Страница 8 из 68
Она упорно молчала. Девочки, пришедшие чинить расправу над ней, тоже. Но я-то видел в их взглядах возникшее к ней пока ещё смутное, но уважение — она их не выдала.
— Так… в молчанку, значит, вздумала играть, гадкая девчонка, — гневно взвизгнула монахиня, — сегодня ты останешься без ужина.
Я быстро пробежал глазами по побледневшему и мигом ставшему расстроенным лицу девочки. Сегодня на ужин был её любимый десерт — шоколадный пудинг. Дженнифер горько сглотнула, но ещё сильнее сжала пухлые губки, не растеряв уверенности в своей правоте. Я усмехнулся, у моей девочки — характер бойца.
— Ночью к вам, сестра Агата, придёт мой злой демон Солидафиэль и задушит вас, — злобно и устрашающе проворчала она.
Я всхлипнул от изумления и недоуменно уставился на вставшую в решительную позу Дженнифер. Злоба и озорство в больших глазах, обрамлённых черными пушистыми ресницами. Она смотрела на меня и усмехалась, прямо как я сейчас, глядя на неё.
Монахиня перекрестилась и убежала, охая. Девочки тоже поспешили ретироваться. На залитой солнцем поляне сада остались только мы. Я не мог сердиться на неё, никогда не мог. Упёртость и любовь к риску и у меня были в крови. Разве мог я не передать это своей подопечной? Но своему лицу я всё-таки решил придать суровый вид.
— Сердишься? — спросила Дженнифер, внимательно оглядывая меня, пытаясь узнать мои настоящие эмоции.
Не так всё просто, детка. Сначала я проучу тебя.
— Сержусь, — нарочито серьёзно, строгим тоном, не терпящим возражений, и злобно добавил, — мне придётся убить монахиню Агату.
Её брови взметнулись вверх, а в больших глазах скопились слезы, отчего изумруд в них заблестел ярче.
— Убить? — переспросила она, еле переводя дыхание от волнения.
— Да, она узнала нашу с тобой тайну… — всё так же строго, но всё-таки смягчившись, не могу я видеть её слез, переворачивается всё внутри.
— Она никому не скажет… — прошептала девочка, уже сто раз пожалевшая, что сказала про меня.
— А если…
— Ты же добрый, — прервала меня Дженнифер и обняла мои ноги. — Прости меня, Сол…
Я немного опешил. Вот как у неё так получалось всегда?! Преподать урок хотел я, а получил его сам. Я вздохнул: ну, конечно же, ты прощена, моя девочка, но пока тебе этого знать не надо.
— Ну, на этот раз хорошо, я не буду трогать Агату, но потом, если… — начал я свирепо.
— Я не буду больше, не буду, — поторопилась уверить меня зеленоглазая малявка.
— Дженнифер, с кем это ты говоришь? — глаза монахини расширились от страха, став огромными, в том числе и из-за толстых линз на очках, она снова перекрестилась, дрожа, и, взяв девочку за руку, увела прочь.
Я шёл рядом, едва поспевая за Агатой. И откуда у этой пышки прыть взялась?! Обычно передвигалась как недобитая черепаха. Обескураженная Дженнифер то и дело оборачивалась и бросала на меня недоумённые взгляды. Я озадаченно пожимал плечами и следовал за ними. Почти всё время, пока мы шли до здания школы, Агата неотрывно читала молитвы и крестилась. Мне было забавно от того, что взрослая, как мне казалось, умная женщина верила в такие пустяковые обрядовые вещи. Она довела девочку до кабинета настоятельницы и оставила в коридоре, громко хлопнув дверью.
Мы остались сидеть на твёрдых, добротных, из тяжёлого дуба скамьях, покрытых лаком, казавшихся очень удобными. Мы молчали. Девочка совсем притихла и не решалась заговорить со мной, хотя изредка бросала на меня горящие взгляды и глазами как бы спрашивала «что сейчас будет».
Изгнание беса сейчас будет.
Чуткий слух демона уловил разговор двух женщин-монахинь за толстой дверью из сандала, наглухо, как им казалось, закрытой и не пропускающей ни единого звука. Но я слышал всё, и даже как муха бьётся о стекло окна в кабинете настоятельницы. Сегодня, прямо сейчас. Мне стало смешно, меня, как демона, веселили такие моменты в земной религии людей. Я думаю, вряд ли Создатель мог передать им такую дребедень для каждодневного исполнения и поклонения ему. Я, как демон, редко встречал настоящую горячую веру человека — всё меньше святых, всё больше порока.
