Кластер-1

– Если кто-то и морочит, только не я. – Тут Фредди опять отвлёкся от партии. – И я понял кто. Смотри туда. Это он! Да не пахан, тот отполз, а его щенок – он самый. Да-да, этот самый шкет. Обрати, наконец, внимание, сыщик ты или где?! Именно этот вот полкан глазастенький, карла малолетняя, это он нам всем мозги заполоскал. Погляди, вот же идол с соской! Вылитый Кашпировский, сатанист от бога, будто с экрана пялится, людей пачками парализует. Выставил бельма, малютка ещё называется, ишь, галики ловит. Он наверно наркошка.

Всё это доцент Серёгин выпалил одной очередью, непонятно и быстро возбуждаясь. Живой и длинной очередью простучал. Потому что если бы она была короткой, да ещё и со стороны – никто бы не спрашивал. Ему вдруг причудился иной облик юного пришельца непонятно откуда. Притом, теперь совсем-совсем не юный. Можно сказать, сильно не целомудренный.

Дымя жерлами приоткрытых судков, приплыл ужин. В полуподвал весело открылась дверь и заявились двое бодрых активистов-деградантов. Конкретных деятелей фирмы «Новый Декамерон» или по-простому – «Новый Деградант», пока ещё неведомо с чьей подачи и в каких целях организовавшей ночлежку для лиц без определённого места жительства. С широким хлебосольным жестом щедрые благодетели выставили на металлический длинный стол судки с благотворительной едой. Незамедлительно стали распространяться букеты всяческих запахов. В том числе и приятных. В результате, не только у бомжиков забурчало в животах, но и громче засопел карлик, а его папа на какое-то время прекратил сколачивать ему из досок неопределённых размеров гробовидный ящик, очевидно под кроватку. Летающую, вне всякого сомнения. И тоже малость посопел в синхроне. Но потом принялся подвешивать на невесть откуда-то взявшемся у него буксировочном тросе изготовленный агрегат и размещать в нём своё чадушко, со всеми дарованными благодетелями матрасиками и подушками.

Деградант-благодетель, принесший еду, обратился к подопечным с весёлой, отменно надменной обходительностью:

– Кушай-тэ-э. Кушай-тэ-э… Завтара исчо лутче буит. Насяльника ваша меню мала-мала утвердил, всё харашо. Завтара радио проводить будем. Всё харашо. Всё харашо.

– Ой, как же я дико писюнею, Клава!.. – Кому-то в углу и вправду стало «харашо». Этим «кем-то» никто не мог быть, кроме Толика.

– Харашо-харашо… Канешно, хараш-шо!.. – Фредди бормотал, не двигаясь с места, но засматриваясь совсем-совсем в другую сторону.

– Да брось ты педофилить, айда чавкать. – Успокоил его рассудительный сыщик. – Последний раз ещё позавчера за щеку нормально закладывали.

– Ты заметил? – Доцент продолжил западать на агрессивного младенца. – Этот карла даже соску перестал грызть, едва их черномазые благородия пришли. А как принюхивается брезгливо, это вообще что-то! Словно большего дерьма, чем мы, он и не видал никогда.

– А у тебя ещё есть какие-то сомнения по этому поводу?!

Но доцент отмахнулся:

– И глаза ещё здоровее стали, прямо на пол-морды лица! Словно у инопланетянки какой. Кстати, ты не заметил?! Он и вправду довольно миловиден. Может, это девчонка?!

– В этом мире всё может быть, всё! Даже ужин по расписанию. Садись и жуй.

– Определённо девчонка. Или гермафродит. Какого-то среднего пола! А может это мутант какой-нибудь. Тогда уж слишком непомерный для колыбели, даже такой, какую вон сделали ему, почти танковой. О, я понял! Просто снимается начало фильма «Танк Армата. Детство». Нет-нет, наверное, это всё же бройлерный мутант.

– Так ты не хочешь или не будешь?! Ты идёшь?! – Сыщик невозмутимо вынул неожиданно чистый носовой платок и вытер уголки губ. – Пошли-пошли, говорю. Смотри, фантазёр, а то пайку твою замету сходу, ты меня знаешь, не постесняюсь.

