Страница 33 из 47
Узнав обо всем этом, Вильгельм наскоро собрал войско и совершил марш-бросок на север по маршруту 1068 г., выбив повстанцев из Йорка в уличных боях и построив там второй замок. После этого король вернулся на юг, предоставив борьбу с повстанцами коменданту Йорка Гийому Мале. Но, кроме собственно города Йорка, Север оставался по-прежнему во власти повстанцев[396]. Поход Вильгельма на сей раз был сиюминутным, экстренным мероприятием, а не завоеванием Нортумбрии. Только последующее датское вторжение заставило Вильгельма оценить всю опасность, исходившую с Севера.
История самих переговоров повстанцев с датчанами неизвестна, но ясно, что датское вторжение в сентябре 1069 г. не было случайным, как ясно и то, что такого рода альянсы вошли в практику оппозиции. На протяжении последующих лет Англия неоднократно подвергалась нашествиям датчан, прибывавших по соглашению с очередной группировкой повстанцев (1070, 1072, 1075 гг.).
Флот, отплывший около 15 августа 1069 г. из Дании, насчитывал от 240 до 300 кораблей. В составе датского войска были обширные контингенты из других земель — поляки, литовцы, поморские славяне, северогерманцы[397]. В целом, эта экспедиция не уступала по масштабам походу Харальда Сурового в 1066 г. Во главе экспедиции стояли сыновья самого Свейна Харальд и Кнут, а также ярлы Торкель и Асбьерн (брат Свейна). Первоначально датчане пытались высадить десанты в другой бывшей области Денло — Восточной Англии, но в Ипсвиче их отбили местные жители, а в Норидже — нормандский гарнизон во главе с бретонцем эрлом Ральфом де Гадером[398]. Вероятно, так Вильгельму и стало известно о датском вторжении.
Наконец, 8 сентября 1069 датский флот вошел в Хамбер, где датчан встретили повстанцы во главе с Госпатриком, Мерлесвейном, Этелингом и новым эрлом Нортумбрии Вальтьофом Сивардсоном, примкнувшим к восстанию. Объединенный флот датчан и англосаксов (а повстанцы располагали собственными судами) поплыл к Йорку, где сильный нормандский гарнизон укрепился в двух замках. Нормандцы совершили ряд ошибок: во-первых, они подожгли дома вокруг замков, опасаясь, что бревна и прочие материалы могут быть использованы повстанцами для заваливания рвов; в результате загорелся весь город, что не было редкостью в Средневековье. Пожар, по-видимому, только усугубил общую панику, что сыграло на руку восставшим как в моральном, так и в материальном смысле, если учесть точку зрения Стентона и Дугласа о том, что замки первых лет нормандского завоевания были деревянными, временными, лишь потом сменившись постоянными каменными, требовавшими целые годы для строительства. Во-вторых, нормандцы под влиянием общей неразберихи решили биться в открытую на улицах горящего Йорка с превосходившими их силами датчан и повстанцев, бросив укрепления. В результате 20 сентября 1069 г. Йорк был взят союзниками, замки разрушены, а гарнизон истреблен в уличных боях[399]. Флоренс утверждает, что «более 3 тысяч нормандцев было убито»[400], но, впрочем, это, видимо, завышенная цифра; странно, что один гарнизон Йорка составлял ⅔ от численности армии Вильгельма при Гастингсе; возможно, Флоренс имел в виду нормандцев вообще, включая колонистов. Жизнь была сохранена только коменданту с семьей и еще нескольким пленным[401].
Успех восстания можно объяснить не только датской помощью, но и тем, что здесь в наибольшей мере имелась массовая поддержка восстания, чем где-либо еще за предыдущие годы. Ордерик Виталий отмечает, что после взятия Йорка по всем селам Йоркшира начались праздничные пиры, где местные жители братались с датчанами, встречая их как освободителей[402]. Объяснить этот факт можно только исходя из упоминавшихся уже неоднократно идей Грина, Фримена, в наши дни — Кэпелла о схожем уровне социокультурного развития бывших областей Денло со скандинавскими странами (не говоря уж о крепости их культурных связей в рамках североевропейского ареала). Свободное крестьянство было более активным политически и, вместе с тем, теснее смыкалось с местной знатью. Стентон отмечал, что большинство англосаксонских феодалов-тэнов немногим отличалось от зажиточных крестьян по своему общему патриархальному укладу жизни[403]. На севере Англии, как и в скандинавских странах того времени, не было еще той пропасти между знатью и крестьянами, как в феодальной Франции или хотя бы в Уэссексе. Пожалуй, именно поэтому Северное восстание 1069 г. в наибольшей степени носило «национальную» окраску, хотя и возглавлялось аристократией — «национальную» не в общенациональном, а в региональном смысле. Как подчеркивает Фримен, в то время национальные чувства имели именно локальный характер, распространяясь на ближайшую местность и общность людей, а не на страну в целом[404]. Это наследие родоплеменного менталитета было еще очень сильно на таких вот «окраинах Европы», как и социально-экономические реалии родового строя, и соответствующие политические порядки, о чем уже говорилось в начале главы. Северяне в 1069 г. отстаивали свой патриархальный уклад, свою обособленность от феодализирующегося Юга, свой «германизм».
