Страница 64 из 133
— Зачем вы так? Мы вам предлагали отдельный батальон?
Эдик опешил, такая ласка в голосе, такой мягкий тон.
— Нет, конкретно ничего не предлагали! Лишь говорили про самоходный дивизион в глуши Архангельской области.
Полковник, с протестующим жестом всплеснул руками, один подполковник отстранился и замахал ладошками.
— Батальон, дивизион… какая разница? Ладно…, а давай поедешь в танковый батальон под Мурманск? — предложил полковник. — В Кандалакшу.
— Согласен? — спросил длинный подполковник, которого звали Александр Викторович.
Громобоев опешил — слишком гладко стелет, как бы потом чего не вышло!
— Не пойму я вас что-то. Я поступил в Академию, а до этого у меня уже почти была должность подполковника…
— Вот именно, почти, — живо среагировал Александр Викторович.
— Вчера мне навязывали самоходки… — продолжал Эдуард перечислять варианты.
— Предлагали, потому что вы служить не желаете! — поморщился Сергей Сергеевич.
— Служить Родине желаю! Но либо в Академии, либо у себя в части!
— Эти варианты не обсуждаются! — рявкнул полковник. — Повторяю! Считай, что тебя из Академии уже отчислили за вредные идеи. — Да пойми ты, чудак человек, тебя приказал уволить лично начальник Главного Политического Управления генерал-полковник Лизичев! Он твои теледебаты случайно посмотрел по ящику, и наш Член Военного Совета получил взыскание. Разве можно на всю страну такое вслух говорить? Деполитизация, департизация, отмена шестой статьи… Да как же так можно? Вы отдаёте себе отчёт? На чью воду мельницу льёте?
— Неправильная формулировка, товарищ полковник! Надо говорить: на чью мельницу воду…
— Ага! Значит, понимаешь и осознаёшь вину? — обрадовался полковник и вытер платочком пот со лба.
Громобоев заскучал, разговор становился нудным и неприятным, беседа пошла по второму кругу.
— Товарищ полковник! Может, опять вернёмся к разговорам о платформах и внутрипартийной дискуссии?
Полковник сердито швырнул на стол карандаш, который он крутил в руке. Карандаш упал и закатился далеко под шкаф.
— Каков негодяй! Издеваться над нами вздумал! Ты что не понял, что тебя сам Лизичев велел выгнать из кадров? Кто он и кто ты! Прикажут, и выгоним в шею! Да мы тебя, можно сказать, спасаем, ищем, куда бы спрятать от гнева начальства!
— Так спасаете или же можно сказать спасаете? Не верю! Хотите сослать куда подальше, где со мной легче будет разделаться втихаря? Не выйдет! Я только недавно прибыл из Афгана, кроме того успешно выполнил задание Правительства по уборке урожая, в прошлом году в батальоне прошло успешно развертывание в полк и я аттестован на вышестоящую должность… И вот она, благодарность Родины! Сослать туда, куда Макар телят не гонял?
— Начинается… — умерил тон полковник. — Он ещё и недоволен! Да мы лишь учитывая твои боевые заслуги, предлагаем такой устраивающий всех вариант. И всё-таки, скажи на милость, зачем жаловался журналистам и телевизионщикам? Мы ведь тебя не уволили!
— Но собираетесь! — повторил, усмехаясь, Эдик. — Не отпирайтесь. Сами вчера говорили…
Полковник и подполковники, протестуя, дружно замахали руками.
— Прекратите, товарищ капитан! Не было этого, а вы сразу напраслину возводите, позорите Политуправление военного округа.
Громобоев опешил, растерялся и начал недоумённо переводить взгляд с одного начальника на другого. Как не угрожали? И тут его осенило: «Ах, вот почему они суетятся! За честь политуправы борются…»
— Стоп, перелистаем страницу назад, вы же вчера мне предлагали написать рапорт об увольнении!
Полковник и подполковники переглянулись, перемигнулись, подали друг другу знаки.
