Страница 21 из 47
Характерен пример хускарлов (по-древнеанглийски — хускерлов): хотя некоторые из них имели земельные владения (очевидно, это было связано с особыми заслугами перед королем или с осуществлением фискально-административных функций в данной местности), подавляющее большинство их жило, по сути, на казарменном положении, в специально отведенных для этого местах или непосредственно при дворе[228]. Что касается прочих новоприбывших данов-землевладельцев, то они были расселены практически по всей стране, что, очевидно, способствовало дальнейшему процессу англо-скандинавской ассимиляции, шедшему уже более 100 лет[229].
В целом, можно констатировать, что внутренняя политика Кнута по отношению к знати всех рангов была направлена на скорейшее стирание межэтнических противоречий, комплекса враждебности между победителями и побежденными. Лояльность знати по отношению к короне, а не этническая принадлежность имела для Кнута приоритетное значение. Равенство в правах и имущественном статусе были, если можно так выразиться, «пряником» в этой политике, а кадровые перемещения и репрессии против представителей высшей знати — «кнутом», наказывавшим умышлявших что-либо в ущерб королевской власти.
Империя Кнута: экономическое и культурное развитие
Выше мы называли Англию своего рода «метрополией» в Империи Кнута. Рассмотрим на конкретных примерах, в чем это выражалось, чтобы выяснить, какое влияние оказывали друг на друга Англия и скандинавские владения Кнута в экономических и культурных делах, коль скоро о военно-политических все уже было изложено выше.
Вхождение Англии в Империю Кнута способствовало значительному оживлению англо-скандинавских торгово-экономических связей. Несмотря на аморфность, непрочность раннесредневековых государственных образований такого рода, объединение разных территорий под одной властью имело положительный эффект для этих связей. Кроме того, следует вспомнить, что вся северная «циркумбалтийская» цивилизация(к которой можно в данном случае причислить и страны, омываемые Северным морем) держалась на морской торговле, которую в рассматриваемую эпоху прочно захватили в свои руки норманны, сменив в VIII–IX вв. прежних монополистов в этой области — фризов. Торговые, военные и колонизационные экспедиции викингов создали комплексную сеть межрегиональных связей от Исландии и Гренландии до Волги, Каспийского и Черного морей, служивших путями не только перемещения товаров, но и самих людей, их материальной и духовной культуры[230].
Археологические находки свидетельствуют о крайней интенсивности торговых связей в рамках самой Империи Кнута и с ее ближайшими соседями, особенно с мелкими государствами норманнов на побережье Ирландии и на островах Ирландского и Северного морей. Расцвет ряда английских городов, особенно на западном побережье страны, обязан своей причиной именно торговле с этими образованиями. Аналогично, «внутриимперская» торговля весьма способствовала росту и процветанию других морских портов Англии, особенно Йорка, превратившегося в крупнейший город с населением до 30 тыс. (!) чел. Клады монет английской чеканки, относящихся к эпохе Кнута, обнаружены во многих местах Скандинавии, Дании и других стран Европы, в том числе Руси, что свидетельствует об оживленном торговом обмене Англии со странами бассейна Северного и Балтийского морей[231].
Особенно интересен тот факт, что Кнут ввел в Дании английскую монетную систему, правда, различавшуюся на востоке и западе страны, в отличие от самой Англии. В Дании начали чеканить монету по английским образцам, и именно такие монеты в изобилии встречаются в кладах данного периода[232]. Кроме того, при Кнуте было осуществлено новое административное деление Дании на «херреды» — территориальные единицы, в которых современные исследователи видят прямое копирование англосаксонских сотен[233].