Во всяком случае, своим размахом и характером это восстание заметно отличается, например, от экспедиций сыновей Гарольда. Так что, хотя и следует корректировать либеральные иллюзии историографии XIX в. о «народности», все же это восстание было, скорее всего, «более народным», чем все прочие, базируясь на патриархальном единении местной аристократии с народом, и этнокультурном — с датчанами. Радушный прием датчан в Йоркшире явно контрастировал с «приемом» в других местах их высадки (см. выше).
Ближе всех по степени «народности» к восстанию 1069 г. стоит разве что движение Эдрика Дикого в Херефорде, меньшее по размаху.
Тем временем вести о событиях в Нортумбрии дошли до Вильгельма. Король, по сообщению хрониста, «немедленно собрал войско»[405] и начал одну из самых длительных военных кампаний своего царствования, ставшую переломной в процессе завоевания Англии. «Немедленно» начатая — очевидно, не раньше последних чисел сентября 1069 г., если учесть скорость преодоления расстояний в то время — эта кампания закончилась только весной 1070 г. разгромом основных группировок повстанцев на севере и западе страны.
Пока Вильгельм шел с войском на Север, опираясь на отстроенные в 1068 г. замки, повстанцы проявляли удивительную беспечность, предаваясь упомянутым празднествам, пирам и увеселениям в селах Йоркшира. Нормандцы застигли их врасплох. Отряды под руководством Роберта де Мортена и Роберта д'Е осуществили сокрушительный рейд по селениям к югу от Хамбера, обратив в бегство пировавших там датчан и повстанцев, бежавших с большими потерями в Йорк, под защиту укреплений[406]. Основные же силы датчан разместились во временном лагере для зимовки в Линдсее — заболоченной полосе побережья к югу от Хамбера, тем самым оторвавшись от своих англосаксонских соратников в Йорке. Между тем, в Линдсее поддержки было ждать не от кого, так как прилегающая часть северо-восточной Мерсии — Линкольншир, Ноттингем — хотя и входила когда-то в Денло, но после похода Вильгельма 1068 г. была густо застроена нормандскими замками и контролировалась королем; попытка поднять восстание здесь скорее всего была бы безрезультатной, как на Юго-Западе после его покорения и «озамкования» (см. выше). Вильгельм осадил датчан в Линдсее — осадил с суши, так как море было во власти многочисленного датского флота. Дальнейшие боевые действия в Линдсее — тогда еще труднодоступной из-за болот местности — отличались крайней напряженностью: нормандцы дважды с переменным успехом выбивали датчан оттуда, но те уходили от разгрома, опираясь на флот, маневрирующий вдоль побережья[407].
396
Ordericus Vitalis. P. 227; Kapelle W. Op. cit. P. 112; Freeman E. Op. cit. P. 242.
397
ASC. Р. 149; Florence of Worcester. Р. 173; Ordericus Vitalis. P. 227. Наличие в датском войске контингентов из числа упомянутых народностей дает повод Ордерику подчеркивать «нечестивый», «языческий» характер данного войска.
398
Florence of Worcester. Р. 173; Ordericus Vitalis. P. 225, 227; Stenton F.M. Op. cit. P. 272.
399
ASC. P. 149; Florence of Worcester. P. 173; Stenton F.M. Op. cit. P. 274; Douglas D.C. The age of the Normans. P. 212.
400
Florence of Worcester. Р. 173.
401
ASC. Р. 149; Florence of Worcester. Р. 173.
402
Ordericus Vitalis. P. 229, 231.
403
Stenton F.M. William the Conqueror… P. 238–239.
404
Freeman E. Op. cit. P. 451: «In the Xl century men’s local feelings were at least as strong as their national feelings».
405
Florence of Worcester. Р. 173.
406
Ordericus Vitalis. P. 231.
407
Ibid. P. 229; Kapelle W. Op. cil. P. 116.