Святая Грета

— Ты что-то нашел? — нетерпеливо выдохнул он.

— Стойте! — у Пола было странное лицо. Растерянное, испуганное, и в тоже время… как-бы светящееся изнутри. Он узнал что-то важное. Какую-то тайну.

— Что там? — требовательно поинтересовался Клайс. Это был их общий подвал, и он имел право знать обо всем. И Грета — тоже.

— Что ты нашел? — спросила она с теми же интонациями.

Пол вздохнул.

— Вы видели лицо Бога, — сказал он тихо. — За это сжигают на костре. Наверное, теперь все равно… Только эта книга — куда более страшный грех.

И Пол протянул им Библию.

Библия была старой. Пожелтевшие страницы ломались, и читать ее приходилось крайне осторожно. Обычно читал Пол. Юнита они отправляли караулить снаружи, эта тайна принадлежала им одним. Горели лампады, оплывали толстые свечи в искореженных канделябрах, сумрачные тени перемещались по кирпичным стенам с уцелевшими фрагментами росписи, и они, замирая, слушали негромкий голос Пола. Голос, не допускающий ни малейшего сомнения в истине, о которой читал. Это была Истинная Библия. Полузапрещенная легенда, известная, конечно же, всем… Про то, что до Второго Пришествия Библия была другой. Но слышать — это одно, а читать ее, владеть ею…

Они доставали ее очень редко, если совпадало сразу несколько факторов: Юнит соглашался постоять на стреме, точно никто не должен был прийти, и они были втроем. Тогда Пол опускался на колени перед алтарной нишей, темной и пустой, и вытаскивал из тайника Библию, замотанную в обгоревшую ткань. Недалеко светилась лампадка. Пол придумал такое правило: Истинная Библия не должна покидать круг света. С ним никто не спорил. Он сидел под лампадой в круге света и читал, совсем негромко, и тогда Грета чувствовала себя, как, наверное, чувствовали себя первые христиане. По коже пробегал озноб, каждый шорох за пределами круга бил по нервам. А Пол сыпал утверждениями, словно регистрировал очевидные факты:

— …Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих…

— …Не думайте, что Я пришел принести на Землю мир. Не мир пришел Я принести, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его…

— …Если мир вас ненавидит — знайте, что Меня он прежде вас возненавидел…

— …Если хочешь идти со Мной — отступись от самого себя…

И еще:

— Все по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения!

Он читал наугад, переворачивал страницы после каждого фрагмента. Страницы слипались. Их края обуглились и осыпались черной крошкой на его пальцы. Наверное, когда сжигали книги, эта оказалась в самом низу. Ее завалили другими такими же книгами, облили из канистры бензином, и инквизитор поднес свой электрофакел… Наверное, в костер из книг бросали иконы с лицами Бога, распятия и хоругви, и что там бывает еще, но почему они сделали это? Зачем?.. Как могло такое случиться? И почему Бог не покарал их, почему Он смотрел, как ему стирают лицо?..

У Клайса в глазах метались отсветы огня, он сосредоточенно глядел на Пола. Может, он тоже пытался понять, почему, а может, просто слушал…

Сегодня их было трое, Юнит стоял на стреме, но должны были прийти остальные Монахи, и Грета лишь перекрестилась, подойдя к нише с Истинной Библией. Встав на колени, она коснулась пальцами бетонных обломков, закрывающих тайник, и подошла к Полу с Клайсом. Они топтались вокруг костровища, перекладывая доски, не успевшие сгореть в прошлый раз. Постепенно сжигая мусор, им удалось добиться хоть какого-то порядка, и заброшенный подвал все больше напоминал церковь. На алтаре, сложенном из армейских ящиков и застланном черной простреленной рясой, стоял крест, а на кресте была распята кукла с зеркальцем вместо лица. Тут же лежала Ложная Библия, специально для таких, как Бонга, и стоял церковный подсвечник, весь кривой, с дополнительными деталями, совместное творение Пола и Клайса. А в ящиках лежали, Грета это знала, связки свечей, рогатки, ножи, патроны и штурмовые маски. Одно время Бонга хранил среди этих вещей неразорвавшуюся мину, но Пол, узнав про это, избил его и заставил тащить ее обратно. Грета улыбнулась, вспоминая, как Бонга, окровавленный и несчастный, шел напролом через высокие травы, а за его спиной в модном рюкзачке лежала смерть… Потом Пол долго придумывал, как применить это оружие против Бродяг, но так ничего и не придумал, и мина осталась лежать в надежном месте. И лежит там до сих пор, если, конечно, не взорвалась…

— Ну? — прищурился Клайс. — Ты будешь помогать или нет?

