Страница 90 из 136
Об ужинах, что доставляли с королевской кухни, и служанках, приходивших каждое утро, ведь королева и в заключении должна выглядеть соответствующе высокому своему положению. О черточках на сыром шелке, которыми Катарина пыталась считать дни. О вещах… их принесли по первой же просьбе, и это испугало, пожалуй, больше визита палача. Будто она, Катарина, взяла и бездумно потратила последнее свое желание.
Нет, об этом она промолчит.
— Потом… когда Генриха не стало… я знаю, были те, кто все же требовал моей казни. Не потому, что верил в мою вину, но лишь желая избавиться от… сложностей в наследовании. Но тут уж отец запретил. А потом появился Джон. Он пришел ко мне и сказал, что я могу быть свободна. Что суд состоялся. И клеветники наказаны, а я… я могу взять и вернуться во дворец. Правда, придется носить траур.
Кайден обнял ее.
И коснулся губами шеи, осторожно подул, что было и щекотно, и приятно. И не спросил, стала ли она любовницей Джона, хотя вопрос этот явно его мучил.
Не только его.
— Нам предстояло продемонстрировать единство. Мы оба шли за гробом короля. И рука об руку стояли в часовне. Мы появлялись вместе на Совете. И я во всем поддерживала Джона, потому что ему нужна была поддержка, как и мне. Союз слабых.
— Разве королем может стать слабый?
— Выходит, может, — Катарина никогда не задумывалась над таким вопросом. — Но Джон быстро завоевывал людей. Он как-то сумел примирить и давних врагов, и разрушить слишком опасные союзы. Он подмял Совет, а тот и не заметил… Это заняло время. Но он стал настоящим королем.
— А ты?
— А я… я вновь всем мешала.
И наверное, сложно объяснить, чем именно, потому что Катарина сама не до конца понимает. Просто… так сложилось.
— Мы не были любовниками, — Катарина потянулась к воде и, преодолевая безотчетный страх свой перед коварством этой стихии, коснулась ее пальцами. — Могли бы стать, пожалуй. Определенно могли бы… в других обстоятельствах. Но Джон достаточно осторожен, чтобы не плодить бастардов.
Это просто вечер такой.
И возможно, Катарине нужно кому-то рассказать, кому-то, кто умеет слушать и не пытается выразить ни сочувствия, ни осуждения. Она коснулась запястья левой руки, позволяя силе проснуться, а с ней и узорам, которые проступили сложными завитками. Сперва вспыхнул рунный браслет, за ним потянулись тонкие цепочки вторичных структур, переплетаясь между собой. И темно-синий, будто вдавленный, рисунок больше не казался уродливым.
Кайден подался вперед. И пальцы его стиснули руку чуть ниже локтя, развернули.
— Кто это сделал?
— Придворный маг…
Ноздри Кайдена дрогнули. Он смотрел на узоры с таким выражением лица, что…
— Отец придумал. Генрих поддержал. Он полагал, что я слишком слаба и поэтому не способна зачать ребенка.
Кайден коснулся руки губами и отпустил.
— Никто не осмелился сказать ему правду, что дело не во мне… а Джон… Джон понимал, что против этого, — Катарина высвободила руку, — любые способы бессильны, что, если я забеременею, случится скандал. И ему придется жениться на мне… или признать ребенка, а потом… потом, когда появятся другие, от законной жены и королевы, может возникнуть нехорошая ситуация.
— Убрать? — тихо спросил Кайден.
— Не знаю. Я пыталась разобраться… я училась, пусть и без учителей, но как могла… но придворный маг был хорошим мастером.
— Был?
— Его казнили. Когда Генрих слег, он решил, что отравлен. Генрих был довольно мнительным человеком. А маг не виноват, он лишь делал что приказано.
Но кажется, у Кайдена было свое мнение на этот счет. А на плечи Катарины упал теплый плащ, в который ее завернули, и притянули, и обняли, лишив возможности двигаться.
— Я тебя поймал.
— Поймал, — согласилась она. — И… что мы будем делать дальше?
— Не знаю, — Кайден поднял ее на руки, а затем усадил на колени. — Сидеть?
— И только?
— И только.
— Ты тоже не хочешь плодить бастардов? — наверное, не стоило бы говорить, но в кои-то веки Катарина ощущала себя в достаточной мере свободной.
Кайден ответил не сразу. Но все же ответил:
— Я не хочу тебя оскорбить.