Важнейшим фактором культурного обмена Англии со скандинавскими владениями Кнута стала организация церковной жизни в Дании и Норвегии. Христианство в Англии имело уже 500-летнюю традицию, тогда как скандинавские страны были крещены совсем недавно, в значительной степени — насильственно, сверху, и новая религия с соответствующими ритуалами и организацией отнюдь не полностью прижилась там. Борьба королей-христианизаторов с языческой оппозицией продолжалась, причем исход этой борьбы зачастую зависел целиком от личности короля и его политики в этой области. Кроме того, в скандинавских странах не хватало подготовленных кадров для занятия церковных должностей, поскольку отсутствовали сами центры христианской учености — монастыри с вековыми традициями. В этих условиях Кнуту ничего не оставалось, кроме как «играть в эту игру на английском поле, английскими игроками и по английским правилам», по выражению Лоусона[234]. Ведь в Англии эти проблемы были решены уже несколько столетий назад. При Кнуте входит в обычай практика назначения на церковные должности в Данию священников из Англии, реже — норвежцев, но получивших образование и возведенных в сан тоже в Англии[235]. Так, англосаксы Бернард, Гербранд и Регинберт получили места епископов Сконе, Зеландии и Фюна соответственно[236]. Впрочем, приглашение священнослужителей из Англии практиковалось еще в правление Свейна Вилобородого: Адам Бременский упоминает о некоем Одинкаре, датчанине, посвященном в сан в Англии и ставшим одним из церковных иерархов у себя на родине[237]. Но массовый характер это явление приобрело именно при Кнуте. Вместе с английским духовенством в скандинавские земли проникали английское церковное наследие, традиции. Все это вызывало, кстати, крайнее неудовольствие со стороны архиепископов гамбургско-бременских, ведших миссионерскую деятельность в Дании со времен конунга Годфрида (начало IX в.) и уже привыкших к своей монополии в этом деле. Кроме того, «конкуренция» со стороны английской церкви влекла за собой уход Дании из сферы влияния германских императоров, проводниками которого являлись гамбургские архиепископы. Эта скрытая напряженность порой прорывалась наружу, доходя до таких эксцессов, как, например, захват епископа Гербранда в заложники людьми гамбургского архиепископа. Впрочем, инцидент вскоре был исчерпан, а линия Кнута осталась прежней[238]. Д. Фишер отмечает значительный вклад англосаксонских служителей церкви в христианизацию скандинавских владений Кнута[239].
Исходя из рассмотренных выше реалий, можно говорить о том, что внутренняя политика Кнута была направлена на превращение Англии в политический, культурный и религиозный центр его обширной державы, на стимуляцию процессов этнокультурной ассимиляции между скандинавами и англосаксами, на формирование естественным путем смешанной англо-датской элиты, преданной новому монарху (или, по крайней мере, должной быть таковой). Процессы эти пошли действительно плодотворно; исследования в области локальной истории, топонимики свидетельствуют об интенсивной англо-скандинавской ассимиляции в царствование Кнута на самых различных социальных уровнях. У пришлых скандинавов вошло в обычай давать своим детям англосаксонские имена, что, бесспорно, было прямым следствием смешанных браков: так, например, один из сподвижников Кнута Тофи Гордый назвал сына Этельстаном[240]. Таким образом, даже высшая скандинавская элита была открытой для подобных союзов. Сам Кнут помимо официальной супруги Эммы имел (еще с 1014 г.) «гражданскую» жену — англичанку Эльфгифу, дочь эрла Нортгемптонского, родившую Кнуту двоих детей и впоследствии даже уполномоченную управлять в качестве регентши при сыне Свейне норвежскими владениями Кнута[241].
228
Hooper N. Op. cit. P. 90, 94.
229
Lawson M. Op. cit. P. 173; Finjoerg H. Op. cit. P. 195.
230
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. С. 100.
231
Fisher D. The Anglo-Saxon age с 400–1042. P. 329–330; Sawyer P. From Roman Britain to Norman England. P. 204, 253.
232
Jonsson K. Cnut's coinage // The reign ot Cnut… P. 195, 223, 230; Hill D. An urban policy for Cnut? // The reign of Cnut… P. 105.
233
Hitt D. Op. cit. P. 104; Lawson M. Op. cit. P. 14.
234
Lawson М. Op. cit. Р. 130.
235
Lund N. Op. cit. Р. 40–41.
236
Adam von Bremen. P. 115.
237
Ibid. P. 97.
238
Ibid. P. 116; Lund N. Op. cit. P. 40.
239
Fisher D. Op. cit. P. 328.
240
Ibid. Р. 319–320; Lawson М. Op. cit. Р. 167.
241
Fisher D. Op. cit. Р. 319–320.