Этажи

Оранжевая вспышка впереди – аварийный сигнал шахты и наше спасение. Я успел забыть, что кабина ниже, влетел на полном ходу, едва не разбив головы себе и своей ноше.

Дима со Славкой кричали сверху. Оказалось, мальчик уже успел подняться самостоятельно. Детей легко напугать придуманными страшилками, но куда более очевидных опасностей, вроде большой высоты и расшатанной лестницы, они порой будто не замечают.

Лезть обратно оказалось проще, чем спускаться. Даже со вцепившейся в спину девчонкой, крепко привязанной ко мне веревкой. Хрупкое Катино тельце, почти невесомое на руках, к середине подъема отчетливо дало о себе знать. То ли тяжесть в мышцах и сильнейшая одышка отвлекали от пропасти за спиной, то ли засевший в ушах стук невидимого мяча гнал выше похлеще тревоги Самосбора.

На четвертом этаже стук остался – то била кровь мне по вискам. Как только Димка поднял нас и отвязал ребенка, я лег на месте, прямо на грязный пол. Прислушивался, как боль от спины и плеч растекается по всему телу.

Рядом сидел Слава, он больше не плакал. Обнимал сестру, покачивая. Катя не сопротивлялась, лишь молча оглядывалась по сторонам. Мальчик снова качнулся, из его кармана выпало, звякнув об пол, что-то металлическое.

– Это что такое? – Дима поднял жестяную банку, покрутил в руках. – Липкая какая. В солидоле, что ли?

– Мы внизу нашли, в комнате. Там таких до потолка! – Славка даже руки вверх вытянул.

Я приподнялся, чтобы лучше осмотреть находку. Этикетки не было, лишь выдавленная на металле надпись:

ГОСТ 5284-84/4

III

«ВСТУПАЙ В РЯДЫ ЛИКВИДАТОРОВ! БУДЕМ БОРОТЬСЯ С ПОСЛЕДСТВИЯМИ САМОСБОРА ВМЕСТЕ!»

Человек в противогазе одной рукой держит рукоять огнемета, другой прижимает к себе растрепанную девчушку. Никто никогда не видел людей, развешивающих плакаты, листовки, подбрасывающих буклеты. Равно как никто не знает их художников. Новые листы появляются регулярно, а старые не снимают, пока рисунок не выцветет настолько, что его уже нельзя будет прочесть. Или пока хулиганы не пустят на самокрутки.

Этот появился на лестничной клетке совсем недавно, и теперь каждый день мне придется встречаться с нарисованным бойцом Гигахруща. Образом защитника и палача.

Ноги гудели после рабочей смены. Впереди еще несколько часов перед ящиком, еда и сон, чтобы завтра все повторилось. Ход вещей, который ничем не изменить, даже след вчерашних событий померкнет в наших головах под гнетом рутины.

Мать спасенных сбивала колени о драный линолеум прихожей, пыталась поймать наши с Димкой руки, чтобы осыпать поцелуями. Отец минут пять ломал мне кости крепким рукопожатием, позже он занес блок папирос и пол-литра разведенного спирта, который выдают всем работникам реактора. Пить сложно, но всяко лучше, чем бодяга Вовчика.

Славка сказал, что, когда вырастет, хочет быть храбрым, как дядя Сергей. А мне, храбрецу такому, хотелось сбежать от всех на четвертый, к своему подоконнику. Припасть щекой к окну, выдавить лицом холодное стекло…

– Это что, тушенка? – Дима пялился на вскрытую ножом банку. Находку брат решил оставить себе, здраво рассудив, что странные жестянки детям ни к чему.

О тушенке мы слышали лишь в детстве из баек стариков, но мало кто верил, что она действительно существует.

– Это можно есть? – Я осторожно ковырнул рыжеватую массу. Желудок заурчал, поддакивая: нужно.

Четверо за одним столом: мы с братом, тетя и Алина; словно адепты тайного культа, слепые фанатики, жадно тянущиеся к лику своего божества, мы с той же жадностью вдыхали запах мяса, рассевшись вокруг открытой баночки. И, кажется, прошла вечность, прежде чем один из нас решился протянуть ложку.

Пока Ира отсыпалась после суток, а Вова дрых после очередной попойки, пока в квартире напротив счастливые родители укладывали спать вернувшихся детей, а весь этаж проверял надежность гермозатворов перед сном, мы смаковали каждый кусочек из такой маленькой для четверых баночки, пока на жести не осталось даже крошечной капли жира.

