Крепость

Разумеется, «несколько» минуток у меня имелось, потому что в своем графике я обязательно планировал такие вот «окна», чтобы находить время для подобных бесед — дело не срочное, нет смысла отменять или переносить совещание или встречу, но увидеться с каким-то человеком нужно.

Матушка заявилась в кабинет с охапкой газет. Я мельком посмотрел на них, узрел заголовки и понял, что это нечто иностранное, не для меня писанное.

— Скажите, сын мой! — торжественно обратилась ко мне великая княгиня. — Когда вы в последний раз читали французские газеты?

Я только вздохнул. Я и свои-то газеты читаю теперь нечасто, а уж французские, напечатанные на языке, который я не понимаю, так никогда. Английский-то бы ещё куда ни шло, так и то, с трудом.

Но вопрос великой княгини был риторическим, потому что она знала, что «дубль» ее настоящего сына в иностранных языках ни бум-бум.

— Матушка, а можно без таких длинных предисловий? — устало поинтересовался я. — В газетах опять ковыряются в моем прошлом? Дескать — обнаружены две бывшие любовницы русского императора, которым он не заплатил? Или арестованный торговец наркотиками сообщает, что продал тонну кокаина наследнику русского престола?

— Стала бы я обращаться к тебе из-за такой ерунды, — фыркнула Ольга Николаевна, изобразив обиду. — Может, вы все-таки предложите своей матушке сесть?

— Ольга Николаевна, ну сколько можно? — проскулил я. — Я же вам сто пятьсот раз говорил — если приходите ко мне в кабинет, так можно безо всяких церемоний.

— Нет, Сашенька, давай-ка с церемониями, как и положено. И что это такое — сто пятьсот раз? Таких чисел в природе не существует.

Эх, великая княгиня! Мало того, что воспитывает, так ещё и по мозгам ездит. Пришлось вставать, брать матушку под ручку, усаживать ее на стул.

— И что пишет французская желтая пресса? — вяло поинтересовался я.

— А как вы догадались, что это «желтая»?

— Так очень просто, — охотно пояснил я. — Будь это серьезные газеты — проправительственные, газеты партий, мне бы уже доставили экстракт — выжимку, с переводом на русский язык. А «желтую прессу» мой МИД не читает. — Подумав, добавил. — Между прочем, совершенно зря. Продажные газеты чаще всего и формируют общественное мнение.

— Здесь я с вами согласна, — кивнула матушка, переходя на вы. — Станете слушать или подождете экстрактов от дипломатов? Но дипломаты часто не доносят до сведения императоров так называемые мелочи, о чем потом жалеют.

— Так я же сказал — мои дипломаты, в отличие от великих княгинь, люди серьезные и дешевую прессу не читают, — хмыкнул я, позволив себе маленькую месть. — С другой стороны, вы ведь тоже, в какой-то мере дипломат?

— Ага, — кивнула матушка, не обидевшись на мой пассаж, потом спросила: — Ваше величество, вы слышали о завещании Петра Великого?

— О каком именно? — деловито уточнил я. — Если о том, что на смертном ложе Петр сказал — оставьте все… непонятно кому, так это нельзя назвать завещанием. Или о той фальшивке, что была состряпана в конце восемнадцатого века? Там и французы лапу приложили, и поляки.

— О той фальшивке, — подтвердила матушка.

— Все завещание Петра я дословно не помню, но кое-что в памяти отложилось, — сказал я.

Ещё бы все помнить! Я эту фальшивку изучал на втором курсе. Или даже на третьем? Сосредоточившись, стал цитировать, время от времени переходя на собственную речь:

— Поддерживать русский народ в состоянии непрерывной войны, чтобы солдат был закалён в бою и не знал отдыха. Пользоваться миром для войны и войной для мира в интересах расширения пределов и возрастающего благоденствия России. Что-то там ещё было, про вызывание военачальников из других стран, учёных, чтобы русский народ мог воспользоваться благами просвещённой Европы для осуществления своих целей.

Закончив, я посмотрел на великую княгиню, словно старательный школьник, ищущий в глазах строгой учительницы истории одобрения.

