Страница 87 из 133
— Хоть и не числится он за полком, а не оставим супостатам нашу славную и героическую и прославленную «тридцатьчетверку»! — рявкнул Бунчук. — Верно я гутарю, Павло?
— Конечно, правильно! Хрен фашистам, а не памятник! — поддержал командира полка, Перепутенко, пьяненько хихикая. — Давайте, товарищ полковник, на посошок! Чтоб техника хорошо дошла на Родину!
Комбат заметил подъехавшего Эдуарда и замахал руками: — Эй, замполит, всё в порядке? Иди к нам…
— Да ну вас всех…, — ответил капитан, хмурясь и не приветствуя начальственных собутыльников. Громобоев отошел в сторону и присел на засохшую траву. Он был недоволен и раздражен дневным хамским поведением командира полка и не хотел с ним пить. Странко тем временем проследил за работой солдат: как они закрепляли технику на платформах, проверяли закрытие люков танков, кабины автомобилей. Караул сопровождения в составе капитана Зайнуллина и трёх сержантов, уже грузился в теплушку.
Громобоев тепло попрощался с начальником караула, командиром второй роты и с сержантами. Ротный накануне вернулся из дому, успел в срок перегнать машину с добром, и уже отправил семью поездом.
Сейчас Зайнуллин убывал из Германии безвозвратно, и после передачи эшелона с техникой, он должен был принять должность замкомбата в новой дивизии, а сержанты после разгрузки сразу по домам — на дембель. Вот кто был настоящими счастливчиками!
Следующим вечером Громобоев по каким-то делам забрёл в штаб и стал нечаянным свидетелем искреннего горя Бунчука. Полковник в комнате дежурного по полку разговаривал по телефону, и в этот момент от приятеля узнал страшную весть — немцы хотят купить «тридцатьчетверку»!
Оказывается, командир танкового полка в Дессау не утянул на буксире в уходящий последний эшелон памятник времен войны, а продал за хорошую цену коммерсантам. А этому ушлому немцу требовался ещё один танк времен войны в хорошем состоянии. Давал сто тысяч бундесмарок.
Полковник Бунчук позеленел лицом, громко взвыл и швырнул форменную фуражку о пол. Потом чуть помолчал и громко простонал, обращаясь к замполиту:
— Нет, ну ты представляешь, какие наши соседи суки! Проклятая немчура купила у них танк! Фрол Иванович мне сейчас позвонил и сказал, что они сейчас к нам вот-вот должны уже подъехать, посмотреть нашу «тридцатьчетвёрку» и прицениться. Что мы им покажем? Пустой постамент? Какой же я идиот! Это же надо так лопухнуться! О, а как я старый дурень радовался вчера, что удалось утянуть и погрузить этого железного мастодонта! Кому он нахрен нужен в Кривом Рогу? Ведь его просто так переплавят на металл! А здесь бы танк ещё постоял в частном музее, туристов радовал…
— Не отчаивайся, Сеня…, — попытался утешить его замполит.
— А я отчаиваюсь! И я буду отчаиваться! Это же надо — сто тысяч! Мы могли бы себе ещё по одному новому «Мерседесу» купить!
Начальники понуро побрели на КПП встречать впустую приехавших немецких гостей, а Эдик поспешил к Странко поделиться услышанным разговором.
Громобоев нашел майора сидящим в канцелярии батальона, перед ним лежала кипа путёвок, промасленных грязных бумажек и разных формуляров. Володя проводил какие-то вычисления на калькуляторе, записывал цифры в столбик, сверял с журналом и тетрадью. Он явно подбивал какой-то баланс.
— Какие успехи, счетовод? — весело спросил Громобоев. Его прямо-таки распирало желание рассказать и поделиться услышанным разговором в штабе.
— Отчёт по ГСМ делаю, не мешай. Помолчи пять минут.
— Ага, махинации никак не удаётся скрыть!
— Заткнись, а то дам в ухо! Я же говорю — пять минут тишины!
Странко стучал пальцем по калькулятору, складывал цифры, суммы сверял с блокнотиком, и перепроверял, а его не типичные для технаря тонкие длинные пальцы, словно у пианиста, быстро бегали по кнопочкам.
— У-ф-ф! — наконец-то звучно выдохнул майор, захлопнул журнал, сложил тетради и формуляры в стопку. — Ну, наконец-то всё готово!
— Неужели сошлось? — усмехнулся Эдик. — Не усохло, не утряслось, не пролилось?
