Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 68

Обоих деятелей объединяет реакция на Французскую революцию. Император начал уничтожение христианской Европы, а Гитлер завершил его. Сколько бы ни говорил Геббельс «Мы отменили 1789 год», нацистская Германия в не меньшей степени, чем наполеоновская Франция, произошла из революции. Ужас лейтенанта Бонапарта, видевшего, что творили санкюлоты в 1792 году, перекликается с отвращением капрала Гитлера, которое он испытывал к творившемуся в Германии в ноябре 1918-го. И каждый клялся, что исполняет волю народа.

Наполеон считал, что является связующим звеном между старым режимом и революционным террором. Он клялся, что очистил революцию, взяв лучшее из прошлого, обновив это при помощи революционных идеалов. На самом же деле император принял революцию только потому, что она сделала возможной его карьеру, а также потому, что все, кому революция была выгодна, готовы были поддержать его режим.

Так же и Гитлер убеждал, что протаптывает тропку между капитализмом и марксизмом. Национал-социалисты утверждали, что их политическая и социальная программа расстраивает интриги международных финансистов, уничтожая в то же время губительные последствия Французской революции, воплощенные в ее детищах — либерализме и большевизме. Фюрер говорил о себе одновременно как о консерваторе и социалисте. В свое время его считали ультрасовременным, и он соглашался с этим, хотя современность его заключалась в том, что он отрицал все, предшествующее ему. Несмотря на все его претензии, коричневая революция повторяла 1789 год.

В поисках «секрета Наполеона» Клаузевиц иногда предполагает, что император предпочел бы достичь своих целей невоенными средствами. Говорят, что в XX веке Бонапарт смог бы сделать это. Карьера фюрера противоречит этому мнению — он начинал с политики, надеясь достичь желаемого без войны, а закончил войной как самоцелью.

Гитлеровская диктатура была первой диктатурой в индустриальном государстве на нынешнем уровне современной технологии, причем именно технология помогала подавлять народ. Альберт Шпеер, подчеркивал в Нюрнберге: «Телефон, телетайп и радио сделали возможным передавать команды с самого высокого уровня в низшие эшелоны, где они исполнялись беспрекословно. Таким образом, многие офицеры и должностные лица получали преступные приказы». В прошлом диктаторам нужна была помощь квалифицированных специалистов на нижних уровнях, людей, способных думать и действовать независимо, однако теперь «авторитарная система в век технологий может обойтись без таких людей... Образовался тип бездумного приемника приказов». Кто осмелится определенно сказать, что бы мог сделать при наличии таких средств Наполеон? Это одна из сложностей сравнения.

Оба остаются для нас загадкой во многом. Мы по крайней мере можем предположить, что и один, и второй восхищались собой, драматизируя в воображении свою карьеру. Ипполит Тэн — наиболее критически настроенный из всех французских историков - говорит о тотальном, всепоглощающем эгоизме. Император настаивал на монополизации всей исполнительной и законодательной власти. Он хотел уничтожения всех авторитетов, кроме собственного, не желал слышать ни общественного мнения, ни мнения отдельных граждан. Он «любил французский народ» лишь до тех пор, пока тот служил удовлетворению его амбиций. В нашей книге подчеркнута роль вагнеровской музыки в жизни Гитлера. Вначале она помогала ему уйти от действительности, а потом обеспечивала ему уход в придуманную им реальность — реальность тевтонских мифов, которые, по его мнению, продолжали оказывать огромное влияние на всю историю Германии. Нет сомнений, что он чувствовал себя по меньшей мере Лоэнгрином. Мало кто был настолько отравлен Вагнером, даже Людвиг II Баварский не был так поглощен им. Оперы Вагнера олицетворяли для фюрера саму суть Германии, добавляя в его национализм лихорадочный мистицизм, который не оставлял его до последних дней жизни. Альберт Шпеер сказал, что «третий рейх» был не более чем оперой».