Вроде бы, во взгляде Ольги Николаевны что-то мелькнуло. Неужели дождался мысленной похвалы? Да быть такого не может! Но она уточнила:

— А ещё Петр Великий требует от наследников вмешиваться в распри Европы, особенно Германии, разделять Польшу, сеять в ней хаос и панику, влиять на сеймы, подкупать их для того, чтобы иметь влияние на выборы королей, проводить на этих выборах своих сторонников. Австрию поддерживать открыто, но втайне сеять там рознь среди славянских народов. Провозгласить себя защитником православных Речи Посполитой, Венгрии и Оттоманской империи с целью дальнейшего подчинения этих держав.

А самое главное — придвигаться ближе к Константинополю и Индии, потому что их обладание означает владение миром.

— А после того, как Индия будет захвачена, Османская империя повержена, разделить мир между Францией и Германией, но готовится к нанесению удара по Европе, — подхватил я.

— Именно так, мой дорогой сын, именно так. Вы помните, что фальшивое завещание Петра было использовано Наполеоном перед вторжением в Россию?

Про это я помнил. Французский император, чтобы оправдать свое вторжение в Россию, приказал написать целую книгу, в которой на два листа фальшивого завещания пришлось около двухсот страниц подробнейших комментариев. А потом англичане радостно подхватили идею. Вначале перепечатали французскую книгу, а потом написали с десяток своих. Кажется, до сих пор что-то пишут, переиздают. А то, что это подделка — кому какое дело?

— И что, французские газетенки отыскали фальшивое завещание Петра, стряхнули с него пыль, а теперь опять впаривают обывателю? — поинтересовался я.

— Впаривают? Александр, сколько вам можно говорить, чтобы не использовали ваш дурацкий сленг! Наверное, сто пятьсот раз!

— Сленг, сударыня, штука заразная, — улыбнулся я.

— Верю, — вздохнула матушка. — Я давеча была при дворе у вдовствующей императрицы, сказала какой-то фрейлине — мол, жесть, а та, выражаясь вашим языком — села на задницу и чуть ли кипятком не описалась.

Не стал говорить великой княгине, что «писают кипятком», если злятся, а какой-то там фрейлине злиться на вышестоящую особу не с руки. Ишь, нахваталась великая княгиня словечек. И где, интересно? Я, вроде бы, жаргон не использую. Или использую? М-да… Я же в школе работал, ругал деток за жаргонизмы, сам всегда следил за своим языком, а здесь — на тебе, лезет.

— А если серьезно, — продолжила матушка, — то в нескольких французских газетах — бульварных, но тем не менее, читаемых, пишут, что журналистам удалось раздобыть секретный документ, принадлежащий уже новому императору — Александру Четвертому. Некая инструкция своим войскам на случай истощения сил Германии и Франции.

— То есть, я уже примеряю на себя мысли умной обезьяны?

— Умная обезьяна? — переспросила матушка. — Да, помню. Примерно так.

Про мудрую обезьяну она знает. Как-никак жила с мужем на Востоке. Это о битве двух тигров, которые смертельно ранят друг друга, погибнут, а мудрая обезьяна, наблюдавшая за схваткой с дерева, пожнет плоды.

— Значит, французов убеждают, что после войны с Германией, когда их силы истощатся, на них нападет Россия?

— Совершенно верно, — кивнула матушка. — Давайте я вам зачитаю вашу инструкцию.

Ольга Николаевна тряхнула газетой, поднесла ее поближе к глазам и прочитала:

— В тоже самое время, когда наша сухопутная армия начнет топтать австрийские поля и германские пашни, два огромных флота выйдут из Азовского и Черного морей, а ещё два из Архангельского и Балтийского. Наши армии и флот выйдут вперед, пересекут Средиземное море и Индийский океан, а потом вторгнуться во Францию и в Германию…

— Стоп-стоп. Это я такое писал? — перебил я матушку. — Кажется, с французским у меня плохо, но географию-то я знаю. Зачем отправляться в Индийский океан, чтобы вторгнуться в Европу? И откуда мы станем плыть? Из Архангельска? В принципе, возможно, если ледоколы пустить, но затратно. И армию — тоже по морю двину?

— Саша, это мы с тобой географию изучали, а французский обыватель ее не очень знает. Думаешь, он смотрит на карту? Зато написано красиво. А Средиземное море под боком, а оно с Черным сообщается. Вот это французы знают. На Средиземном море у французов колония, что по территории всей Франции стоит, если не больше. Нет, больше. Алжир, если я правильно запомнила, почти в четыре раза больше Франции.