Это был аргумент. Фредди быстро встал и пошёл за приятелем к столу:

– Уговорил. Понимаешь, никак не могу с этой обстановкой свыкнуться. Зря мы согласились на этот бомжатский Хилтон. Нечисто тут что-то, попомни моё слово, попомни!.. Нечисто, говорю. Не бывает бесплатного сыра в мышеловке, просто не бы-ва-ет!.. Как тут можно вообще спать, например?! Хоть убей – не буду!.. Но сыр буду. Потому что потому!

Отъезд. Край кадра словно бы завернулся, утомившись тягучей бессмыслицей ещё только начинающихся словесных перепихиваний. Потом кадр всё-таки опять раскрылся, хотя при этом на какой-то момент и подёрнулся рябью спектральных помех, даже появился откровенно синюшный оттенок на лицах всех действующих лиц. Затем плоскость изображения ещё более расправилась, но синюшность по-прежнему подцвечивала физиономии персонажей, весь реквизит, даже манну калорийную-небесную на столах в алюминиевых тарелках и судках. Всё-таки в попытках полной адаптации даже у режиссуры идущего репортажа что-то серьёзно подклинивало.

Первый призывной контингент благотворительной ночлежки «Новый Декамерон» (он же «Новый Деградант») толково, со знанием дела, по-лагерному, до последней крошки расправился с ужином. Бомжикам ещё и помогли. И не кто-нибудь, а соплеменники. В этот самый волнующий момент к чавкающим в кадре восьмерым обитателям полуподвала прибавилось ещё двое. Один представился Жориком, а другой – ни больше, ни меньше, как Коликом. В результате к Толику, который по любому поводу адресовался к какой-то там мамке Клаве и при этом дико сам с собою забавлялся, прибавился ещё и Колик. Вероятно, до полного комплекта. Вдвоём писюнеть всегда веселее, кто спорит.

Но втроём ещё лучше.

Вновь прибывшие не только сходу хорошо покушали, но и позаигрывали со страшненьким малышом-карлой. Никто этого не делал, колебался, а эти вот сразу попробовали. Реально потеребили малышу ушко. У того от изумления из рабочего корытца опять вывалилась крупнокалиберная соска и снова упала прямо на пол, заплёванный и слегка затоптанный. Бомжомамка, леди Кры, в который раз терпеливо подобрала, облизала, прополоскала во рту и вновь воткнула, точнее, впихнула рабочий инструмент куда надо. Стволом вперёд, казённой частью сверху. Детёныш облегчённо зачмокал, а мамка разулыбалась. Она же так боялась его потерять. Однако убойный хлопчик, судя по всему, и сам не слишком-то жаждал потеряться. Это читалось во всём его воинственном виде. Не для того он сюда заявлялся, чтобы вот так безответственно теряться. Накануне таких событий.

Дальше – больше. Один из новоприбывших даже порывался взять горного птенчика среднего пола на руки, приговаривая:

– Ути-ути, пойди к дядьке Жорику, ужо он тебе покажет зюзьку!

Хотя ему злорадно не препятствовали, предвкушая, что же парнишка отмочит на этот раз, что-то всё-таки удержало Жорика от столь опрометчивого шага. Дядькина зюзька осталась невредимой и главное – сухой. Зато хлопец, поколебавшись, теперь его точно выделил и явно взял храбреца на заметку. Вообще в нём, в детёныше этом камышовом наблюдалась какая-то непрестанная внутренняя борьба. Больше того – порой она проглядывала как на ладони. Словно бы он ещё не знал, чего же на самом деле хочет, то ли по большому но пока немного, то ли опять по малому, но побольше, то ли дядьке липучему зюзьку оторвать, то ли кому-нибудь ещё, то ли наконец севрюжины с хреном. Но то, что чересчур отвязанный младенец чего-то очень и очень хочет, что ему чего-то там позарез как надо – наверняка это именно так и было. Возникало ощущение того, будто бы кто-то ему очень сильно задолжал и он, как Вий, вот-вот поймёт, кто именно. И тогда – берегись! Поэтому, едва малец глазик свой направлял на кого-нибудь – так вновь словно эхо от какого-то травматического, а может и боевого выстрела звучало где-то совсем рядом. Вероятно, даже за ближней стеной прокатывалось. Не исключено, что и контрольного. Со всей уверенностью тут можно было бы сказать только одно – никто из всех десяти негритят, для чего-то собравшихся в странном полуподвале, почему-то не хотел быть этому убойному пупсику хоть чего-то должным.