно пальцами показал, насколечко. – Ни себе, ни тебе… Только нам все можно!
Вся палата похабно заржала.
– Ну и как там наш медик?! – Потихоньку привыкает, кажется, к своему положению…
– Привыкает или делает вид, что привыкает?!
– Сказать пока сложно… Девонька очень хорошо себя показала.
– Пусть она ему кое-что покажет… Ну, что умеет!
Да, у меня теперь была отдушина – ждать Ольгиных дежурств. А она, как я сумел заметить, стала дежурить сутки через сутки. То ли сама захотела, то ли велел кто. Теперь Ольга «бомбила» сплошным ковром, занимая максимум возможного времени. Ее коллеги, наверное, теряли в зарплате. Но, учитывая страдную пору – время сбора дачного урожая, – все были исключительно довольны. Зато теперь у нас было достаточно времени для флирта. И больничные аборигены наслаждались представлениями, которые разыгрывались у них на глазах. Вся больничка ждала, когда же наш роман перейдет в активную фазу. А дело-то было за малым – когда я начну вставать.
При всем при этом она упорно демонстрировала, что видит меня в первый раз. Именно демонстрировала – подчеркнуто преувеличенно, чересчур театрально. Чтобы увидели и услышали это все, но понял только я, – а я давно и хорошо знал все ее «ужимки и прыжки», меня было не провести. Да, она узнала меня. Но жестами показывала, что посторонние глаза и уши внимательно секут за нами не из простого любопытства. Это наши соглядатаи и сторожа. И с той стороны, и с другой. Со всех. И сольют мгновенно, лишь только появится намек на измену.
Поначалу я пытался – когда намеками, а когда почти открытым текстом – дать ей понять, кто я такой. Особенно пока голова еще не вошла в нормальное рабочее состояние. Я злился на Ольгу за ее отшучивания, ожидая, как дурак, что она вот так возьмет да и объявит при всех: да, Знахарь, я тебя знаю! Моя любовь, моя морковь…
И на следующую смену Ольга, скорее всего, не пришла бы. За нарушение сценария ее мигом убрали бы со сцены. Хотя кто его знает, в чем этот сценарий заключается?! Одно можно сказать уверенно – все затеяно из-за меня. Я самая ценная игрушка. Из-за меня вон чего нагородили! А Ольга – явно расходный материал. Хоть и не дешевый, но расходный.
Постепенно голова пришла в норму, и я понял, что Ольга была права. Для нас обоих лучше делать вид, что мы друг друга увидели впервые здесь, в больничке, в этот раз, и не было ни прошлой ходки, ни разрезанного пуза, ни бешеного секса в сестринской, похожего на совокупление кроликов. Пусть на виду у наблюдателей будет новый, только что зародившийся роман. Пусть видят то, что им показывают. Это отвлечет их внимание. А значит, даст нам с Ольгой возможность действовать по собственной воле. Хоть в каких-то пределах.
Возможно, она была каким-то образом посвящена в суть заговора. Тогда тем более стоило играть по предлагаемым ею правилам. Пока.
Больничная жизнь текла своим ходом. День проходил за днем, одно дежурство сменяло другое. Ольга сменялась, Ольга заступала. Постепенно прошли мои шишки, заросли ссадины. Срасталась и рука, я мог уже шевелить пальцами. Голова перестала кружиться, я начал вставать и ходить по палате. Поначалу с чьей-нибудь помощью, потом сам. Когда приходила Ольга, я поднимался и садился на койку.
– Лежи, лежи, не вставай! – говорила Ольга, но видно было, что ей это приятно.
Она теперь оставалась возле меня все время, которое удавалось выкроить без ущерба для своих обязанностей. Вся больничка изнывала от нетерпения:
– Лекарь, слышь, – говорил мне Ворсистый, – ты хочешь, чтобы мы все тут от инфарктов перемерли? Ты будешь что-нибудь со своим Розовым Халатиком делать, или как? Мы же ждем! И Оля ждет. Сколько можно?