— Нас с тобой разлучат? — наконец-то спросила Дженнифер, и её глаза наполнились слезами.
— Ты боишься не наказания, а разлуки со мной? — переспросил я, мои брови взметнулись от изумления, почувствовал сильное смятение.
Я растерянно молчал, а девочка пытливо смотрела мне в глаза, но мне казалось, что она видела моё нутро.
— Даже если и разлучат, я всё равно к тебе вернусь, — заверил её я, чуть задев вздёрнутый носик, приятное покалывание охватило и спину.
Дженнифер обняла меня и зарыдала. Я успокаивал её, перебирая между пальцами упругие кольца каштановых кудряшек. Когда вышла Агата с настоятельницей, девочка уже была полностью успокоенной и теперь с деланным ангельским личиком смотрела на женщин. Я еле сдерживался от хохота, увидев, как она хлопала глазками, переводя невинный взгляд с одной женщины на другую.
— Вы уверены, сестра Агата? — с сомнением в голосе проговорила мать-настоятельница, внимательно разглядывая «смирную овечку» Джен.
— Да, она давно вызывает у меня подозрение: хохочет сама с собой, разговаривает, она практически не общается со сверстниками, сегодня ругалась, как сапожник, и приложила одну нашу воспитанницу, да так профессионально, что я…
— Понятно, — прервала увлечённую тираду настоятельница. — Я распоряжусь приготовить всё необходимое, а вы идите в часовню.
Растерянный взгляд Дженнифер на меня. Я пожал плечами и ничего ей не сказал. Мне стало любопытно — возможно, сегодня я буду изгнан.
Мою девочку вели по узким тёмным коридорам, я следовал рядом, и гнев закипал во мне каждую секунду. Мне не нравилось, что Дженнифер плакала и была очень сильно напугана. И я не знал, как ей помочь. Это вводило меня в ступор, в вязкую растерянность, в бездействие, которое я не любил. Я привык действовать, обычно для этого мне требовались доли секунды, чтобы сообразить, как можно победить соперника, просчитать на три шага вперёд его тактику и на десять — свою. А здесь мне оставалось сдержанно смотреть и ожидать, я ничем не мог помочь Джен.
Её поставили перед аналоем на колени. Из притвора вышел седой священник и внимательно посмотрел на маленькую девочку. Он удивлённо перевёл взгляд на настоятельницу и монахиню Агату. Настоятельница с сомнением чуть пожала плечами, а в лице Агаты читалась непоколебимая решительность. Мужчина поджал губы и снова взглянул на Дженнифер. Она молитвенно сложила руки, и её изумрудные глазки наполнились слезами. Я изумлённо смотрел на неё и улыбался, она всегда восхищала меня. Я понял, что она будет до последнего тянуть с обрядом, думая, что это может навредить мне или разлучить нас. Моя девочка! Я ощутил внутри себя нежность… и сглотнул от осознания того, что незыблемые, казалось, суровые и непробиваемые стены мира внутри меня теперь пошатнулись под напором детской непосредственной безусловной любви Дженнифер ко мне. И поэтому я был готов действовать, по правде говоря, пока не знал, как именно.
Священник начал обряд, а я напряжённо ждал. Но он всё читал молитвы, а я видел, как растерянность и испуг во взгляде Дженнифер таяли, а на место им приходило ощущение абсурдности происходящего. Я видел, как её начало трясти от беззвучного смеха, и еле сдерживался: мне хотелось смеяться вместе с ней. Священник строго посмотрел на неё, и девочка под его взглядом немного умерила свой пыл, но её улыбка предназначалась мне, и спокойствие от осознания того, что я не исчезну, — тоже для меня. Уже совсем расслабленные, мы просто дожидались конца процедуры изгнания беса. После этого Дженнифер, как примерную католичку, причастили, и она снова была предоставлена сама себе. Правда, её шутливое настроения быстро испарилось.
Я проводил девочку на занятия, а сам остался ждать её возвращения в комнате. Вернулась с них она мрачная и грустная. Я еле дождался, когда наступит ночь, чтобы поговорить с ней, успокоить её. И вот остальные дети уснули, комната погрузилась в темноту, а освещением служил только тусклый фонарь на улице.