Страница 24 из 73
– Гражданин Разин! – обратился Муха ко мне. – Покажите, где вы хранили вышеуказанный препарат!
– Я не Разин, гражданин следователь! Меня зовут Николай Григорьев. Ко всему, что вы здесь излагаете, я никакого отношения не имею и никакого препарата никогда здесь не прятал. Даже не смогу произнести, наверное, правильно его названия. И эту женщину, – я указал рукой на Лину, – я вижу второй раз в своей жизни. Впервые я увидел ее несколько дней назад на очной ставке в «Крестах»!
Ангелина ни с того ни с сего зарыдала в голос. Алкаши-понятые зашушукались.
– Гражданин Разин!.. – неожиданно заблеял Живицкий.
– Не отягощать свою участь немотивированной грубостью? – насмешливо поддразнил его я. – Что вы! Мне воспитание не позволит.
– Разин, – прикрикнул следак, – прекратите балаган! Учтите, ваше поведение фиксируется на камеру!
– Вот и хорошо, гражданин следователь, – ответил я. – Может мне еще раз повторить, что я не Разин?
– Слышь, ты, не Разин! – сказал один из омоновцев вполголоса. – Кончай ваньку валять. А то мы щас тебе сами наваляем, без камеры. Охота нам на тебя, урода, здесь смотреть. Отвечай давай на вопросы по-быстрому или молчи в тряпочку ваще! Понял?
Я на это никак внешне не отреагировал, но счел совет дельным: все, что хотел сказать, я сказал, хотя вряд ли выступление будет иметь последствия. А теперь можно и правда помолчать, пусть Муха дальше пораспинается – вон он как гладко брешет, прямо Ираклий Андроников!
Ангелина по-прежнему жалостливо всхлипывала, прямо как профессиональная побирушка: «Поможи-ите, чем мо-ожете…». Но понятые шушукаться перестали, а Живицкий заткнулся.
– Гражданин Разин, укажите место, где вы хранили флакон с диморфозолом. – снова попросил Муха.
Я сделал вид, что не слышу вопроса.
– Подследственный отказался отвечать на вопросы следствия, – пояснил Муха в камеру.
И стал сам рассказывать и показывать полку в холодильнике со стоящим на ней початым пузырьком злополучного лекарства. А меня вид флакончика с диморфозолом неожиданно поразил. Никак не мог отделаться от ощущения, что это правда тот самый пузырек и есть. Хотя – почему бы, собственно, нет? Вполне возможно. Вполне мог храниться как вещдок у ментов! Впрочем, ерунда – все эти флакончики одинаковы. Тем временем Муха продолжал с увлечением живописать, как злокозненный гражданин Разин, опоив доверчивую супругу заранее припасенным снадобьем, зачем-то поднялся на второй этаж, в комнату для гостей. При этом следак, увлекая за собой оператора и всех прочих присутствующих, поднялся по узкой лестнице в эту самую комнату, за стенкой которой находилась супружеская спальня. Там Муха и пояснил, что Разин в свое время совершил такой маневр исключительно для того, чтобы выйти из этой комнаты на балкон и спуститься с него в сад с задней стороны дома, оставаясь невидимым для соседей.
Хитер же я, ну прямо как черт! Вот только по лестнице этой трухлявой даже кошка не пройдет – навернется. А они сами, интересно, будут по ней лазать для иллюстрации своих бредней, или все-таки меня попросят? Ну, меня-то они фиг заставят шеей тут рисковать. Так что придется самим. Кажется, приближается кульминация шоу, если только они лестницу заранее не подремонтировали.
Муха как раз растворил двери на балкон и обратился ко мне:
– Гражданин Разин! Покажите, пожалуйста, как вы спускались с этого балкона в сад.
– Я с этого балкона никогда никуда не спускался, – ответил я. – И потом, насколько я могу судить, эта лестница и кошку не выдержит.
– То есть, вы отказываетесь.
– Конечно, отказываюсь. Хотя бы из опасения за свою жизнь.
– Хорошо, – легко согласился Муха и позвал: – Шабалин!
Опер прошел вперед и встал перед следователем.
– Шабалин! – обратился к нему тот. – Выручай. Ты, конечно, не кошка, потяжелее будешь. Но полегче этого отказника, – он махнул головой на меня. – А уж про меня и говорить нечего…
– А вы Живицкого попросите, – не удержался я, – он ненамного тяжелее кошки…
И тут же получил быстрый и увесистый толчок в бок от второго омоновца. Все без интереса оглянулись на меня и снова уставились на Шабалина. Опер, провожаемый многими парами глаз, подошел к распахнутым дверям, выглянул наружу и осторожно попробовал балкон носком ноги.
– Владимир Владимирович, – проникновенно обратился он к своему начальнику. – А может, не надо? Балкончик-то и вправду никуда не годный. Да и лестница не лучше.
– Шабалин, – сказал Муха утомленным голосом. – Не позволяйте подследственному оказывать на вас влияние. Вы что, не видите, что он над нами издевается?
– Вижу. Но я и балкон вижу. И лестницу, – ответил Шабалин с явно сдерживаемой злостью.
– Вот и ступайте, Шабалин, покажите нам… – Муха запнулся, видимо, не знал, что же должен показать Шабалин, и добавил без особой уверенности: – Не бойтесь!
Шабалин посмотрел на Муху так, что, будь я на месте следака, я не то что покраснел бы, а просто сгорел от стыда под таким взглядом. Но Муха ничего не заметил, или ему было наплевать.
А он вообще-то был крепкий, этот балкон, в лучшие времена вся наша семья летними вечерами на нем чаевничала, да еще и гости заглядывали нередко – и ничего. С тех пор много лет прошло и воды утекло, но я знал, что он вряд ли обвалится сразу. Но вот лестница – совсем другое дело!
Шабалин осторожно проверил доски балкона на прочность, наступая на них с возрастающим усилием. Удостоверившись, что его вес они держат, опер осмелел и вышел наружу. Балкон заскрипел, но не поддался. Люди в комнате – и мусора, и понятые – вздохнули с явным облегчением. Муха посмотрел на меня торжествующе – мол, видишь, сучонок, не запугаешь нас! Еще немного, он бы и язык, наверное, высунул, как дурно воспитанный мальчишка.
Попрыгав на балконе и убедившись в его прочности, Шабалин проверил ногой первую ступеньку на лестнице, затем, еще не сходя совсем с балкона, – вторую. Они оказались крепкими и даже особо не скрипели. Это совсем расхолодило опера, и он, уже не особенно осторожничая, стал спускаться. Все присутствующие снова затаили дыхание. У меня в мозгу опять зазвучал Высоцкий – «Посмотрите, вот он без страховки идет! Чуть правее наклон – упадет, пропадет!..» Да, о страховочке мусорам следовало бы побеспокоиться. Первая ступенька… Вторая ступенька… Теперь – третья ступенька… Шабалин попробовал ее ногой – не скрипит. Поставил на нее ногу и перенес на нее всю тяжесть своего поджарого тела.