Ни один из наших героев не признавал моральных ограничений. Наполеон старательно делал вид, что у него имеются моральные принципы, однако то, что он диктовал своему секретарю в качестве частных записок, весьма разительно отличается от того, что он Декларировал публично. Хотя фюрер по части злодейства был определенно впереди императора, масштаб их вины перед человечеством сопоставим. Невозможно точно подсчитать ущерб и потери, нанесенные императором, но бесспорно, что они составляют миллионы человек. И это в Европе, где плотность населения была в его время гораздо ниже, чем в середине двадцатого века. Между 1804 и 1815 годами по крайней мере 1,7 млн. французских солдат погибли только на действительной военной службе, а настоящая цифра приближается к 2 миллионам. Погибло также около 2 миллионов союзников и противников Наполеона. Эти цифры огромны, учитывая, что ввиду отсутствия железнодорожного и автомобильного транспорта солдаты прибывали, на фронт пешком или верхом. И все же император не оставил после себя горы трупов и газовых камер и крематориев Треблинки и Освенцима.

Мы гораздо больше знаем о количестве жертв как плоде амбиций Гитлера. По словам Сталина, пропало без вести по крайней мере 7 миллионов русских из числа гражданского населения, многие из них умерли от голода. 3,5 миллиона русских солдат умерли в лагерях для военнопленных[50]. Гитлером было уничтожено, более 5 миллионов евреев, что составило больше половины всех евреев «новой Европы». Кроме этого, было методично истреблено 3 миллиона поляков.

В 1823 году, во время своего «пробурбонского периода», Виктор Гюго, в ту пору еще не успевший обратиться в наполеоновскую веру, написал издевательскую оду «Бонапарту». В ней он говорил о «живой чуме», управляемой «огнем и мечом», о «воине, лишенном удачи». «Коронованный кровью... он сделал скипетр из своего меча, трон — из походной палатки.» Гюго писал, что император «вступил на путь славы, путь преступления. И рассыпался в прах... как метеор, чей путь проходил рядом с Солнцем». Все это можно было бы отнести и к фюреру.

В 1945 году, когда гитлеровская Германия была в преддверии ужасного конца, профессор Шрамм попросил свою жену напечатать для него холодящий душу пассаж из гетевской «Поэзии и правды»: «Наиболее пугающее выражение демонического начала мы видим тогда, когда оно проявляется в отдельном человеке. За свою жизнь я имел возможность видеть несколько таких случаев... Эти люди излучают ужасающую силу и обладают невероятной властью над другими... Все моральные устои не властны над ними. Тщетно люди пытаются остановить их. С ними в состоянии справиться только сама Вселенная, против которой они, по существу, и поднимают оружие». Пассаж заканчивается пословицей Nemo contra deum nisi deus ipse — «Тот не может сделать что-либо наперекор Богу, кто сам не Бог». Ясно, что Шрамм относил эти слова Гете к Адольфу Гитлеру. Однако написаны они были по поводу Наполеона Бонапарта.

Шпеер подчеркивает, что современные средства связи сделали возможным создание государства фюрера. Если именно в этом кроется причина того, что Гитлер смог причинить больше зла, чем Наполеон, или хотя бы одна из причин — тогда технический Прогресс гарантирует нам, что следующий «спаситель нации» мирового масштаба будет бесконечно более ужасным. Антихрист еще не пришел. И может быть, Наполеон и Гитлер были его предтечами.

SELECT BIBLIOGRAPHY





Bainville, J., Le Dix-huit Brumaire, Paris, 1925.

Bainville, J., Napoleon, Paris, 1931.

Balzac, H. de, Une ténébreuse affaire, Paris, 1841.

Barras, P. de, Mémoires de Barras, Paris, 1895.

Bausset, L.F.J., Mémoires anecdotiques, Paris, 1827-9.

Bertrand, H.G., Cahiers de Sainte-Hélène, Paris, 1949.

Bourgeois, E., Manuel de politique étrangère, Paris, 1898.

Bourrie

50

После Великой Отечественной войны безвозвратные потери Советского Союза в людях определялись в 7 млн. человек, включая пропавших без вести. При этом имелись в виду как боевые потери, так и жертвы среди мирного населения. В настоящее время безвозвратные людские потери СССР в войне определяются цифрой в 27 млн. человек. (Прим. ред.)