— Извините, капитан, но у нас были основания для жесткого разговора! Мы вам показывали документы, письма от ветеранов, возмущенных вашими выступлениями во время выборов. Вами в разговорах неслась такая околесица, сплошная антисоветчина! Мы вынуждены реагировать! А тем более, вы ещё на всю страну поносили Генерального секретаря и его жену…
— Пардон! Жену я не трогал! Раис — это начальник в Средней Азии. Если вы или ещё кто-то не понял, то я не виноват. Я-то, причём, что имя жены генсека тоже Раиса. Случайное совпадение, но как оно символично. И потом, повторяю, сразу после Афгана в тундру ехать я не настроен. Здоровье не позволяет, старые раны болят…
Полковник вновь побагровел, а подполковники наоборот, ехидно заулыбались. Холеный полковник вдруг вскочил из-за стола, уперся взглядом в Эдика и проскрежетал:
— Итак, в последний раз спрашиваю: на север поедешь?
— Нет, товарищ полковник, не поеду, у меня другой вариант намечен. Прошу восстановить меня в моей прежней должности, что поделать, раз она стала подполковничьей так тому и быть. Согласен вернуться! Посмотрите в личное дело — у меня аттестация есть…
Полковник разозлился, пнул стул, и снова побежал на выход из кабинета.
— Наглец! — рявкнул он в проеме и хлопнул дверью.
Провожая взглядом сердитого начальника, Эдик не удержался, улыбнулся и фыркнул, вспомнив слова о гневе начальника Главпура, представив, как самый большой член из Москвы нагнул и отлюбил члена размерами поменьше — местного!
— Чему глупо улыбаемся? — поинтересовался Сергей Сергеевич.
— Да так, это сквозь слёзы…
— Ну-ну, всё шутить изволим? Да знаешь ли ты, капитан, что генерал-полковник Лизичев с такими как ты не шутит? Думаешь, мы в бирюльки играем и от нечего делать с тобой цацкаемся! — рассердился Александр Викторович. — Просто не хотим тебя губить! Но и себя на посмешище прессе выставлять не хочется. Нам надо доложить о принятых мерах, что с тобой разобрались, что тебя в округе больше нет!
Внезапно подполковник Сергей Сергеевич перешёл на шёпот, он перегнулся через стол поближе к уху Эдика и прошептал:
— В Германию поедешь?
У Громобоева от столь неожиданного предложения перехватило дыхание, ведь в принципе он уже смирился с увольнением, раз столь высокое начальство занялось его скромной личностью.
— А почему шёпотом? — спросил Эдик в ответ также свистящим шёпотом.
— Наглец! — взвизгнул Сергей Сергеевич. — Мы ему хотим помочь, а он издевается!
— Ну, вы меня просто ввели в предынфарктное состояние от таких резких перемен: то увольняться, то служить на Севере, а то в Германию. Так и до инфаркта недолго…
Длинный подполковник вскочил, и вновь нервно забегал по кабинету, едва не задевая головой люстру, а второй ласковым голосом произнёс:
— Да ты пойми, чудак-человек! Нам надо срочно доложить в Москву, что в отношении тебя меры приняты. А насчёт Германии… сам знаешь, после объединения, туда сейчас каждый стремится попасть… Появилась вакансия, вот и предлагаем поехать…
— Мне надо посоветоваться с женой, — внезапно брякнул Эдуард первое, что взбрело в голову, желая сделать передышку.
— Нахал! — взвыл теперь уже Александр Викторович и швырнул на стол авторучку. — Теперь он советоваться вздумал! О, боже, сколько же в армии идиотов!
— Конечно, это ведь не в соседний дом в гости сходить, а в другое государство съездить, тем более оно стало почти что капиталистическим.
— Тебе сутки на раздумье! Завтра прибыть к девяти утра и доложить!
— Есть — доложить в девять утра! — отрапортовал Громобоев.
— Свободен! — буркнул Сергей Сергеевич и от злости сломал пополам остро отточенный карандаш.
Дома Эдика встретили три пары вопросительных глаз. Семья с нетерпением ждала возвращения опального офицера после экзекуции.
— Ну, как? Тебя увольняют? — с тревогой в голосе спросила Ольга. — Что было в штабе округа?
— Было кое-шо, — ответил Громобоев словами бурсака Хомы Брута, незадачливого героя бессмертной повести Николая Васильевича Гоголя — «Вий».
— Издеваешься? Не томи! Выгоняют из армии или ссылают на север? — со слезами в глазах продолжала допытываться Ольга. Рядом с ней стояла тёща, с трагическим выражением на лице, в глазах которой читалось: «эх, непутёвый, так я и знала, толку от этого мужа не будет».