— Тютелька в тютельку! Точно, как в аптеке! Комар носа не подточит…
— Раз так, значит, что-то точно украли, скажет вам любой прокурор! Странко усмехнулся и покачал головой.
— Не скажет! Дивизионный прокурор толковый мужик, он свою долю уже давно получил. Ладно, пошли ударим по пиву, а по дороге расскажешь, а не то боюсь ты лопнешь, эк тебя разбирает.
Эдик хотел было обидеться, но передумал, очень хотелось поделиться и начал излагать суть разговора начальников, а Володя, не прерывая, молча слушал капитана, и на глазах мрачнел и суровел. Едва Громобоев умолк, как он зло и коротко произнёс, словно выплюнул:
— Вот ведь козлы! Крохоборы! Когда же им станет достаточно? Всё им мало, мало, мало!
И зампотех действительно плюнул на плац.
— Ага! А ведь каких накануне из себя таких патриотов изображали! — обретя поддержку радостно затараторил капитан. — Напились вчера на погрузке и без умолку друг перед другом бравировали показным патриотизмом. Павлиньи хвосты распушили!
— Это они умеют. Кругом одна ложь и очковтирательство, и вокруг нас, мой друг, одни жулики и воры. Вот ты ведь наверняка всё последние недели меня осуждаешь, и думаешь, ах, какой Странко нечестный и неприличный! Жулик! Да без ведома и без разрешения командования, я и шагу бы не ступил в сторону! Думаешь, ночами не сплю, и на свой страх и риск вывожу немцам то пять, то десять тонн соляры и так каждую ночь? К твоему сведению, нужного немца мне указал зампотех полка. Моя доля — лишь одна шестая часть, а весь риск в деле мой. Если полиция заметёт, все начальники откажутся, заявят, мол, не в курсе. Никаких накладных и товарно-транспортных, никаких пропусков и путёвок на выезд машины. Хотя зампотех полка ежедневно даёт команду дежурным по КТП, чтобы они меня выпускали, а я им потом за это презент привожу. Знаешь, сколько стоит литр дизтоплива у немцев?
— Вроде бы марка…
— Верно, примерно так, а вот я продаю скупщикам на заправку по пятьдесят фенешек. Зарабатываю на этом тысячу марок за ночь — больше месячной майорской получки. Думаешь, почему топливо зависало и танки глохли? Да потому что баки-то в них были пустые!
А по документам в каждом залито по горловины, почти по две тонны! Вот и считай! Должно было быть восемьдесят тонн в танках, плюс домой уехали пустые заправщики. А сто тонн мы успешно продали. Ну-ка умножай мафиозные барыши!
— Не нукай, не запряг! Иди-ка ты знаешь куда!
— Да не сердись…
— Украли пятьдесят тысяч марок?
— И это только с нашего батальона! А ещё ведь было топливо других мотострелковых батальонов и дивизионов: бензин для машин и БТРов, соляра для самоходок, «Шилок», БМП. В общем, я готов к досрочному убытию домой, и чем быстрее, тем лучше. А вот ты если даже тут останешься послужить, то и за три года столько не заработаешь…
Громобоев вытаращил глаза и слушал товарища разинув рот. Он просто опешил от того, что творится в полку. Царит повальное воровство!
— А если узнает об этом комдив? Не сносить тебе головы!
— Чудак-человек, шестая доля комдива и ещё одна доля прочим штабным: начальнику ГСМ и зампотеху дивизии. Я же говорю — создана целая мафиозная сеть и хорошо продуманная схема. Учти, все это придумано не мной! Я лишь мелкий исполнитель, меня взяли в долю.
— И комбат в курсе? И Мишка Толстобрюхов?
— Конечно. Им тоже упало в карман чуток, «детишкам на молочишко». Громобоев не знал, что сказать и как дальше себя вести. Он не мог и не хотел больше ни говорить с товарищем, ни пить.
— Ну, ты сволочь, Вовка.
— Я? Ничуть. А выпроваживать меня в Союз под сокращение армии это порядочно со стороны государства? На эти деньги я себе квартиру должен купить. У тебя вот есть жильё, а у меня нет. И дадут ли его неизвестно. И потом, попробуй я отказаться, нашли бы другого исполнителя, а меня в двадцать четыре часа бы выперли домой, чтобы не сболтнул лишнего. Ну, что, правдоискатель, пойдем в гаштет? Ударим по пиву? Угощаю. Пропьем чуток ворованных денег? Давай нанесем мне финансовый ущерб!