Страница 53 из 76
А потом, вместо пауков и пульсирующего сердца, я увидел морской берег, пологий, песчаный, усеянный костями. И не только костями — на некотором расстоянии виднелось мертвое тело, еще не успевшее превратиться в скелет. Длинное, змееподобное, напомнившее мне ветси. Из песка рядом с ним поднимались каменные корни, на удивление маленькие, вырывали из тела куски и утаскивали под землю.
Звук волн, бьющихся о берег, изменился, море вскипело множеством тел, таких же длинных и змееподобных, как и мертвое тело на берегу, только в разы меньше размером, а потом эти существа выбросились на берег.
О, это и были сирены?
Я пригляделся внимательней. Змееподобной, с хвостом, напоминающим рыбий, была только нижняя часть существ, а вот верхней частью они походили на людей — вполне человеческое туловище, руки, голова, волосы — все как положено, разве что между пальцев виднелись перепонки, на шее трепетали жабры, а кожу то там, то здесь пятнала россыпь цветной чешуи. Но почему они были такими крохотными?
Оказавшись на берегу, сирены начали изменяться — их хвосты укоротились и распались на две половинки, превратившись в нормальные человеческие ноги; перепонки, жабры и чешуя исчезли. Теперь они выглядели как обычные голые люди, взрослые мужчины и женщины, со всеми полагающимися признаками. Только вот были они размером с котят…
Или нет?
Ну конечно же нет!
Все дело было в перспективе. Я же смотрел на происходящее глазами Башни — ну или что там ей заменяло глаза — а она, из-за своего размера, все воспринимала иначе, чем человек. Значит, и корни были совсем не крохотными, и сирены, скорее всего, размером не отличались от людей, а мертвая туша на самом деле в высоту превосходила четырехэтажный дом, а в длину тянулась на сотни шагов.
Сирены между тем кинулись к телу чудовища и принялись отрывать от него куски мяса и торопливо пожирать. Зубы у них оказались все же не такими, как у людей, а острыми, треугольными, и даже, кажется, шли больше, чем в один ряд. Откуда-то я знал, что подобное строение зубов было у акул.
Я почувствовал исходящее от Башни негодование, а потом из-под песка вылетели корни и обвились вокруг ближайших сирен с явным намерением раздавить их и утащить под землю, как прежде Башня делала с людьми. И тут же воздух разрезал крик, с каждым мгновением становящийся все более пронзительным, громким, невыносимым — его издавали остальные сирены, еще не схваченные Башней.
Если бы я мог, я зажал бы уши руками, но здесь и сейчас было лишь мое сознание и звук проходил ко мне через восприятие Башни.
Корни, уже обхватившие сирен, замерли, и те, живые, хоть и окровавленные — по краям корней-щупалец шли острые зубы-крючья — начали вырываться.
Звук изменился, стал глуше, тише, проникновеннее. Я ощутил, как Башня задрожала, корни, держащие сирен, расслабились, и те, наконец, оказались на воле.
В то же мгновение звук изменился вновь — теперь он был песней моря и стоном ветра, криком чайки, потерявшей свое гнездо, и стоном умирающего чудовища, напевом нежной арфы и последней колыбельной. Он звал и звал, умоляя прийти, спасти и помочь, и отказать ему в этом казалось немыслимой жестокостью…
Я не знал, как долго длился призыв, время будто потеряло смысл, все в мире будто потеряло смысл, все, кроме этого звука. Потом я увидел, как далеко в море вода закипела белым бурунным следом, и в песню сирен вплелись нотки радостного ожидания. Чем ближе след оказывался к берегу, тем больше радость вытесняла печаль. А потом из воды вылетели щупальца — многочисленные, каждое длиной с мертвую тушу, лежащую на берегу, обхватили ее и потащили в воду. Песня поднялась в крещендо, торжествуя, а потом начала медленно стихать по мере того, как туша исчезала в воде.
Корни Башни лежали на песке, и только слабое подергивание их кончиков выдавало, что принадлежат они живому существу. Сирены, дождавшись, когда щупальца неведомого морского монстра полностью скроются из вида, тоже кинулись к воде, прыгая в нее и на глазах меняясь, вновь обретая свои змеиные хвосты, плавники, чешую.
Корни Башни зашевелились, но как-то бесцельно, будто она еще не до конца пробудилась ото сна или же не до конца вышла из ступора. Зашевелились, качнулись в воздухе, будто ища добычу, которой здесь больше не было.
Песня сирен уже стихла, но сами они еще не уплыли в море, плескались в прибрежных волнах, поглядывая на корни Башни. Вот одна из них выпрыгнула из воды, извернулась в воздухе, будто выписывая раздвоенным хвостом какой-то знак, и громко насмешливо застрекотала. Башня очнулась окончательно, корни заметались по берегу, ища, чем бы бросить в насмешницу, но не нашли ничего, кроме песка. Еще несколько сирен так же выпрыгнули из воды, стрекоча, визжа, посвистывая, а потом всей группой поплыли прочь, вслед за удаляющимся белым буруном.
Я мысленно встряхнулся — песня, хотя стихшая, будто продолжала звучать у меня где-то внутри — и заставил себя заговорить:
Мелкий⁈
Я вспомнил его щупальца, каждое длиной больше сотни шагов. Если такая тварь считалась недорослем, то насколько же велика будет взрослая особь? Потом в памяти всплыло воспоминание об императорском торговом флоте, о котором я читал в газете. Как люди решались выходить в море, в котором водилось
Так, ладно, пока что это было неважно. Я проверил то, что хотел, и даже стал свидетелем тому, чему не планировал становиться.
Я на это лишь хмыкнул, и Башня жалобно вздохнула.
Вернуться назад, в свое тело, получилось даже быстрее, чем прежде добраться до Башни. Как она это назвала? Проекция сознания? Надо будет запомнить.
Я открыл глаза — в комнате ничего не изменилось, разве что свеча прогорела на половину. Отлично. Хватит с меня на сегодня новых впечатлений!