Грета посмотрела на костровище. Доски были уложены, как надо, оставалось нарезать щепок. Пол протянул ей нож и обломок доски. Грета сомкнула пальцы на удобной рукояти. Нож у Пола был НАСТОЯЩИМ. Тяжелая рукоять не скользила, она была шершавой. Нож боевых пловцов, как объяснил Пол. На лезвии рядом со стопором читались буквы: TKN. Туакана. Нож подарил ему отец, и Пол никогда не расставался с этой вещью. Но давал иногда подержать Клайсу или Грете, как, например, сейчас. Грета вмиг настрогала щепок, хоть и левой рукой — в правой она держала доску, прижимая пальцами к гипсовому рукаву. Ее помощи, в принципе, не требовалось, но таковы были правила. Костер разжигали все трое. Правила придумывал Пол, и Грета знала — он играет в инквизицию уже сейчас. Потому что разводить костер, зажигать свечи и совершать ритуалы здесь, в Фундаменте, могли лишь они трое, по отдельности либо вместе, а больше — никто.

Грета вернула нож обратно и сложила щепки “домиком”. Потом достала из кармана куртки бензиновую зажигалку, крутанула колесико о бедро и подожгла. Клайс подложил несколько реек, пару тонких досок, пламя карабкалось все выше и выше, и вот золотистый отсвет лег на фреску за алтарем. Грета смотрела, как фигуры выступают из тьмы, и Монстроборец протягивал кому-то связку ключей. Лицо отсутствовало у одного лишь Бога, но Грете было легко его представить — так смотрели на Него те, кто был на фреске. И человек, принимающий ключи, и человек с бараном подмышкой, и старик с сетями, и женщина в платке, и смуглый юноша с кулаком за спиной.

Пейзажа было не разобрать, но Грете казалось, что Монстроборца и людей окружала пустыня, безжизненная и мертвая, а Бог передавал человеку ключи от пусковой установки.

Клайс зажег лампады по краям алтаря. Запахло керосином. Пол, подойдя к алтарю, встал на колени, коснулся лбом черной материи и выдвинул нижний ящик. Достал несколько свечей, воткнул их в подсвечник и засветил, а потом поднялся и повернулся лицом.

— Послушайте меня. Ты, Клайс, и ты, Грета, мои кровные брат и сестра.

Он сделал шаг к костру, чуть отступая, чтобы не загораживать алтарь, и продолжал:

— Послушайте, что скажет вам ваш брат. Эти волосатые ничтожества объявили нам войну. Надо отдать им справедливость — они не барабаны. Про наши дела на Полигоне знаем только мы и Бродяги, и больше никто. Но то, что случилось сегодня, дает нам право открыть военные действия. Нет, мы не помчимся к ним прямо сейчас, хотя у меня кулаки чешутся навалять этому Мареку!.. И не будем провоцировать конфликты в школе. Это я еще скажу остальным… — Пол подошел к костру и протянул над огнем руки. — Хватит. Но вот после школы… Драться с Бродягами мы можем теперь только на Полигоне… Черт! Меня до сих пор трясет от злости!..

— Что тебе сказал Директор? — мрачно поинтересовался Клайс.

Пол понуро махнул рукой.

— Сказал: выбирай. Либо признаешь свою вину, либо допрос под препаратами. Ясное дело, я тут же во всем признался! Что первым начал драку, что глумился над Астронавтом… Сказал, что делал это специально, потому что испытываю потребность помочь Стефану стать сильной личностью, а без определенного давления это невозможно… А Марек защищает всех подряд, правы они или нет, из чувства ненависти, которое испытвает ко мне, потому что я — лучший. Тут Директор усмехнулся и спрашивает: “Кто тебе сказал, что ты — лучший?”. Я думаю: “Уф! Пронесло!”. И точно. Они поорали на меня с Белоснежкой напару, а тех вообще ничего не сказал.