Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 68



— Как тут живут? — с отчаянием вскричала я поверх гула огненной стихии, задавая вопрос Джеку.

Тот невесело усмехнулся и ответил мне, слегка повернув голову:

— Тут не живут — существуют, коротают вечность те, кто нарушил законы Вселенной, это земля падших когда-то ангелов, ставших демонами, почерневшими от своей злобы, и отвергнутых душ, мучимых демонами.

Я вздрогнула от его слов, они стали для меня холодным душем. Потом он развернулся ко мне всем телом и пристально посмотрел:

— Ты знаешь, что ты сделала, девочка, придя сюда?

Я снова тяжело сглотнула и медленно в знак отрицания мотнула головой.

— Ты ещё раз доказала мне, что любовь есть, только она могла толкнуть тебя отправиться за падшим в ад, — он тяжело вздохнул и отёр пот со лба, его движения потеряли прежнюю суетливость и боязливость. Мне даже показалось, что он стал выше и стройнее. — Если бы моя подопечная так искала меня в своё время… — горькое сожаление в голосе, такое чёрное отчаяние и бесконечная боль, что моё сердце сжалось от печали.

Я подошла к нему, вложив свою узкую ладонь в его, и слегка пожала её, обхватив короткие толстые пальцы. Я не знала, что могло успокоить моего непутёвого ангела, в судьбе которого произошла трагедия, то, что убило в нем ангельское, убило в веру в самое светлое чувство, а значит, и его душу, оставив ему сожаление и обречённость. Он просто не знал, ради чего можно проживать каждый день своей бесконечности, отпущенной ему задумкой Творца.

Наконец он встрепенулся, как будто от чего-то очнувшись, белые крылья дрогнули, и он повёл меня по только ему, как существу другого порядка, известным тропам, пытаясь не наткнуться на извергающуюся временами вверх магму. Запах серы душил, и я прикрыла рот и нос ладонью, заметив, что вся пропиталась мерзостью этого места. Но мне так хотелось поскорее увидеть Сола, что это толкало меня упрямо идти вперёд за своим ангелом, игнорируя жар, запах, прочий дискомфорт. Через какое-то довольно-таки продолжительное время показалось, что мы заблудились: бесконечные переходы и дорожки, а мы всё шли и шли, и края я этому не видела. Но я смотрела на ангела и понимала, что он знает, куда идти, словно бы был тут уже и на своей шкуре испробовал существование здесь.

— Тебе знакомо это место, не так ли? — решилась спросить я.

Джек глянул из-за плеча и кашлянул.

— Да, — коротко произнёс он, дав понять, что не очень-то хочет говорить на эту тему.

И я замолчала, тем более мы увидели вдалеке здание, чёрное, как монолит, в котором не было ни окон, ни дверей, тянущееся бесконечно и дальше за горизонт. От него за версту несло концентрацией скорби и обречённости — сосредоточие этих чувств. Раскиданные по всему аду, как капли, здесь эти ощущения слились воедино. Мне хотелось выть от безысходности, и я ещё острее почувствовала своё одиночество, отчаянно захотелось увидеть Сола, обнять его, обвиться вокруг его тела и никогда не отпускать от себя. Стоило подумать о нём, как мне стало легче, чёрная пелена обречённости спала, и я смогла здраво мыслить.

— Что это за здание? — прошептала я, когда мы вплотную подошли к нему, в высоту оно также казалось бесконечным.

— Это тюрьма, великое сооружение великого Сатаны, его творение, которым он бравирует перед всеми и которое позволяет ему просить у Создателя бесконечные преимущества для своей адовой империи, — еле слышно проговорил Джек.

Я заметила, что он вздрогнул, и меня озарила внезапная догадка — ангел когда-то был здесь, поэтому так хорошо знал это место.

— Как мы попадём внутрь? — снова спросила я, вглядевшись в его мрачное лицо, таким суровым и трезвым я не видела его никогда, в этот момент я верила, что он ангел — воин света. — И как узнаем, что Солидафиэль здесь?



— Здесь, я чувствую его, — ответил Джек и чуть сжал мою ладонь, как будто оправдываясь, — а попасть внутрь мы сможем только тогда, когда я поменяю цвет моих крыльев.

Он оттолкнул меня от себя. Мужчина заметно задрожал, а его оперение стало иссиня-чёрным — передо мной предстал демон, демон Джек. Я ещё сильнее отшатнулась от него, а он улыбнулся.