Вчера мы пили спирт и заедали тушенкой. И, готов поклясться, в глазах каждого читалось нечто большее закореневшей тоски.

…Этаж встретил запахом и шипением сварки. Я обогнул шахту лифта: на закрытых дверях висела табличка «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Подумал, что на остальных этажах, скорее всего, то же самое, и с содроганием погнал от себя мысль – табличка не остановит нечто, если оно захочет выбраться.

За углом сварщик в маске и рабочем комбинезоне приваривал железный щит к нашему АВП-11 – аппарату выдачи пайков. Неподалеку прислонился к стене щуплый мужичок с редеющими волосами, зачесанными назад. На вороте его кожанки поблескивал значок со скрещенными молотом, серпом и штыком.

Сотрудника ЧКГХ – Чрезвычайного Комитета Гигахрущевки – желаешь встретить на своем этаже в последнюю очередь. Еще меньше – у себя на пороге. К счастью, в действительности мало кому доводилось увидеть чекиста, но, благодаря дурной славе, слышал о них каждый.

Взгляд мужчины из цепкого стал насмешливым, словно поддразнивая: «пройдешь мимо, трусливо уткнувшись в пол, или осмелишься спросить?».

– Что происходит? – решился я.

– Временная мера. – Тонкие губы незваного гостя растянулись в улыбке. – Этаж лишается доступа к продовольствию.

– По какой причине? – удалось выдавить с хрипом, во рту разом пересохло. – И насколько временная?

– Семисменки две, думаю, хватит. А вы, случайно, не из жилой ячейки сто сорок шесть, дробь четырнадцать ноль восемь? Дмитрий, верно?

– Сергей. Дима – мой брат.

– Ах да, верно! – Мужчина хлопнул себя по лбу. – Дима выше, шире в плечах, да и волосы его светлее. Родинка на шее… как я мог перепутать?

Он играл со мной, хотел продемонстрировать осведомленность.

– Единственная коммуналка на пятьдесят этажей, подумать только! Не тесновато? Соседи не беспокоят?

– Все хорошо, спасибо, – процедил я, не отводя взгляд. – Вы не ответили на второй вопрос.

От собственной наглости подгибались колени, но чекиста, кажется, она лишь забавляла.

– Причину вы сами знаете. Знаете ведь? Вижу, что догадались. – Он в один миг подобрался, и от его голоса потянуло холодком. – Были нарушены условия карантина. Кто-то спустился в шахту. Кстати, не поделитесь, кто бы это мог быть?

Я молчал и лишь задавался вопросом: как? Не то чтобы доносы считались редкостью, ради усиленного пайка люди порой готовы заложить даже членов семьи, но тяжело осознавать, что крысиные лапки скребут именно на твоем этаже.

– Не мучайте себя подозрениями. – Кожанка словно читал по моему лицу. – Их мать сегодня отвела детишек в медблок, проверить состояние. Там она очень убедительно врала, что не знает, как дети выбрались из шахты. Мальчик утверждает, что поднялся сам, девочка молчит. Но я нахожу это очень подозрительным. Итак, мне спросить снова?

В его руках блеснул портсигар.

– Понятия не имею. – Я пожал плечами. – Никого не видел.

– Спички не найдется? – спросил чекист с зажатой в зубах папиросой.

Я демонстративно похлопал себя по карманам, в штанах брякнул коробок.

– Нет.

Увидь Полина мои глупости, надавала бы по шее.

– Жаль. – Папироса вернулась в портсигар.

– Что сказали в медблоке? О детях.

– Первичный осмотр не выявил отклонений. Осталось дождаться анализов. В интересах всего этажа, чтобы с ними все было в порядке.

– Но если с детьми все хорошо…

– Доподлинно мы этого не знаем. Последствия Самосбора могут проявляться по-разному.

– Но если будет все хорошо, то в чем проблема? Им нужна была помощь, работники не стали бы таким заниматься, ваши ликвидаторы тоже…

– Я все понимаю. – Он примирительно поднял руки. – Видите ли, с одной стороны, спасителей надо представить к награде. С другой стороны, за нарушения подобного рода ставят к стенке. В любом случае данный инцидент не может остаться без внимания. Пока обойдемся средней мерой.