— Джек, ты на самом деле демон? — осторожно спросила я, опасаясь приближаться, ещё сильнее запутавшись.

— Нет, — тихо проговорил он, боясь ещё раз испугать меня, — но мы можем менять цвет крыльев… на время…

— Это хорошо, потому что два демона на одну душу — не слишком ли? — сострила я, слабо улыбнувшись, и услышала усталый смех своего ангела.

Он подал мне руку и тихо прошептал:

— Ничего не бойся, никому не верь и не говори, пока тебя не спросят.

Неторопливым и печальным шагом мы продолжили своё движение к этому последнему мрачному приюту, к юдоли печали и обречённости, к месту, где сейчас томился Солидафиэль, мой любимый демон-хранитель.

Орфея и Эвридик. Часть вторая

Внезапно я почувствовал, что головная боль и звон в ушах прекратились так же резко, как и возникли. Подскочив на месте, начал метаться по клетке, как лев в неволе. Меня одолевали мысли, диапазон которых метался от того, что она опять вляпалась в неприятности с присущей Джен виртуозностью, до того, что я уже мог опоздать. Последнее меня крайне беспокоило, загоняло моё мышление в ступор, заставляло хаотично бредить наяву.

Глазами обвёл «привилегированную» камеру и от досады стукнул кулаком о решётку. Я бессилен, особенно в наручниках с нанесёнными на них пентаклями, с тайными заклинаниями, которые они содержали, как невидимыми путами сковавшими меня. Я всё сильнее погружался в отчаяние от того, что могло произойти с моей девочкой, пока пребывал здесь.

Я встрепенулся и приободрился, почувствовав приятное покалывание по всему телу. Как будто руки Дженнифер ласкали меня. Это обрадовало и ужаснуло одновременно. Обрадовало, потому что это означало близкое присутствие Джен, ужаснуло, потому что это означало одно — она умерла. Я простонал от бездействия: уж лучше бы находился в гуще событий, в самой её середине, в битве, среди вооружённых до зубов воинов, мог бы руками рвать их тела на части, упиваясь видом крови и своей силой, силой противников, мощью самой битвы. Но вынужден сидеть здесь и ждать милости от Сатаны и суда, который, конечно же, не поймёт и осудит. Добро и зло, ангелы и демоны, стороны перемирия. Никто ничего не соблюдал: ангелы грешили, демоны творили благие дела. Почти никто не придерживался общепринятых правил, разве что исключение мог составить ангел Федорио. То, что положение дел надо было менять, понимали все: и Творец, и дьявол. Только кто же захочет отдать свою власть? Вопрос всегда упирается в осознание того, что за этой системой стоят две силы, которые равны друг другу. Конечно, Создатель есть Создатель, и Сатана — такое же его творение, только отринувшее власть и отпадшее от божественной любви, тысячелетиями воевавшее и противостоявшее ему. Но бесконечно воевать, неся безмерные потери с обеих сторон, невозможно. Легионы ангелов и демонов сгинули. Небеса опустели. Почти. В ознаменование перемирия Сатана получил бескрайние владения и тюрьму для заблудших душ: своё ярмо и козырь одновременно.

Но у перемирия появилась ещё одна сторона: демоны и ангелы стали вступать в противоестественные их расам связи друг с другом, чего раньше не было. Перемирие наложило вето и сурово карало отступников. То же самое касалось и отношений с людьми.

И мы с Дженнифер тоже вне правил, и, как поступит суд, неизвестно. Так не должно быть, но случилось. Я любил её, хотя не знал этого чувства. Или всё же ведал? Память выхватила то, что вспомнилось мне, когда я впустил Джен в моё место: нежные руки матери и её белые крылья, крынка вкусного молока и тепло отчего дома, который в моём представлении являлся безжизненным. Почему крылья белые, и откуда моя уверенность в том, что эта красивая и добрая женщина — моя мать?

Я прикрыл глаза, ощутив, как покалывание стало сильнее. Мне оставалось только ждать — неизвестно чего, тому, кто привык действовать. Я потёр шрам на шее, всё-таки без привычных ремней было немного не по себе, но я знал, что больше их не надену по доброй воле, Джен освободила меня от них, приковав к себе посильнее, чем исполнение обязанностей хранителя, посильнее, чем сила наручников, сильнее всего, что знал. И я склонился перед её силой, которая пребывала в её хрупком существе. Я любил её и скучал по ней без меры.